Марк Валентайн - Невероятные расследования Шерлока Холмса

— Будь моя воля, доктор, вы меньше изучали бы то, как мы запоминаем, и не восхищались удивительной памятливостью. Вместо этого вам бы стоило разобраться с механизмом забывания.

Он прикрыл глаза и поудобнее устроился в кресле.

— Память не чудо, доктор Рис, и никакое не благо.

Джон поморщился, пытаясь забыть тот страшный день и запахи, приглушенные отбеливателем и щелоком.

— Память — проклятье.

Наоми Новик — автор бестселлеров из серии «Отчаянный» («Temeraire»): «Дракон его величества» («His Majesty’s Dragon»), «Нефритовый трон» («Throne of Jade»), «Black Powder» и «War Victory of Eagles». Питер Джексон, режиссер «Властелина колец», решил экранизировать всю серию целиком. «Дракон его величества» стал финалистом премии «Хьюго». Кроме того, Наоми Новик — лауреат премии имени Джона В. Кэмпбелла, вручаемой лучшему начинающему писателю-фантасту, премии «Локус» и премии Комптона Крука за лучший дебютный роман. Ее малая проза публиковалась в антологиях «Fast Ships, Black Sails», «The Naked City» и «Zombies vs. Unicorns».

В 2009 году молодой миллионер по имени Маркус Шренкер прыгнул с парашютом с летящего на автопилоте самолета, который впоследствии разбился в пятидесяти ярдах от жилого района во Флориде. Шренкер явно рассчитывал, что аппарат долетит до океана и сгинет навеки: он пытался инсценировать собственную смерть и так решить личные финансовые и юридические проблемы. Многих шокировал безрассудный эгоизм молодого человека, но, как ни крути, банальным его план не назовешь. Правда, в итоге Маркус подвел сам себя.

Разумеется, в оригинальности инсценировки собственной смерти никто не сравнится с Шерлоком Холмсом, который после мнимой гибели у Рейхенбахского водопада несколько лет странствовал по миру и скрывал свое спасение даже от доктора Ватсона. Многие читатели задавались вопросом: почему Холмс не послал другу весточку и не успокоил его? Ответом может стать следующая история, в которой наша старая знакомая выскажет свое мнение о периоде жизни Холмса, проведенном в бегах.

Почту принесли в восемь утра. Первым газету взял Годфри, чтобы прочесть ее до ухода на службу. «Моя жена — сокровище, ее не нужно развлекать за завтраком», — любил говорить он своим друзьям, хотя точнее было бы сказать, что Ирэн не требовались развлечения, которые Годфри мог устроить за завтраком, соответствующим этому названию с большой натяжкой.

Попроси Ирэн дать ей часть газеты, Годфри, естественно, выполнил бы ее просьбу, но затем потребовал бы листы обратно — мол, хочет дочитать статью до конца. Поэтому проще было потерпеть: пусть Годфри проштудирует газету целиком, а Ирэн спокойно позавтракает, размышляя о планах на день и о садике, украшавшем их коттедж. После ухода мужа у нее будет достаточно свободного времени.

— Шерлок Холмс погиб, — объявил Годфри, прежде чем кухарка принесла яйца, — на Рейхенбахском водопаде.

Ирэн рассеянно пробормотала что-то вроде: «Ужас!» и «Какая жалость!», а когда Годфри ушел, трижды перечитала заметку — один-единственный параграф о знаменитом детективе, ставшем последней жертвой гения преступного мира, и о его давнем компаньоне, вещавшем с места трагедии. От перечитывания короткая статья длиннее не показалась. Ирэн запомнила ее наизусть — годы зубрежки либретто сделали свое дело, — но оставлять газету на столе все равно не хотелось, выбросят же. Поэтому она унесла газету к себе в комнату, спрятала в письменный стол и вышла в сад к своим розам. Двадцать минут спустя вернулась, еще раз перечитала статью и выскользнула на парадное крыльцо.

Соседские мальчишки знали Ирэн: однажды мяч случайно выбил ее окно. Мяч она вернула и мягко попросила больше в ее окна не целиться. За несколько пенсов мальчишки с удовольствием согласились ей помочь и рассыпались по городу в поисках новостей и слухов. Через час Ирэн получила довольно мятый экземпляр «Стрэнд», со страниц которого вещал доктор Ватсон. В его словах чувствовался и наигранный драматизм, и неподдельное горе.

На следующее утро за завтраком Ирэн снова пробежала глазами статью, а Годфри, сидевший напротив, читал свежую газету.

Причин волноваться не было — Ирэн не видела Холмса целых два года и, в общем-то, не знала его. Да, однажды он под видом священника проник к ней в дом, чтобы выкрасть фотографию, но разве это повод для нежных чувств? Если только для удовлетворения собственного тщеславия. Ведь она одолела достойного соперника. История о том случае — разумеется, Ирэн ее прочла — вышла очень лестной. Впрочем, обожателей у нее и так достаточно, еще один совершенно ни к чему, даже тот, кому ее фотография дороже изумрудов. Так или иначе, Холмса больше нет.

Тем не менее журнал «Стрэнд» отправился в ящик стола, где уже лежала газета.

В последнее время ее утренние часы мало отличались друг от друга — немного работы по дому (больше их маленькому коттеджу не требовалось) и в саду, несколько телефонных звонков. Брак не сделал Ирэн совершенно добропорядочной и уважаемой, но соседи вполне могли заводить с ней знакомство, которое гарантировало им каплю славы за чужой счет. Так приятно на приеме или на балу шепнуть друзьям: «Да, это та самая…»

Ирэн старалась не думать плохо о милых, но недалеких дамах, которые время от времени ее навещали. И обычно не делала этого. Им нравится сплетничать? Пусть сплетничают, не жалко! Главное, что они добрые. В прошлом году она болела (разве это слово передает опустошивший ее кошмар?), и невыплаканные слезы жгли глаза. Ирэн не хотела плакать перед деловитым доктором, прятавшим от нее взгляд и говорившим Годфри, смывая с рук кровь: «В ближайшее время вам нужно соблюдать осторожность и не предпринимать новых попыток».

Тогда соседки проявили к ней доброту, а не ограничились вежливым сочувствием. Первые дни Ирэн не могла думать ни о чем другом, но свежая еда и чистое белье в доме не переводились. Миссис Лидгейт и миссис Дэрроу каждое утро приходили с вышивкой и часами сидели в залитой солнцем гостиной с квадратными окнами. Неделю спустя они попросили Ирэн спеть. Посредине арии «В полуночной тишине» [34] Ария Розины из оперы «Севильский цирюльник» Джоаккино Россини. она осеклась, склонившись над фортепиано, а соседки, как по команде, заговорили о служанках и обсуждали их ненадежность, пока Ирэн не взяла себя в руки.

Презирать соседок она уже не могла: в отличие от благосклонности коронованных особ, их доброта оказалась настоящей. Теперь она знала, чего стоят такие ценности, — во всяком случае, ей так казалось. Однако на этой неделе Ирэн с трудом подавляла раздражение. Она не следила за разговором в салоне миссис Уэссекс, пока кто-то осторожно не спросил: