Марк Валентайн - Невероятные расследования Шерлока Холмса

— Как доктор, вы, сэр, наверняка меня понимаете.

Последней в гостиную вошла Нетти Принс, преемница Люси, новая личная служанка мисс Кастон. В этом доме она жила всего несколько месяцев.

Нетти разговаривала вежливо, не смущаясь, и, к удивлению Холмса, обращалась с ним как с сообразительным полицейским.

— Ваша хозяйка справедлива по отношению к вам? — сразу спросил мой друг.

— Да, сэр, очень справедлива.

— Жалоб нет?

— Ни единой, сэр. На прежнем месте хозяйка была вспыльчивая, а мисс Кастон никогда из себя не выходит.

— Но вы ее не любите?

Нетти Принс удивленно подняла глаза:

— Сэр, любить хозяйку совершенно не обязательно. Главное — по возможности угождать. Она это по-своему ценит.

— Верите, что одинокие женщины из рода Кастон прокляты?

— Я и пострашнее сказки слыхала.

— Неужели?

— Мисс Кастон проклятия не боится. Думаю, сэр, она справится с любым мужчиной — хоть с убийцей, хоть с вором, хоть с призраком. Ее бы сам сэр Хью де Кастон побоялся.

— Почему вы так думаете?

— О своем прошлом хозяйка не говорит, но чувствуется, что в люди она выбралась только благодаря мозгам. Женоненавистника она не потерпит. Мисс Кастон очень умная.

— Тем не менее она вызвала меня.

— Да, сэр. — Нетти Принс потупилась. — Хозяйка рассказывала о вас, сэр, и я поняла, что вы важный джентльмен и тоже очень умный.

— Однако?

— Не понимаю, зачем она вас вызвала, сэр. Зная хозяйку, я думала, что она раздобудет пистолет или кинжал и даст бой кому угодно!

— Так что, Ватсон? — спросил Холмс, когда мы снова остались в гостиной одни.

— По-моему, последняя девушка, Нетти Принс, абсолютно права. Мисс Кастон — женщина необыкновенная. Храбрая, как львица.

— Но при этом бесчувственная эгоистка. Черствая и нетерпимая к слугам. Что-нибудь еще вас удивило?

— С именами странно получается.

Холмс повернулся ко мне:

— Просветите меня, Ватсон, будьте так любезны.

— На снегу буквы ЭНРУ. А здесь у нас Нетти, Рейнольдс и Вайн.

— А первая Э?

— Вероятно, сама Элеонор Кастон.

— Вы так считаете? А как насчет сходства фамилий Касл и Кастон? Или, например, Кастон и Ватсон? Только первый слог не совпадает. А ваша фамилия и фамилия нашей замечательной хозяйки заканчиваются на «сон».

— Холмс!

— Дорогой мой Ватсон, вы все усложняете. Подумайте еще раз.

Я подумал и покачал головой.

— ЭНР — сокращенная форма имени Элеонор: Э — в начале, Н — посредине, Р — в конце.

— Но еще есть У, Холмс.

— Буква У — условная, потому что на самом деле это римская цифра пять. Предупреждение о пяти опасных днях, или что мисс Кастон станет пятой жертвой проклятия. Та же цифра написана на стене кабинета, который я намерен сейчас осмотреть.

Мисс Кастон еще не легла. Пожалуй, удивляться не следовало, однако она не задала ни единого вопроса, появившись в коридоре второго этажа, тускло освещенном газовыми светильниками.

— Кабинет здесь, — проговорила Элеонор, открывая дверь. — Минуту, сейчас зажгу свет.

Мисс Кастон переступила порог, чиркнула спичкой, и свет лампы выхватил из мрака ее точеную фигуру. Когда Элеонор подняла лампу, ярко вспыхнуло кольцо на указательном пальце правой руки. Драгоценный камень квадратной огранки я сначала принял за бледный сапфир.

— Вот она. Мистер Холмс, доктор Ватсон, вам видно?

На оштукатуренной стене, почти полностью закрытой книжными полками, выше человеческого роста нарисовали крупную красную пятерку.

— Видно. — Холмс подошел к стене и взял стремянку, с помощью которой мисс Кастон, вероятно, доставала книги с верхних полок. Он поднялся по ступенькам и внимательно осмотрел цифру. — Можно лампу поближе? Благодарю. Мисс Кастон, у вас чудесное кольцо.

— Да, в самом деле. Кольцо досталось мне от тети и было велико, но в Лондоне его подогнали под мой размер. Это голубой топаз. Меня, мистер Холмс, завораживает то, что на вид одно, а по сути — совсем другое.

— Ватсон, где вы? — (Я подошел поближе.) — Взгляните.

Пятерку нарисовали довольно крупно. Кое-где образовались потеки, похожие на окровавленные шипы. Холмс не сказал ни слова и спустился на пол.

— Это краска? — спросил я.

— Скорее, чернила.

Мисс Кастон кивнула и жестом указала на письменный стол. Там среди книг и газет стоял пузырек.

— Это мои чернила. Чем писали, тоже ясно, — тем канцелярским ножом.

— Да, на нем пятно. И еще одно на промокательной бумаге, куда нож положили.

Холмс подошел к окну и отодвинул бархатную портьеру. На улице опять шел снег. Мой друг распахнул окно и выглянул в мерцающий мрак.

— Кое-где плющ оторван от стены, — объявил он и высунулся чуть дальше. Снег залетал в кабинет и падал на пол. — А ниже он, как ни странно, цел. — Холмс выпрямился, лампа осветила его суровое лицо и блестящие глаза. — По-моему, незваный гость проник сюда с крыши, а не из сада. Один сук почти касается окна, но он очень тонкий.

— Этот человек — акробат! — воскликнул я.

Холмс отодвинулся от раскрытого окна.

— Или настоящий смельчак, — добавил он.

Побледневшая мисс Кастон смотрела на окно, пока Холмс не задернул портьеру. В кабинете стояла такая тишина, что тиканье часов на каминной полке казалось очень громким.

— А сейчас спать! — велел Холмс. — Завтра, мисс Кастон, будет тяжелый день.

Элеонор выглядела такой несчастной, что я проговорил, когда Холмс вышел из кабинета:

— Выспитесь хорошенько, мисс Кастон. Вы в самых надежных руках.

— Знаю, доктор. Спокойной ночи.

Наутро, после завтрака, Холмс послал меня в деревеньку Крауби. Мисс Кастон я не видел — вероятно, она любила поспать. Холмс, поднявшийся непривычно рано, хотел осмотреть спальню покойной мисс Кастон. Как он впоследствии рассказывал, комната была заурядной, даром что богато обставленной, с колокольчиком на веревке у камина и шторами со свагом.

В деревню я отправился далеко не в лучшем настроении, заметив, что ночной снегопад стер и зловещие буквы, и римскую пятерку у террасы.

Повсюду виднелись высокие пышные сугробы, так что прогулка получилась приятной и ободряющей. В буковых рощицах мелькали фазаны, на падубе блестели красные ягоды.

В сонной деревушке Крауби дома — некоторые мне очень понравились — стояли группами. Их было две-три, столько же улиц и развалины старой башни, где теперь гнездились птицы. Ни церкви, ни трактира. Единственным «общественным» местом была каменная поилка для лошадей.

Родители Вайна жили в домике неподалеку, но искать их или заводить разговор Холмс не велел, поэтому я побродил по улочкам и двинулся обратно.

Возвращался я в прекрасном настроении — как же иначе на свежем воздухе! Шагая по тропинке, я любовался видами: казалось, ничто не нарушает безмятежное спокойствие зимнего пейзажа.