Любовь Романова - Дети пустоты. Пройти по краю

– А Эврисфея? Этого самовлюбленного нытика тоже почитают в твоем мире?

– Эфрисвея? – Женька специально допустила ошибку в имени царя Микен. Насколько она помнила, молодой Геракл был вынужден служить ему, пока не совершит двенадцать подвигов. – А кто это?

Зеленая туша заходила ходуном, затряслась, словно кусок холодца, и Женька догадалась, что Наместник Исси смеется. Подданные тут же поддержали его дружным хохотом. Даже Тизерия позволила себе вялую улыбку.

– Умна! Умна, чертовка! – наконец заговорил Эрколь, поглаживая себя по лоснящемуся животу. – Вся в отца!

– Вы знаете Морока? – поразилась Женька.

– Ну еще бы! Знаю. Тринадцать лет назад он пришел ко мне просить об одной услуге. Прямо как ты сейчас.

– И вы ее оказали?

– Оказал. Чего не помочь умному человеку? Особенно, когда он просит о такой глупости.

Эрколь Могучий снова зашелся в смехе.

– Тогда, надеюсь, вы и мне поможете.

– Тебе? – в голосе полубога заклокотало негодование. – Не в моих правилах помогать дочерям Ехидны! Натерпелся я от женского племени. Сначала Юнона лишила меня законного трона, потом царица Омфала три года развлекалась, наряжая в женское платье. Эта вертихвостка заставляла героя Эллады носить розовый тюрбан, расшитый цветочками пояс и золотые браслеты. Тьфу! Еще требовала, чтобы я прял овечью шерсть! А почему, скажи, у меня такой нездоровый цвет лица? – Наместник Исси похлопал себя по зеленой щеке. – Деянира постаралась! Ревнивая дура! Пропитала мою рубаху кровью кентавра. Даже дети знают, что в жилах этих недолошадей течет яд! Только вместо того, чтобы убить, он превратил меня в жабу. С такой рожей наверх не сунешься!

– Но разве вас не забрали за все подвиги на Олимп? – попыталась успокоить разбушевавшегося Эрколя Женька.

– На Олимп? Это еще зачем? – толстяк озадаченно пошевелил светлыми на фоне зеленой кожи бровями. – Не знаю, что написано в ваших книгах, но в мое время мало кто готов был туда попасть по доброй воле. Настоящие трущобы! Если уж загнивать, то в комфорте и на сытый желудок.

Наместник потянулся к ближайшему блюду, зачерпнул горсть черных шариков, похожих на крупных блестящих жуков, и отправил их в рот. Смачный хруст, с которым Эрколь пережевывал странное угощение, заставил Женькин желудок болезненно дернуться. Она живо представила, как мощные челюсти перемалывают хитиновые панцири насекомых.

– Хочешь? – примирительно спросил Наместник, пододвигая гостье тарелку.

– Нет, пожалуй, – выдавила она.

Толстяк шумно отхлебнул из высокого кубка и, как ни в чем не бывало, сообщил.

– Короче, отдам я тебе маску.

Зал удивленно ахнул. Исси начали растерянно переглядываться.

– Правда? Спасибо! Огромное спасибо! – залепетала Женька.

Ее сердце заколотилось так сильно, что разбудило щенка. Он выглянул из-за пазухи и недобро уставился на Эрколя. Тот подмигнул детенышу вардака, а потом с видимым усилием переместил свою тушу на полметра в сторону.

– Смотри, – кивнул Наместник себе за спину.

Там, над широким ложем висела маска из тусклого желтого металла. Судя по размеру, когда ее отливали, физиономия сына Юпитера была раза в три у же, чем теперь.

– Правда, у меня есть одно небольшое условие, – толстяк сделал ехидную паузу и заговорил, только когда в зале наступила полная тишина. – Ты останешься здесь, с народом Исси.

– Как останусь? – Женьке показалось, что она с разбегу угодила в ледяную воду. Ничего себе условие! Навечно застрять в холодном подземелье, жить среди равнодушных Исси, питаться жуками и никогда не видеть неба – можно ли придумать ссылку ужаснее? – Но тогда я не смогу передать маску тем людям, которые обещали спасти моего друга! – она ухватилась за последний довод, все еще надеясь, что Наместник передумает.

Сама Женька приняла решение почти мгновенно. Да, жизнь в Тимусе очень смахивает на самоубийство, но может ли она развернуться и уйти? А потом наблюдать, как умирает Тим, зная, что у нее был шанс его спасти? Есть поступки, совершить которые невозможно, но НЕ совершить их – невозможно вдвойне.

– Ты нет, а вот этот, похожий на Эврисфея, сопляк, очень даже сможет. Правда, красавчик?

Оказавшись в центре внимания, Бруно покраснел.

– Нет! – сказал он. – Я этого не сделаю.

Женька почувствовала острое желание убить итальянца. Жалко у нее не осталось ни капли способностей полиморфа.

– Заткнись! – зашипела она. – Тебе всего лишь надо вернуть мой мобильник! Они сами выйдут на связь!

– Хватит нести ахинею! – огрызнулся Бруно. – Ты хочешь поменяться со своим Тимкой местами? Он будет бегать по крышам, а ты сидеть под землей? У тебя голова есть? Да кто такой этот парень? Обычная кошка! Никто! А ты – полиморф. Ты в миллион раз нужнее Краю!

– Хороший довод, – обрадовался толстяк. – Ну и что ты ответишь, девочка?

– Я все решила. Остаюсь здесь. Вы обещали отдать маску? Отдайте ему!

Эрколь весело взглянул на итальянца.

– Твоя очередь, парень!

– Не отдавайте! Она уходит!

– Нет, остаюсь!

Бруно неожиданно ловко запихнул Женьку себе за спину.

– Всё, хватит. Вам нужна плата, Наместник Исси? Я готов остаться вместо нее. Пусть забирает маску и валит к своему дружку. Так пойдет?

От неожиданности Женька потеряла способность складывать звуки в слова. Она уставилась на Бруно, пытаясь понять, шутит итальянец или и впрямь решил добровольно переселиться под землю.

– Нет, на Эврисфея ты не похож, – покачал головой Эрколь Могучий. – Хороший мальчик. Но твое предложение я, пожалуй, не приму. Уж не обессудь. Слово героя Эллады, как говорится, не воробей. Маску отдам в обмен на ее свободу. Ты мне не нужен. Так чего, полиморф, остаешься?

Женька растерянно кивнула.

– Хорошо. Женщина! – обратился толстяк к Тизерии. – Неси инструменты. Новой дочери Исси нужен свой нагар. Откладывать церемонию не будем. Татуировку сделаем прямо здесь.

Приготовления заняли немного времени.

Стол освободили от тарелок и велели Женьке ложиться. Тизерия принялась раскладывать на скамье инструменты, похожие на набор гвоздей разной длинны и толщины. Чем-то подобным, судя по музейным экспозициям, пользовались древнеегипетские стоматологи.

– А анестезии вы не делаете? – спросила Женька, лежа на отполированных многочисленными застольями досках.

– Анестезии? – Ангел, помогавшая матери, задумалась. – Мой нагар не знает такого слова. Что это?

У Женьки взмокла спина. В животе жалобно заурчало.

– Проехали.

Она догадывалась, что будет больно, но даже представить не могла насколько. Все уколы на свете и рядом не стояли с ощущениями от прикосновения иглы в руках Тизерии. Казалось, тупое сверло медленно ввинчивается в скулу. Проникает под кожу и вгрызается в кость. Все глубже и глубже.