Дмитрий Захаров - Летопись Чертополоха

– …Еще в шестнадцатом веке голландский мистик Маймон использовал кошачью кровь для сатанинских обрядов. Именно эти обряды наделяли иудеев деньгами, силой и могуществом…

Лейкин выключил фонарик, и пошел на улицу. Что будут спрашивать в полиции? Как давно он знал Байковского, и что их связывало помимо сдачи магазина в аренду. Уйма вопросов…

– И не удивительно, что причиной массовых еврейских погромов на юге России, во второй половине девятнадцатого века служили не только безумные проценты ростовщиков, опутавших честных славян своими путами, но и кровавые обряды сионистов… – когда малообразованный Семенов ввинчивался в свою любимую тему, его речь текла, как песня. Он становился красноречив и обаятелен.

…Иногда, Семен хотел изнасиловать Настю. Или задушить, или перерезать нежную шею, но перед этим обязательно изнасиловать. Жестоко и безжалостно, так, что бы она выла от боли, и молила о пощаде, но он превратиться в неутомимую машину для секса, горячий, потный автомат, не ведающий усталости. Он стиснул зубы в бессильной ярости.

– … И в наше время ничего не изменилось. Только они стали изобретательными и хитрыми. Они одели дорогие пиджаки, уселись в новые автомобили, но в глубине души остались такими же кровожадными безбожниками!

– Стой! – Лейкин поднял ладонь.

Семенов запнулся на полуслове, обиженно заморгал длинными, как у девочки ресницами. Он только было начал самую увлекательную часть своей забубенной лекции. Это была его личная теория, о тонкой связи гонителей Христовых, восходящей к античности, до культа золотого тельца, расцветшего в последние десятилетия. О мрачных ритуалах посвящения в жидомасоны, активно существующих в среде нынешних олигархов, печально известном «Заговоре Трехсот» и многое, многое другое…

– Ты слышишь?! – Семен прижал палец к пухлым губам, и стал похож на жирного, злого ребенка.

Михаил повел носом в сторону ворот. Нюхать ему нравилось больше, чем слушать. Из магазина донесся приглушенный говор, словно люди вели обычную беседу за чашкой кофе, и рюмочкой хорошего коньяка.

– Это-там! – выдохнул мужчина, и быстро зашагал на улицу. Лейкин послушно следовал за другом, держа розовый нос по ветру, как большая, хитрая свинья.

Громко сопя, друзья выбежали на улицу. По пути неуклюжий Семенов вляпался в собачью кучку, и заныл, как раввин на молитве.

– Еврейские псы… – он остановился, счищая щепкой нечисть с сияющего башмака, а когда вышел из арки, улица была залита тающими солнечными лучами. Вечерний воздух был парким, сухим и горячим, как это бывает в тропиках. Он наполнился горячечными ароматами пряных цветов, и это было странно ощущать, стоя в центре холодного стального города, города сухого, казенного, лишенного чувственности и живости, присущей веселым южным городам. Города надменного, жестокого и равнодушного, чье каменное сердце, стиснули в ледяных объятиях бездушные железные мосты и набережные. Дверь в «Лавку Древностей» оказалась распахнута, с дверной ручки уныло свисала полицейская пломба на толстых жгутах.

– Может быть, вызовем полицию? – тихо спросил Лейкин.

– И что мы им скажем? – насупился Семенов. – Двое арендодателей вскрыли собственный магазин, где несколько часов назад случилось убийство?!

– Но ведь это не мы печать вскрыли!

– Доказывай потом! – мужчина решительно перешагнул через порог. Запах сырого мяса стал ощутим совершенно отчетливо.

– Это ведь… – Лейкин сощурился, забавно сморщил нос, отчего стал похож на озабоченного бобра. Эту его безобидную привычку любила высмеивать жена. Она подтрунивала над толстяком, нарочито курнося свой очаровательный носик. Тварь! Тварь конченая… – Господи, это ведь точно мясо и виски! Ты слышишь?!

Голоса звучали совершенно отчетливо. Два мужских и один женский. Они доносились из торгового зала.

– Черт возьми! Наверняка бомжи залезли! Растащат товар! – Семенов решительно прошелся по залу, и озадаченно остановился. На овальном столе из красного дерева, эпохи Александра Второго Освободителя гнездились початые бутылки виски, и ошметки сырого мяса в старинной тарелке. Вроде бы в этом не было ничего волшебного, кабы не голоса людей, звучащие прямо с дивана, хотя там совершенно отчетливо виднелась полосатая обшарпанная обивка, и облезлые ручки. И это не самое страшное. Вдруг бутылка поднялась в воздух, и из горлышка в бокал сама по себе, потекла тягучая жидкость. Воздух наполнился ароматом хорошего виски.

– Бежим! – тихо, одними губами прошептал Михаил. Он быстро и истово перекрестился. Бокал перевернулся в воздухе, и виски начало исчезать, словно бы растворяясь в небытие. – Бежим! – завизжал мужчина. Так страшно ему никогда не было. Даже в армии, когда после отбоя, двое кавказцев избили его в туалете, а затем совершили над толстым молодым солдатиком нечто такое, о чем он до сих пор старался не вспоминать, упрятав ужасную историю в сокровенных уголках собственной памяти. Даже тогда ему было не так страшно…

– Ходу! – охотно поддержал идею партнера Лейкин. Более всего ему хотелось очутиться сейчас в кровати с блудливой Настей, пусть даже с одним из ее любовников, нищих стриптизеров. Он был согласен оказаться бессильным свидетелем их оргий! Пусть! И пусть Настенька живет безмятежно, и трахается за его счет, лишь бы оказаться как можно дальше отсюда! Друзья выскочили наружу, бросившись к своим автомобилям. Несмотря на массивные габариты, Семенов пулей влетел в свой «Мерседес», а его товарищ замешкался. Он подбежал к БМВ – х5, выхватил из кармана ключи, но уронил их на асфальт.

– Сеня! Сзади! – закричал Михаил.

Дверь в антикварный магазин распахнулась, и оттуда вышла голая женщина. Тихо ступая босыми ступнями по асфальту, она приблизилась к перепуганному толстяку. В черных глазах отражалась глянцевая медь заходящего солнца.

– Я помогу тебе, жалкий мытарь! А ты больше сюда ни разу не придешь, сделка?! – тихо и властно сказала женщина.

– Сделка! – брякнул он, не подумав. Нечто жуткое, властное грезилось в страшных глазах красавицы.

– Слово в радость! – она прижала ладонь к его паху. Непривычное жжение заставило мужчину сладостно застонать. Такого влечения он не испытывал даже в юности. – Подойди ближе, фен! Не бойся… – из ее рта текла горячая слюда прозрачного воздуха. Он потряс головой, как озадаченный фокстерьер, надеясь стряхнуть наваждение.

– А теперь пошел прочь, унтерменш! – она повернулась, и скрылась в магазине.

Находясь словно в полуобмороке, Лейкин нащупал на земле ключи, нырнул в машину, услужливо взревел мотор.

– Сеня, валим отсюда! – пронзительно кричал Михаил из своего «мерседеса». Человек не обернулся. Он врубил передачу, выдавил педаль газа, и автомобиль сорвался с места, будто разгоряченный скакун. Несколько минут он мчался по улицам мертвого города, преследуемый этим ужасным криком. Он не узнавал знакомых улиц. Горячий запах тропиков властвовал над землей, воздух был соткан из невесомой паутины жарких лепестков пряных цветов. Казалось, машина парит в невесомости, рассекая воздушную массу. На углу Садовой и Гороховой улицы звуки города ворвались в салон, обдав лицо человека холодным ветерком. Он резко ударил по тормозам. Старенькая «девятка» буквально вынырнула из-под капота его автомобиля. Оглушенный гомоном и запахом вечернего города мужчина озирался по сторонам. В окно салона заглядывали люди.