Максим Далин - Лунный бархат

– Ну, хорошо, – сдался я. – Украшаем елку и водим вокруг хоровод.

– И поем «Маленькой елочке холодно зимой».

– Нет, лучше «В лесу родилась елочка».

– А кто ее родил? Колко же ему было…

– Да ну тебя, пошляк!

Джеффри принес бутылку кагора и стаканы. Я бы, пожалуй, хлебнул и чего-нибудь покрепче – мы с ним жили одним кагором. Он взглянул на меня и сказал:

– Как-то не тянет охотиться. Может, в клуб сходим?

– Клуб вампиров – это круто, конечно, но опять же консервы, дьявольщина, а я шоколадку хочу!

А если серьезно, я с удовольствием посмотрел бы на клуб – но уж слишком здорово было дурачиться. Впрочем, Джеффри понял, что мне интересно – мы стали собираться и пикироваться по ходу процесса.

Мне ужасно нравилось жилье Джеффри – маленькая квартирка под самой крышей высотного дома. Я оценил тишину, тепло и великолепный заросший двор под окном. Еще меня тронул портрет де ля Сола – бледного парня в шикарном старинном костюме, при шпаге, темноволосого, с чертиками в прищуренных глазах. Похоже, этот портрет писали в те времена, когда Мигель уже был вампиром – и здорово вышло, насколько я понимаю в живописи. Джеффри был прав – де ля Сола мне действительно понравился. Я решил, что он был сильный и отчаянный, и совершенно смирился с его местом в Джеффриной биографии. В общем, когда Джеффри предложил сначала пожить у него, я согласился, не раздумывая. Единственным композиционным излишеством в его логове, на мой взгляд, конечно, был роскошный гроб черного дерева с белым атласом и кружевами внутри. Каждый раз, когда он попадался мне на глаза, хотелось прикалываться со страшной силой.

– Здорово, конечно, дрыхнуть, как граф Дракула – сказал я, когда очередной раз об него споткнулся. – Но подозреваю, что в этом гробу ты похож на покойного главу правительства.

– Просто привык, – сказал Джеффри и посмотрел на гроб с симпатией. – В свое время это считалось хорошим тоном. Это, между прочим, очень старый гроб, еще испанского времени, мой талисман, если хочешь.

– Ну да, антиквариат! Понимаю, как говорится, цинковые – долговечнее, зато деревянные – полезнее для здоровья.

Джеффри фыркнул и уязвлено заявил:

– Я же не возражаю против твоей нелепой человеческой манеры спать на диване.

– Я не заметил, чтобы сегодня тебе было неудобно на диване.

– Это только за компанию, и потому, что тебя в гроб не затащить. Я думаю, ты еще освоишься.

– Нет уж, я так как-нибудь. Лучше мы так, по привычке, пока еще шевелимся.

Джеффри замахнулся диванной подушкой, но я пригнулся за спинку кресла.

– Так мы никогда не выйдем, – сказал Джеффри.

– Ладно, перемирие, – сказал я и влез в куртку.

Через пару минут мы вышли из квартиры и спустились вниз. Уже на лестнице пахло жестоким холодом. В открытую дверь подъезда ворвался морозный воздух. Мы нырнули в ночь, как в черную прорубь с ледяной водой – и от этого стало так же холодно, жарко и весело.

У Джеффри не было машины – по-моему, он так и не отвык от кабриолетов на лошадиной тяге. Но против моей он ничего не имел.

В результате вместо бестолковой болтовни я слушал ценные сведенья об избранном обществе, в которое мы направлялись.

– Настоящих Вечных Князей там почти нет, так, детки – но в сущности, так или примерно так было всегда на любом вампирском сборище, – говорил Джеффри. – Вообще, слухи о бессмертии вампиров сильно преувеличены. Мало кто из них живет достаточно долго – для этого нужен определенный склад ума, темперамент, да и любовь к жизни не последний компонент. Одиночки первые лет пятьдесят развлекаются убийствами и злодействами, а потом пресыщаются этой суетой до тошноты и прекращают спектакль сами или подворачиваются людям, что кончается так же. Истерики кончают с собой в первые лет десять. Дураки нарываются на неприятности. Моральные уроды опускаются, начинают жрать мертвечину, вырождаются в упырей, мерзких тварей, лишенных силы, быстро издыхают. Женщины довольно часто становятся настоящими монстрами – ведь вампир не может забеременеть и родить, а секс некоторым образом меняет смысл. Инстинкт притупляется, в семье и муже отпадает надобность, к тому же появляется возможность проявить скрытую злобу, которая встречается у прекрасных дам чаще, чем кажется. В общем, живут они иногда подольше, но держаться от них целесообразно подальше.

– Ну и что же представляет из себя эта тусовочка?

– Да так, резвящаяся молодежь. Быстро учатся ломаться, придумывают себе шикарные nome de guerre, псевдонимы, придумывают, чем время занять. А в сущности, такие же вампиры, как везде – трогательная смесь силы с беззащитностью. Меняются пассиями, закатывают скандалы и сцены, сплетничают, злятся – совсем как люди, только обнаженнее.

– Духовный некрофилический стриптиз.

– В этом роде.

– А этот мальчик с девичьими глазками?

– А, Андрей? Устроил аукцион с твоим телефоном. Развлекает девиц и своего смертного приятеля. Мучается от одиночества. Из истериков.

– Гаденыш.

– Гаденыш. Но я рад, что тебя не убили, а отметили.

Я тормознул у парадного подъезда. Напротив роскошного входа в клуб с льдисто-голубой надписью «Лунный бархат» над стеклянными евродверями была оборудована автостоянка. И ее украшал серебряный «Кадиллак».

– Вообще-то, – заметил Джеффри, – лошади всегда были печальной необходимостью. Животные Вечных не любят, чуют существа из инобытия, с совсем другой природой.

Это было похоже на правду.

В холле такого же пижонско-европейского вида, как и парадный подъезд, меня здорово позабавил охранник. Этот орел в камуфляжной форме обладал такой фигурой, что будь я режиссером фильма ужасов, предложил бы ему сыграть Франкенштейна или голема, но уж никак не графа Дракулу. Аристократизма и утонченности там было, как говорится, не больше, чем огурцов в акации.

Тем более удивительно, что при виде Джеффри он просиял, ухмыльнулся во все хлебало и радостно сказал:

– Добрый вечер, сударь. Давно вас не было.

Это «сударь» из этих уст меня добило.

– Мне ничего не передавали, Витя? – спросил Джеффри.

– Как будто нет.

– Хорошо.

Пожалуй, мой Джеффри был менее разборчивым в контактах, чем я думал. Снобизмом там и не пахло.

– У тебя с этой гориллой дружеские отношения? – спросил я, когда мы входили в зал.

– Он один из немногих вампиров в этом клубе, которые вызывают симпатию, – сказал Джеффри. – Внешность вышибалы не мешает ему иметь душу и разум, к тому же он редкостно наблюдателен.

– Как его угораздило перейти на эту сторону?

– Женщина, Мигель, женщина. Как еще мужчину может угораздить попасть в беду?

Я только усмехнулся. Общество, собравшееся в зале, ярко иллюстрировало эту мысль. Погибельных красоток здесь вертелось немало; просто удивительно, какими восхитительными существами после перехода становятся самые простые девицы. На смертных это должно производить неизгладимое впечатление; Вечные – другое дело, Вечных фантиком не обманешь. Инобытие поразительно меняет облик, а вот души не касается. Мелкая душа так мелкой и остается, как я понял; грязная душонка остается грязной, зато чистая не пачкается, и все действительно намного обнаженнее – осязаемо, видно, как говорится, невооруженным глазом, как цвет лица.