Любовь Романова - Дети пустоты. Пройти по краю

От обветшалого крыльца через участок вела узкая тропинка. По обеим сторонам от нее стеной стояла марь. В свете одинокого фонаря сорняк выглядел зловеще черным. Словно дремучий лес из сказки.

Терпкий запах мягких, как фланелевая пижама, листьев смешивался с ароматами ночных цветов и влажной земли. В гуще могучих стеблей что-то шуршало и попискивало, но Лунной кошки видно не было.

Где же она? Неужели совсем ушла? И тут Дина заметила в зарослях голубые всполохи. Не обращая внимания на норовившие соскочить тапочки, она бросилась туда.

И оказалась на другой тропинке.

Узкий коридор между пахучих сорняков уходил в глубину участка, за особняк и упирался в металлическую дверь позади дома. Она выглядела так, словно ею не пользовались с прошлого века. Темно-синяя краска облупилась, сдавшись перед натиском ржавчины.

Ни на что особо не рассчитывая, Дина повернула облезлую ручку. Та поддалась на удивление легко, без единого звука. Похоже, механизм не так давно смазывали. За дверью обнаружились уходящие вниз ступени – бетонные, с металлическими бортиками.

– Я должна войти? – громко спросила Дина. Было ясно, что Лунная кошка не просто так выманила ее из дома.

Никто не ответил. Впрочем, девушка на это и не рассчитывала. Она глубоко вздохнула и, словно в осеннюю реку, нырнула в подвальную прохладу.

Спуск оказался недолгим. Внизу ее встретила еще одна дверь. На этот раз – тяжелая, хромированная, без намека на ржавчину. Она бесшумно ушла в сторону, открывая тускло освещенное помещение.

Странную тайну хранила эта комната. У противоположной от входа стены тикало и гудело медицинское оборудование. На глянцевых мониторах бежали красные и зеленые зигзаги. Пахло озоном.

Отойдя от двери на несколько шагов, Дина оказалась между двух кроватей. На одной лежал немолодой мужчина, на другой – женщина. Даже сейчас, когда кожа на их лицах напоминала запыленный пергамент, а рот и нос прикрывали кислородные маски, было не сложно догадаться, к кому привела Дину Лунная кошка.

Это были родители Ларса.

– Это Эдда, – шепнула то ли Дора, то ли Донна.

Женька проследила за взглядом итальянки и удивленно подняла брови. Глава римской фратрии оказалась, прямо скажем, немаленькой женщиной. Она, словно водонапорная башня, возвышалась над морем темноволосых голов своих соплеменников.

Главной чертой Эдды был острый, вздернутый турецкой туфлей подбородок. Он делал свою хозяйку похожей на грозную надзирательницу закрытой школы для девочек. Тугой узел светлых волос на затылке только усиливал сходство, а длинное льдисто-голубое платье и белые перчатки по локоть, казалось, испускали потоки холодного воздуха.

За спиной великанши Женя разглядела Бруно. Парень поймал ее взгляд и ласково подмигнул.

– Он классный, правда? – помурлыкала над ухом одна из подруг. – Похоже, ты ему нравишься!

– Брунито все нравятся! – отрезала другая. – Особенно те, у кого связи есть. Мальчик высоко метит.

У Женьки появилось гадкое чувство. Как если бы она наступила в свежую кучу на тротуаре. Да, пожалуй, связи у дочери начальника СКК были. Одна дружба с Мартой чего стоила. Но верить итальянкам не хотелось.

Чтобы отвлечься, она начала разглядывать место, куда ее привели подруги. Это была смотровая площадка у подножия пьедестала статуи Святого Ангела – крылатой фигуры с мечом в руке. Над головой звездным пологом мерцало ночное небо. Вдоль стены на высоких кованых ножках стояли свечи толщиной с батон докторской колбасы. Вокруг смеялись, пили вино и громко щебетали возбужденные кошки.

Стоило признать, Женя получила весь обещанный Сарой набор: замок, свечи, живую музыку. Последняя оказалась особенно хороша. Четыре парня, не старше Тима, в белых рубашках и черных шляпах играли на саксофонах мелодию из кинофильма «Розовая пантера». Женька даже зажмурилась от удовольствия.

На другом конце площадки пожилая кошка пускала мыльные пузыри. Большие, каждый размером с крупный вилок капусты. Золотистые дирижабли взлетали над толпой и вспыхивали волшебными картинками. В одном танцевали вальс крошечные человечки, во втором – над вечерней поверхностью моря летело крыло паруса, в третьем – полыхал куст алых роз, в пятом – шевелил лапами темных елей дремучий лес, в шестом…

Рядом внезапно расхохоталась компания молодых кошек. Невзрачный паренек что-то кричал, потирая красную щеку. Перед ним, подбоченившись, стояла статная девица в лиловом брючном костюме.

– Ты в игре? – кивнула на хохочущих итальянцев девушка в белом.

– Какой еще игре? – удивилась Женька.

– «Шальной снайпер». У тебя разве нет бумажки с именем жертвы?

– Нет, – на входе в замок ей дали какой-то крошечный листок, но Женька благополучно забыла, куда его сунула.

– Жалко. Смотри, каждый на вечере «снайпер». Он должен подойти к своей жертве и поцеловать ее в щеку. Это значит, жертва убита, снайпер победил. Можно, конечно, спастись: вычислить своего снайпера и поцеловать его первой.

Рядом снова захохотали. Парочка кошек слилась в долгом поцелуе.

– Кажется, кому-то нравится быть убитым, – улыбнулась Женька.

– Эти просто дурака валяют, – итальянка состроила гримасу. – Наверняка у них в бумажках написаны совсем другие жертвы.

– Сеньорита, вы разобьете мне сердце, если откажитесь это попробовать! – сказал рядом с Женькой грустный бас.

Сеньорита повернулась на голос и тут же пожалела об этом. Перед ее носом зависло блюдо, на котором аккуратной горкой лежали человеческие глаза. Все как один голубые, с коровьими ресницами.

Будь у Женьки побольше самообладания, она бы, пожалуй, завизжала. А так – только тихо спросила:

– Я должна их есть?

– Ну что вы, – печально ответил худой, носатый человек, одетый в отличие от остальных мужчин на вечере в черную тройку. – Конечно, нет. Если хотите, я могу прямо отсюда бросить это блюдо в Тибр. Раз та, которая вдохновила меня на создание кулинарного шедевра, не желает его отведать, какой смысл в существовании моего творения?

– Это Фабрицио, – шепнула Женьке на ухо одна из итальянок. – Главный повар фратрии. Он сейчас в депрессии.

– Он всегда в депрессии, – поправила вторая девушка.

– Нет-нет! Не надо в Тибр! – запротестовала Женя. – Я, конечно, их опробую! – И с отчаянной решимостью потянулась к самому верхнему глазу.

– Я назвал этот шедевр «Глаза Смородины». Не смею надеяться, что мне удалось передать красоту оригинала.

Женька поперхнулась.

– Спасибо, очень приятно, – прокашлявшись, выдавила она. Потом мысленно сосчитала до пяти и положила глаз в рот.

На вкус он оказался вполне ничего. Сыр, немного чеснока, специи и еще что-то непонятное, но съедобное.