Константин Соловьев - Слуга Смерти

— Так точно, господин полицай-гауптман.

— Отлично. Просто отлично. Вы представляете, во сколько обойдется чистка ковров во всем здании?

— От него нет запаха, — сказал я терпеливо. — Арнольд не воняет. По крайней мере, не сильнее обычного человека. Живого человека, я имею в виду.

— Еще лучше. То есть у меня в кабинете стоит мертвец, который даже не смердит. Это действительно приятная новость. Как вы думаете, я рад ей?

Он не был похож на человека, услышавшего радостную новость. Но вопрос, кажется, носил риторический характер.

— Мой слуга является вещественным доказательством, — сказал я твердо, — поэтому его присутствие показалось мне необходимым. Демонстрация полученных им ранений указывает на то, что нападавший имел целью причинение смерти. Это не шальные пули.

— Причинение смерти мертвецу? — фон Хаккль фыркнул, мундштук едва удержался у него во рту. — Вы смеетесь, обер?

— Никак нет. Я пытаюсь объяснить произошедшее.

— Пока произошедшее не кажется мне чем-то из разряда удивительного, вы уже живописали его, в общих чертах. Вы возвращались домой со своим… слугой, на него напали, при этом нападавший дважды выстрелил из пистолетов с небольшой дистанции и скрылся. Вы преследование не проводили и…

— Я предположил, что у него мог быть еще один пистолет, — перебил я фон Хаккля, хоть и достаточно мягко. — Преследовать ночью в переулках вооруженного преступника, способного выстрелить в магильера — идея достаточно безрассудная, как я полагаю, при мне даже не было пистолета.

— Согласен.

— Поэтому ему удалось скрыться. Я связался с ближайшим люфтмейстером и оповестил участок, но, насколько я знаю, жандармы этой ночью никого не задержали.

— Немного же толку было бы от такого задержания. Вы же даже не видели его лица!

— Это верно.

— На что же вы рассчитывали?

— На то, что преступника хотя бы задержат. Грохот выстрелов услышали многие на этой улице, бегущий человек с дымящимися…

— Какого преступника? Господин обер-тоттмейстер, имперский закон защищает человеческие жизни. Пусть иногда самые паршивые, бесполезные и никчемные, но все же — человеческие. Закон не защищает мертвецов. У них есть свой судья, — фон Хаккль ткнул острым пальцем куда-то вверх, — пусть с ними и разбирается. Вы утверждаете, что кто-то напал на мертвеца, находящегося у вас в услужении. Это никак не похоже на преступление. Более того, не похоже это и на порчу имущества, поскольку, как я вижу, ваш покойник превосходнейшим образом способен передвигаться и внешне, как будто, ничуть не пострадал. Какого наказания вы ожидаете за две дырки в мертвом мясе? Уж не стоит ли арестовывать, к примеру, каждого повара в трактире, когда он прокалывает вилкой отбивную?

— Ущерб значителен, — сказал я сухо. — Во-первых, серьезно пострадал его внешний вид. Половина груди разворочена, а это накладывает некоторые ограничения… К тому же пуля перебила голосовые связки и гортань, по причине чего он потерял голос. Дело не в этом. А в том, что пули предназначались мне.

В кабинете установилось молчание. Молчание может быть разного свойства. Сейчас оно было неуютное, затянувшееся, тревожное.

— Вы хотите сказать, Курт, что этот человек метил в вас? — наконец спросил Кречмер.

— Да. Я всегда захожу первым в дом, но в этот раз мне показалось, что в палисаднике кто-то есть, и я отправил вперед Арнольда. Этот человек, кем бы он ни был, не просто стрелял в меня, он хотел моей смерти. Раны, — я указал на Арнольда, — здесь и здесь. Обе смертельны, как видите. Человек стрелял с близкой дистанции, чтобы исключить промах.

Фон Хаккль покачал головой:

— Но недостаточно близкой, чтобы отличить вас от мертвеца? Вот уж не сказал бы, что вас легко спутать.

— Было темно, он мог нервничать, да и произошло все внезапно. Но я убежден, что предполагаемой жертвой должен был быть я. Никто не станет поджидать в засаде с пистолетами ночью покойника.

— Разве? По-моему, вы, как и многие… ваши коллеги, не вполне представляете, какие ощущения испытывают горожане, когда видят на улицах Альтштадта ходячих мертвецов. Предубеждения против самих тоттмейстеров, к сожалению, тоже не редкость, мы боремся с этим, народ просвещается и… — фон Хаккль потерял мысль, несколько секунд пожевал губами и продолжил. — Но мертвецы на улицах! Нет ничего странного в том, что кто-то решил свести счеты с вашим слугой! До сих пор нередки случаи самосуда над поднятыми покойниками. Конечно, в городах это случается не каждый день, а вот по деревням жители куда как радикальнее…

— Пятого числа сего месяца, — вставил аккуратно Кречмер, — в Курбисдорфе. Тоттмейстеры гнали десяток мертвецов для императорской пехотной казармы в Мюнхене. Мертвецы — отличные чучела для штыкового боя, портятся не скоро, а иллюзия отличная… Местные мертвецов перекололи кольями и сожгли, а тоттмейстеров едва не разорвали, спас только конный разъезд, и то чудом…

— А вы говорите — две пули!

— Это город, — возразил я. — Допускаю, что некоторым вид мертвецов крайне неприятен, я сам был свидетелем случаев расправы над ними, но они носили стихийный характер. И еще никогда я не видел человека, попытавшегося бы убить мертвеца на глазах у его хозяина. Нормальный трезвый человек не пойдет на такое никогда, а пьяный же или умалишенный вряд ли будет достаточно хладнокровным чтоб добыть оружие и организовать вполне грамотную засаду у моего дома.

— Не все жители города полагают, что тоттмейстеры питаются тухлым человечьим мясом и испускают из глаз адский огонь, — сказал фон Хаккль. — Хотя, может, вас и забавляют такие сказки.

— Ничуть.

— Неизвестный злоумышленник, — «злоумышленник» фон Хаккль произнес без удовольствия, брезгливо покатав это слово на языке, — вполне мог понимать, что тоттмейстер не страшен ему, если у него, конечно, не окажется при себе пистолетов. Поэтому рассчитывал выстрелами убить на месте слугу и ретироваться, не дожидаясь встречи с вами. Что, между прочим, он и сделал.

Я покачал головой:

— Если этот человек так хорошо разбирается во всем, что связано с нашей профессией, он мог бы знать и уязвимые места на теле покойников. Конечно же, это в первую очередь голова. Еще суставы и позвоночный столб, но их поражение не вызовет смерти, лишь лишит покойника подвижности. Нет, если бы он так хорошо разбирался в этом, он стрелял бы в голову и только в голову. Он же стрелял туда, где пули для мертвеца были бы заведомо безвредны, но оказались бы смертельными для человека!

— Вы сами сказали, что было темно!

— Верно.

— Это мог быть и вор, — сказал Кречмер. — Вы напугали его, и…

— Не думаю. Воры не забираются в дома, где живут тоттмейстеры.