Любовь Романова - Дети пустоты. Пройти по краю

– Иди, – кивнула Женя. Надо было вернуться к Тимке и побыть с ним. Но ноги отказывались нести ее к умирающему другу. – До завтра.

Она еще немного постояла, глядя, как уменьшаются вдали мальчик и собака. Ярко-розовые подошвы кроссовок Федора отражались, точно в зеркале, в мокром от измороси асфальте. Тротуар был усеян червями. Они покинули свои норы, спасаясь от устроенного дождем потопа. Их бледно-розовые тела вытягивались в живые струнки и ползли куда-то в поисках нового жилья.

Женька обнаружила, что один червяк угодил в радужное пятно бензина. Спасался от воды, а попал в зону экологического бедствия. Она оторвала от лилии лепесток, поддела им путешественника и отнесла на бордюр. Авось, оклемается. Потом снова посмотрела вслед Федору. Он успел исчезнуть.

И тут Женю накрыло.

Спина Тимофея с цепочкой позвонков, коричневый лоб Шепота, мокрые ресницы Феди, червяки, бензиновые пятна – всё превратилось в отвратительный калейдоскоп. Стекляшки в нем вращались, гремя о картонные стенки, и не желали складываться в рисунок. У Жени закружилась голова. В коленях и плечах возникла тянущая боль. Плохо соображая, она забралась в первую попавшуюся маршрутку и рухнула на свободное сиденье.

Всю дорогу Женька сидела, сжав виски горячими пальцами. Она старалась не думать о словах Шепота, о своем дурацком поведении во время разговора с Тимкой и о том, как ему должно быть сейчас страшно. Ее друг знает, что скоро умрет. Поэтому прячется за виртуальные сражения и игрушечные победы. А она еще умудрилась с ним поцапаться. Идиотка!

Оранжевая ГАЗель, каким-то чудом, остановилась в пяти минутах ходьбы от дома Морока. Повезло. А может, это инстинкты полиморфа помогли ей выбрать правильную маршрутку. Ели передвигая ноги, Женя добралась до знакомого дворика, вымощенного желтой плиткой. Поднялась на четвертый этаж. Едва не уронила горшок с геранью – комнатные цветы стояли на всех подоконниках уютного подъезда. Долго искала ключ в рюкзаке. Наконец, открыла тяжелую дверь и оказалась в квартире отца.

Ее встретил сердитый Учур. Как всегда молча, проводил взглядом раскосых глаз. Голый попугай прокричал в спину что-то недоброе. Не обращая на них внимания, Женя вошла в библиотеку и упала на тахту. Раздеться не было сил.

Разноцветные корешки книг уплыли в сторону, бледно-розовая люстра на потолке превратилась в размытое пятно, и комнату затянуло серым туманом. Женька казалась себе крошечным червяком, плывущим в радужном море бензина. От резкого запаха болела голова и горело всё внутри. Горло саднило, словно она проглотила горсть сухого риса.

Из кошмара Женю выдернуло прикосновение ко лбу чьей-то холодной руки.

– Что с ней? – спросил издалека встревоженный голос отца.

– Жар. Сорок и два. – проскрипел над ухом Шепот. – Не гоношись, Кирилл, у девочки стресс. Она говорила сегодня с Тимофеем.

– Стресс? Родион, этот ребенок в одиночку не пускал на поверхность орду крыс и полторы сотни оргов. Ее даже бессонница потом не мучила. Моя дочь – полиморф! Она сделана из космического сплава.

– У любого сплава есть слабое место! – вздохнул стрик. – Одно дело рисковать своей жизнью, и совсем другое – знать, что твой друг скоро умрет, а ты не можешь ему ничем помочь. Сам понимаешь, Кир.

– Понимаю, – ответил Морок после паузы. – Что мне делать?

– Быть рядом. Постараться подготовить ее к тому, что произойдет с Тимом. От смерти не спрячешься…

Она не заметила, как ушел Шепот. Когда Женя оторвала голову от мокрой подушки, прямоугольник окна успел потускнеть. Город накрыли сумерки. Фигура отца, сидевшего на стуле, превратилась в темно-серый силуэт.

– Что тебя больше всего пугает? – спросил он, увидев, что Женя проснулась.

– Две недели! – голос слушался плохо. – У Тима есть только две недели…

Самым страшным ей казалась безжалостная определенность этого срока, после которого Тимка навсегда исчезнет. Ее Тимка – рыжий, курносый, вредный, как черт… Если знаешь точный срок смерти, это все равно, что ты уже умер. Для нее, тринадцатилетней Женьки, жизнь имела смысл, пока впереди была бесконечность.

– Это так мало! – всхлипнула она.

– Знаешь, когда мне было десять, я очень боялся смерти. Мы тогда жили с матерью в Швейцарии. Я не ходил в школу – мама, твоя бабушка, сама учила меня чтению и арифметике. Как-то раз мне пришло в голову посчитать, сколько дней вмещает средняя человеческая жизнь. Я умножил семьдесят лет (думал, вряд ли мне отмерено больше) на триста шестьдесят пять. Получилось, двадцать пять тысяч пятьсот пятьдесят дней. Всего. Я тогда уже решал примеры с миллионами и триллионами, поэтому число показалось мне несправедливо маленьким.

– Разве ты не знал, что проживешь гораздо дольше?

– Нет. Тогда не знал. – Отец ненадолго задумался. Наверное, вспоминал себя маленького. – А спустя много лет мне попала в руки книжка одного знаменитого фантаста. В ней был рассказ. Про людей, которые оказались на чужой планете. Из-за высокой радиации их жизнь сократилась до восьми дней. За это время они успевали вырасти, повзрослеть и состариться. Поколение за поколением. Неподалеку стоял звездолет, который мог защитить их от излучения, но потомкам космонавтов не хватало короткой жизни, чтобы до него добраться. Так они и продолжали рождаться и умирать через восемь дней.

– Зачем ты мне это рассказываешь?

– Главный герой придумал, как обмануть время. Он спасся сам и спас свой народ. Оказалось, что неделя – это не так уж и мало. Даже по сравнению с нормальной человеческой жизнью длинной в двадцать пять тысяч дней.

– Но у нас нет звездолета для Тима!

– Нет. Но у Тимофея и не восемь дней, а целых четырнадцать. – Морок встал, подошел к тахте и дотронулся до лба дочери. Его пальцы совсем не казалась холодными. Значит, температура упала. – Лежи. Учур скоро зайдет тебя проведать.

Когда Морок вышел из библиотеки, Женя почувствовала тяжесть на груди. Приподняла голову и обнаружила, что на одеяле лежит книжка в тускло-коричневом переплете. «Рэй Брэдбрери. Избранное», – прочитала Женя. Томик пах так, как умеют пахнуть только очень старые книги: теплым деревом и ванилью. Он сам открылся на странице, где начинался рассказ «Лед и пламя».

Сердце колотилось так, словно решило поучаствовать в конкурсе барабанщиков. Дина выскочила из комнаты и привалилась спиной к стене коридора. Что с ней? Почему судьба какой-то неизвестной девчонки, сестры Хэнка, вдруг показалась такой важной? Ларс прав – они всего лишь стадо. Каждый из юнитов должен научиться видеть разницу между собой и остальными людьми. Она, например, научилась этому еще в детстве.

Дина всегда считала себя особенной – красивее, умнее и целеустремленнее, чем остальные девчонки фратрии. А у особенного человека и жизнь должна складываться не так, как у других. Поэтому Дина каждый день, словно одержимая, занималась в спортзале, учила девять иностранных языков вместо обязательных трех, брала уроки профессионального макияжа и тайского массажа. Зачем? Затем, что когда ее настигнет Судьба в толпе, тронет за рукав и скажет: «Привет!», она будет готова. И не надо спрашивать: «К чему?» – просто готова и всё.