Ольга Чигиринская - Ведьма

Она заметила, как ведьма вынимает мел и чертит вокруг неё, кажется, пентаграмму. Успела пожалеть, что не прибегла к помощи Сильвестра и подумать — где Ярослав? Что с ним?

В воздухе у дверей нарисовалась Ольга.

— Инга! Там… Ты что делаешь, сука!!!

— Угадай с трёх раз, — промурлыкала ведьма. — Конечно, тётка под сорок — совсем не то, что молодуха, и чужая кровь не то, что своя, но поначалу и это сгодится.

— Ничего у тебя не выйдет!!!

— И кто же мне помешает? Ты? Твой сынок, вампирами недоеденный?

Лидия закончила пентаграмму, достала из сумочки пять чёрных свечей и расставила их в углах. Призрак в отчаянии носился по комнате, но Лидия не собиралась тратить на него время. Сначала — новое тело. Вторжение затронуло печать, наложенную вампиром и охотником, и это значило, что в скором времени гроссмейстер будет здесь, а в противоборство с ним Лидия вступать не хотела. Она займет тело психиатрини, ликвидирует призрака и только после этого пообщается с вампиром, представив себя победительницей ведьмы…

— Да Сильвестр тебе голову оторвёт! — завопила назойливая нежить.

— Мне — да. Ей — нет. А теперь заткнись, — Лидия достала из тулбокса бутылку с прахом глупой бабы.

Нет ничего лучше для упокоения надоедливых призраков, чем живой огонь, текучая вода и вольный ветер.

Вода в унитазе вполне годится.

Призрак вопил, пока Лидия высыпала прах в раковину. Когда она нажала на смыв, крик оборвался.

Сильвестр почувствовал нарушение печати, как паук — колебания паутины. Он ехал к своему загородному дому и, как обычно, подзастрял в узкой глотке старого проспекта, который так и не расширили, хотя за ним начиналась автострада на восемь полос.

Развернуть машину не было ни времени, ни места. Сильвестр вырулил к обочине, бросил автомобиль и побежал через университетский парк.

По сумеречному времени там было почти пусто. Немногочисленные влюбленные и редкие наркоманы только вздрагивали, когда мимо них проносилась тень в расхристанном пиджаке, шляпе-федоре и съехавшем на плечо галстуке.

Через парк обычный человек срезать путь не смог бы — за его оградой начинался длинный высокий забор остановленного завода. Но Сильвестр в один прыжок взлетел на ограду и помчался по ней, как по ровному тротуару, оставляя за спиной квартал за кварталом.

До места ему оставалось километра три напрямик. Но в старых кварталах царской застройки прямого пути никто не проложил.

Для человека.

Сильвестр добежал до конца ограды и понесся по гаражам, затем по пожарной лестнице взлетел на крышу пятиэтажной «сталинки» и перепрыгнул с нее на крышу следующего дома…

…Инга уснула под действием зелья и увидела сон — а вернее, во сне воскресло воспоминание.

Вот река. Вот остров, где загорают и купаются. Вот они с отцом идут вдоль берега босиком, по колено в воде. У отца в руках спиннинг, у Инги — садок с рыбой. Отец забрасывает спиннинг в реку и на ходу сматывает. На «самодуре» бьются два окуня. Отец бросает их садок, они с Ингой меняются: спиннинг берет девочка. Размахивается, забрасывает. От неловкого замаха крючок спиннинга Инги впивается ей в мочку уха.

Больно. Все неловкие попытки выпутаться из крючка и лески только усиливают боль. Бедное ухо стремительно распухает.

Отец бросает свой спиннинг и кидается к ней. Осматривает ухо.

— Охохо, придется потерпеть. На крючке зазубрина, надо его вырезать.

Вырезать?! Перепуганная Инга поднимает рев:

— Не хочу-у-у!..

— Никто не хочет. Надо. Не бойся, твой папа хирург.

Как-то незаметно, гладя по голове и плечам, прижимая к себе, он успокаивает дочь, усаживает ее на свою куртку, достаёт флягу и раскладной нож. Обливает нож коньяком, даёт Инге. Она забывает про боль. Нет, не совсем забывает — боль по-прежнему пульсирует в ухе, но Инга чувствует, что эта боль уже не такая огромная и страшная.

— Вот. Будешь моим ассистентом.

Инга принимает ножик, ощущая всю тяжесть ответственности.

Папа льет из крышечки коньяк на ухо Инги. Та морщится и шипит.

— Учись терпеть. А то как рожать будешь? Давай нож.

«Я не буду рожать, я не хочу», — думает Инга. Но она ассистент, а ассистенты лишнего не болтают. Она молча протягивает папе нож.

Боль совсем короткая и нестрашная. Одно ловкое движение — и крючок вынут. Отец зажимает раненое ухо дочери чистым платком.

— Папа… а рыбке, когда мы её ловим — так же больно? — вдруг спрашивает она.

— Не знаю. Не думал об этом.

Отец подходит к берегу с садком в руках. Раскрывает садок, выпускает всю рыбу в воду. Серебряно-зеленоватые тела рыб растворяются в солнечных бликах.

«Проснись!» — кричит кто-то, колотясь в голове, как пульс. — «Проснись, не то умрешь!»

Инга открывает глаза. Над ней на коленях стоит Лидия с чайной чашкой, над которой поднимается зелёный дымок. Лидия выпивает жидкость из чашки и падает рядом с Ингой. Над Ингой наклоняется её призрак — старая, уродливая женщина. И тут с воплем сквозь стену врывается Ольга.

— Что я смогу сделать, курва? А вот что!!!

И Ольга накидывается на ведьму, хватает её за горло и оттаскивает прочь.

Инга лежит на спине и видит, как в воздухе над ней бьются два призрака. Это никакая не эпическая астральная битва, которой можно было бы ожидать от призраков. Это форменная базарная драка, с визгом, попытками выцарапать глаза, пинками по ногам и выдиранием волос, призрачные клочья которых тут же растворяются в воздухе.

Инга отрешенно думает, что это было бы невероятно смешно, если бы она имела какое-то отношение к способности смеяться. Ей хочется спать. Хочется вернуться в то время детства, когда папа еще мог прижать ее к себе. Но Ольга, таская призрачную ведьму за волосы по воздуху, кричит во все горло:

— Инга, шевелись!!! Порушь ей знак, тогда она ничего не сможет!!! Опрокинь свечки!

Инга делает вдох, пытается пошевелиться — но еле-еле может двинуть рукой…

Ярослав пришел в себя от холода. От того давно знакомого ему холода, который не имеет отношения к температуре окружающей среды, а рождается внутри раненого тела, когда ему не хватает крови.

Вампиров нигде не было видно и слышно. Ярослав собрался с духом и попробовал встать. Он знал, что наказанием за эту попытку будет судорога разбитых мышц, но все же сделал ее и продвинулся на целых четверть метра, прежде чем со стоном упасть.

Нет, такой темп его решительно не устраивал. Четверть метра за пять секунд — это никуда не годится. Ингу убьет эта сука, пока он будет рачьим ходом ползти к подъезду.

«И почему ты, приятель, в таком говне? — А потому, приятель, что на прошлой неделе ты побил и унизил трех вампиров и оставил их в живых, лосяра. А почему ты оставил их в живых, лосяра? А потому, что эта чудо-женщина уговорила тебя обменяться с Сильвестром клятвами. Тебя. С Сильвестром. И если ты убьешь вампира, твоя мать попадет к нему в вечное рабство. Стоп-стоп, но если раньше умрет Инга, то ура, вы будете свободны, верно? Верно. И умрет она не по твоей вине. Ну, то есть, ты масштабно фраернулся дважды, получив от ведьмы дозу зелья, а от вампиров здоровеннейших люлей, но ты ведь не нарочно. Ты не в ответе за это. Ты просто не можешь справиться с судорогами, и поэтому она умрет. А вы с матерью освободитесь. Как удобно».