Салли Грин - Тот, кто убьет

Рано утром недели через две после той встречи мы с Джимом сидим в раздевалке теннисного клуба в какой-то деревне. Не знаю, откуда там такой запах — от Джима или раздевалка воняет сама по себе, — но сомневаюсь, чтобы члены клуба стали его терпеть.

— Ты выглядишь куда лучше, Иван. Округлился в щеках. В прошлый раз ты был сущий доходяга. — Говоря со мной, он то и дело поглядывает на дверь за моей спиной.

— Какая-то проблема, Джим?

— Не должно быть. Не должно. Ты ведь следовал инструкциям?

— Конечно.

— Мурашки у меня по спине от этого места. Давай сделаем все по-быстрому, а?

Я беру паспорта и просматриваю их. Кажется, они в полном порядке. Имена и даты рождения в каждом паспорте разные, но и там, и там мне восемнадцать лет, что вполне похоже на правду.

— Ну, значит, все, — говорит Джим, заканчивая пересчитывать деньги. Он кладет их в карман куртки, а я хватаю его за руку.

— Как добраться до Меркури, пожалуйста, Джим.

Джим грустно качает головой, но профессиональная улыбка не сходит у него с лица.

— Иван, дорогой ты мой, мне очень жаль, но я не могу тебе ничего сказать, пока мы не получим результаты от Трева. Если бы не это, я бы тебе помог с огромным удовольствием.

— А как дела у Трева?

— О, у Трева отлично, просто отлично. Я заходил к нему на днях, так он просто кайф ловит. Головоломка, говорит. Большая жирная головоломка.

— И как скоро ключ к большой жирной головоломке будет у него в руках?

— Он пока не знает. Он вообще со мной почти не говорил. Молчун он, наш Трев. Правда, сказал, что как-нибудь во вторник, часиков в десять утра, оставит инструкции в обычном месте. Так что приходи туда каждый вторник и проверяй.

— Ну, судя по размерам головоломки, это случится еще не в этот вторник.

— Как знать, Иван, как знать. Наш Трев, он же гений. Может быть, он уже сейчас кричит «Эврика!». Ты просто захаживай туда по вторникам и как-нибудь найдешь то, что тебе нужно.

— А деньги?

Лицо Джима становится таким кислым, что даже уголки его рта опускаются вниз и мешают ему говорить, но уже через несколько секунд он встряхивается и продолжает:

— Он сказал, что будет говорить об этом с тобой и только с тобой. — Пальцами Джим сморкает нос и тут же вытирает их прямо об штаны.

В первую неделю я ничего не ожидаю найти на шкафчике в камере хранения. Денег у меня накопилось прилично, так что воровать я больше не хочу. Я покупаю себе новую одежду и обувь. Продолжаю тренировки. Сотню отжиманий делаю легко. Но мне нужно уезжать из этого города. Охотников я пока не видел, подворотни меняю каждую ночь, но все равно я всегда на нервах. Я решаю, что если в ближайший вторник опять ничего не найду, то поеду на неделю в Шотландию или в Уэльс — в общем, куда-нибудь подальше, а вернусь в понедельник.

Но в следующий вторник я нахожу на вокзале конверт. Назад я иду медленно, озираясь. Какой-то малыш лет пяти держит за руку мать и смотрит на меня во все глаза. Я застываю на месте, оглядываюсь — он все еще смотрит. Смотрит и смотрит. Не знаю почему, но мне становится страшно, и я бросаюсь бежать.

Слишком уж я расслабился в последнее время. Но если даже за мной не следят — а я уже начал думать, что это так, — то искать-то меня наверняка ищут. Вдруг им повезет, и они просто увидят меня на улице. Они меня недооценили, и я сбежал, но я не должен допускать такую же ошибку. Как сказала Мэри: «В названии вся суть».

В конверте оказывается билет на поезд и записка. С небольшой посторонней помощью я узнаю, что билет на завтра, на шесть утра, и два с небольшим часа спустя поезд доставит меня в Ливерпуль. У меня будет полно времени, чтобы найти место встречи, указанное в записке:

11 часов 42, Милл Хилл-Лейн.

Ливерпуль — это город, где ведьм почти нет, а все из-за местных банд, которые терпеть их не могут и гонят отовсюду. Бабушка говорила мне, что Белые Ведьмы стараются туда не попадать, потому что у них со скаузами-фейнами есть негласная договоренность: скаузы [4] Скауз ( англ. scouse) — неформальное, но весьма распространенное в Британии прозвище жителей Ливерпуля. не трогают ведьм, а те не показываются в Ливерпуле.

Я говорю себе, что это хороший план. Джим заботится обо мне, он посылает меня туда, где нет ни Охотников, ни ведьм, но ближе к вечеру у меня начинается мандраж, и я не могу усидеть на месте. Мне кажется, что произошел какой-то сбой. Джим ничего о билетах не говорил. Речь шла только об инструкциях.

Я возвращаюсь в Кобальтовый переулок. Наверное, Боб уже несколько недель как уехал — по крайней мере, я надеюсь на это, — но все же зачем-то иду проверить. Если билет возник из-за того, что Охотники взяли след Боба — или хуже, если его уже схватили, — то я хочу об этом знать.

Еще не дойдя до своего прежнего наблюдательного пункта напротив здания Совета, я замечаю в переулке какую-то возню и медленно прохожу мимо по другой стороне улицы. У двери Боба стоит большой белый фургон, а за ним другой автомобиль — фургон почти заслоняет его, так что я плохо его вижу, но мне кажется, что это тот самый джип четыре на четыре, который приезжал за мной в Шотландию. Я бросаю в переулок последний взгляд и вижу человека, который выходит из дома Боба. Этот человек Клей.

В ту ночь я не сплю. На вокзал я прихожу за минуту до отправления поезда и нахожу свое место.

Поезд отправляется рано, поэтому вагон на большую половину пуст. Каждому, кто проходит мимо, я стараюсь заглянуть в глаза. Охотников не видно.

Я устал как собака и в дороге дремлю. Вдруг поезд дергается, и я слышу объявление: мы прибываем в Ливерпуль.

Время одиннадцать пятнадцать, и Милл Хилл-Лейн с каждой минутой выглядит все более и более неприветливой. Народу на улице нет совсем. Сорок второй номер представляет собой заброшенное строение в ряду таких же заброшенных домов. Разбитые стекла и граффити на стенах в этом районе, похоже, норма жизни, но в номере сорок втором все относительно цело: пол голый, но стекло разбито лишь в одном окне — в том, через которое в дом пробрался я.

Свой рюкзак я спрятал на задворках в полумиле отсюда. Паспорта и деньги лежат у меня в боковом кармане куртки, под молнией. Я в арафатке и черных очках, хотя на улице пасмурно. Перчатки без пальцев удобнее обычных, зато они прячут только татуировку на руке и шрам на запястье, другая татуировка, на пальце, остается на виду, и я заклеиваю ее пластырем.

Я твержу себе, что при первых же признаках чего-нибудь странного я развернусь и уйду. Но я себя обманываю; все и так очень странно, а мне надо повидать Трева.

Я стою у окна на втором этаже дома и смотрю на улицу, когда вдалеке из-за угла выходит Трев и деловито идет по направлению к дому, в руке у него обычный магазинный пакет. Я слегка отхожу от окна, останавливаюсь и начинаю ждать. В другом конце улицы появляется подросток на велике, он останавливается и тоже следит за Тревом.