Константин Соловьев - Слуга Смерти

— Чудовищная наглость твоей лжи спасла тебя.

— Надо думать, да. Чем сильнее ложь, тем больше желание человека обмануться. Вы хотели себя чувствовать защищенными, я лишь с готовностью предложил вам подходящий вариант лжи.

— А зачем убил Арнольда?

— Только не говори мне, что до сих пор не можешь забыть этой ерундовой обиды! Твоему Арнольду давно было место в городском рве, ты совершенно за ним не следил. Он мешал мне, вечно таскался за тобой и все такое прочее. Мертвецы — не слишком надежные слуги, но отменные телохранители. Пока вы с Петером играли друг с другом в прятки, я свел счеты с его неприкаянным телом. Получилось довольно быстро, как вы знаете.

— И когда в твоей истории появляется запонка?

— Еще тогда, когда ты показал мне в трактире записи показаний экономки и поделился планами по ее допросу. Той же ночью я заявился к тетке в гости и расправился с ней. Я уже не скрывался, напротив, проломив ей голову, я не сделал попыток скрыть преступление. Я писал новый акт собственными чернилами! Жандармы уже знали об убийце, а значит, план бегства надо было спешно перекроить в план контрнаступления.

— Заканчивай бахвальство, — бросил я. — Слов больше, чем дела.

— Ты просто ревнуешь к моей проницательности, правда? Итак, убив экономку, я оставил неподалеку запонку, которую без особого труда похитил из твоего дома. Твоя дорогая фрау Кеммерих крайне невнимательно относится к замкам и запорам, надо сказать. Но она все равно отлично умеет готовить гуляш со свининой, и за это ей многое простительно… Кречмер, осматривая место преступления, конечно, нашел запонку и тем же вечером явился к тебе в гости. Ведь, посуди сам, как странно выходит — он дает тебе адрес покойной, тогда еще вполне живой, а через некоторое время находит ее тело, да еще и со следами твоего присутствия! Учитывая, сколько сильно ты уже наследил вокруг предыдущих покойников, тут даже у недоверчивого человека возникли бы весьма серьезные мысли на твой счет. Кречмер, добрая душа, не верил в твою вину и пытался предупредить как мог. К счастью, он лишь сыграл мне на руку. Видишь ли, основная часть моего замысла была в том, чтобы заставить тебя исчезнуть из Альтштадта. Причем исчезнуть не как жертве — это было недопустимо, — а как подозреваемому. Если много думающий тоттмейстер исчезает при неясных обстоятельствах, его мыслями может заинтересоваться каждая дворняга. А если из города бежит подозреваемый в трех убийствах, тут уж никто не посчитает его жертвой. Разве нет?

— И я позволил тебе вывезти нас из города.

— За что я тебе премного благодарен. Отныне ты был в моих руках, и я мог убить тебя в любую секунду. Ты уже был отыгравшей картой, Шутник Курт. Ты был не нужен. Но я медлил, хоть нужды в этом и не было. Я по-прежнему не хотел убивать тебя выстрелом в спину, а подходящая обстановка для того, чтобы закончить эту партию, сложилась только сейчас. Мне надо было вывести и последний козырь — Кречмера. Старик был слишком прозорлив. Он оказался единственным, кто не поверил в твою вину. Кто знает, может, твои слова упали на благодатную почву, он принялся бы кружить по городу и в конце концов что-нибудь да нашел бы. Как ты сам заметил, моя работа иногда была совсем не безупречна. Убедить тебя в его вине было проще, чем чихнуть. Ты жаждал встречи с убийцей и, в который раз, с готовностью обманулся, когда я пообещал, что убийца сам придет к тебе в руки. Убедить Кречмера было не в пример сложнее. Старик и в самом деле верил тебе.

— Ублюдок!

Макс укоризненно покачал головой:

— Без громких слов. Ты не можешь отрицать, что партия была расписана превосходно. Итак, я имел приватный разговор с Кречмером… Я сказал ему, что ты и есть настоящий убийца. Что я, как тоттмейстер, уловил твой отпечаток на покойниках. Как ему было не проверить?.. Я также сказал ему, что Орден на твоей стороне и сделает всё, чтобы покрыть тебя. Орден вывез тебя тайно из города, Орден же снабдит тебя деньгами и всеми необходимыми документами, чтобы ты уже на следующий день оказался далеко отсюда. Конечно, я выступил в той ситуации своего рода предателем Ордена, сказал, что жизни невинных мне дороже магильерской поруки. Кречмер все понял правильно. Раз весь Орден принял твою сторону, сторону безжалостного убийцы, а бургомистр и полицай-президиум бессильны, только он может восстановить справедливость собственными руками. И он явился туда, где ты укрывался, руководствуясь моей подсказкой.

— Вот почему он говорил о долге… — прошептал я, вспоминая сумасшедший взгляд бедного Антона. Сейчас он стоял у двери, вытянувшись во весь рост, и в его мертвых пустых глазах не было уже никакой мысли. Это была плоть Антона, человека слишком верного товарищам, чтобы предавать их, и слишком верного справедливости, чтобы оставаться в стороне. Он верил мне до последнего.

— Да, он говорил о долге… Считал, что только он может тебя остановить — и он, черт возьми, попытался это сделать со всей серьезностью. Кстати, я соврал. Мне хватило и одной пули.

— Акт дописан.

— Акт, партия в карты… Метафоры — удел поэтов. История закончена, Курт. Ты так и останешься в памяти добропорядочных граждан Альтштадта, как сумасшедший смертоед, убивавший по ночам и бесследно скрывшийся, как только тебя разоблачили. А Кречмер… Он просто исчез. Досадно, глупо, но что же поделаешь. Иногда пропадают и жандармы. Наверно, еще много лет кто-то будет думать, что отчаянный старик бросился по твоему следу и, быть может, до сих пор преследует убийцу… А Орден справится, можешь мне поверить. Будет шум, будут императорские санкции, будет пикировка между Орденами, возможно, кого-то под шумок отправят в застенки или даже отравят, но, по большому счету, ничего не изменится. Орден вечен, ведь правду говорят — империи держатся на костях… И никто лучше нас не умеет подбирать подходящие кости. Кстати, я бы на твоем месте бросил бы подгадывать момент для броска. Ты все же чертовски упрям… Видишь ли, под столом я держу второй пистолет, направленный тебе в живот. Смирись, Шутник. Дело не в том, что ты плох или хорош, ты тоттмейстер, не лучший и не худший, такой, как большая часть из нас. Просто ты оказался той картой, которую старушка Удача швырнула не глядя. И в этой колоде ты пришелся не к месту. Черт, опять я говорю метафорами, наверно, пьян…

В затылок остро клюнуло: «Всё».

Макс не даст мне ни единого шанса. Даже тени — не даст. Аккуратный банкомет подбирает выпавшие из колоды карты после партии. Мы с Петером были лишь случайными картами. И настало время водворять нас на место.

Не было отчаянья, не было злости. Была лишь липкая усталость, сдавившая затылок, боль в сломанной руке и еще щемящее чувство где-то в подреберье.