Макс Далин - Лунный бархат

— Ну не заводись. Просто Вечный Князь, понимаешь? Чистая сила, это дорогого стоит.

— Сила!

— Сила… — протянул Энди мечтательно. — Помнишь, как у Жоффруа.

— Ну да. Скажи еще — как у Дрейка.

— Ну… Дрейк, что ж. Если бы Дрейк…

— Надо было его пристрелить все-таки. Сила. Сила, бля!

— Да что он тебе дался?

— Он тебе дался. А этот Артур ей дался! Панк замызганный. Пошли отсюда!

Энди улыбнулся и пожал плечами. Легко встал.

— Пошли, погуляем. А с Кларой еще увидишься. Ничего страшного.

Я проснулся оттого, что Мартын тряс меня за плечо.

Голова просто разламывалась на части; кости ломило — я заснул на подоконнике, полусидя, полулежа, в дико неудобной позе. В комнате горел желтый электрический свет, который резал глаза. За окном шел снег.

Обманная весна закончилась. Зима начиналась по второму кругу — от тоски сперло дыхание. Как когда-то в детстве, появилось ощущение, что настоящая весна уже никогда не наступит — просто снег будет таять, превращаться в мерзкую слякоть и снова сыпаться с неба клочьями драного савана — без конца.

— Ты стонал, — сказал Мартын. — И выглядишь херово. Просто очень херово. Может, правда, к врачу сходишь?

— У тебя кофе есть? — спросил я. — Выпью, если угостишь, и пойду.

— К врачу?

— Да нет. По делу.

Мартын посмотрел укоризненно. Он меня жалел. Он вообще жалостливое существо, хоть с виду и незаметно. А человеку с такой нежной душой просто больно видеть, как старый боевой товарищ сходит с ума.

— Кофе есть, — сказал Мартын. — Ты бы отложил дела-то.

На душе было паскудно.

Потом я пил дрянной растворимый кофе из огромной бадейки, а Мартын хлебал из такой же бадейки жутко сладкий чай и пожирал бутерброд. Тонечка крутилась то там, то сям, мелькала с разными дамскими вещичками, на ходу расчесывала кудряшки, на ходу жевала печенье и болтала всякий вздор — она собиралась на работу. Мартын тоже собирался, и я был ужасно рад, что мы сейчас расстанемся и больше ни о чем не надо говорить.

— Ты все-таки звони, если что, — сказал Мартын на прощанье.

— Спасибо, Мартынушка. Я буду иметь в виду.

Мир состоял из бурых дорог, серого неба, белого снега и черных деревьев. Пахло снегом. Просто удивительно, что я не замечал раньше — снег имеет запах, резкий, тревожный… Запах холода и угрозы.

Я купил газету «Реклама-Шанс». У метро мне всучили еще «Асток-пресс» — и я взял, потому что там тоже могло оказаться то, что надо. В метро я спускался, как Орфей — в преисподнюю, со странным ощущением, что где-то тут, рядом, проходит граница нормальности, и я вот-вот перешагну ее.

Ничего не произошло.

Впрочем, большого облегчения я не почувствовал. Впереди был день для принятия мер по спасению самого себя от ночи — потому что повторения ночных глюков я боялся, как смертной казни.

Дома я зарядил пистолет. Не было большой уверенности, что он понадобится — с тоской с помощью пуль не справиться — но вооруженный, я странным образом чувствовал себя лучше.

Хотелось надраться до посинения, но я запретил себе даже думать об этом, выпил апельсинового сока, от которого замутило, и принялся листать газеты. Того, что я искал, тут было навалом — только выбирай, но тексты объявлений как-то не грели. Некоторые помещали вместе с объявлением свою фотографию — и рожи у них были совершенно не вызывающие доверия. Но это был последний шанс все уладить. Я выбрал телефон и позвонил.

Меня спросили об имени. Потом предложили зайти в пятницу.

— Мне нужно срочно.

Там очень покладисто согласились и пригласили сегодня в три. Я повесил трубку, чувствуя себя идиотом.

А дело, в сущности, было только в непроходящем ощущении ужасного одиночества. Мне просто хотелось выложить все начистоту человеку, который, как минимум, не будет считать меня сумасшедшим. А если его профессия — выслушивать странные истории, то, возможно, мне дадут хоть сколько-нибудь полезный совет.

К трем часам я поехал по названному адресу. Тоска становилась все сильнее, и я уже не привередничал — просто поговорить, просто поговорить, только чтобы выслушали и поняли, а там…

Дом был совсем не плох. Дверь квартиры открыло какое-то серое существо в платочке. Из двери пахнуло ладаном так, что меня чуть не вывернуло наизнанку прямо на пороге. Я сглотнул и вошел.

Окно комнаты было плотно занавешено, на столе горели свечи, на стене висело множество икон и лампадок на цепочках. У стола стояло два стула, я сел на один без приглашения — и тут вошла хозяйка. На ней тоже был платочек и темное платьице, она выглядела хорошо сохранившейся дамочкой, которой хочется казаться старушкой. У нее был цепкий взгляд профессионалки.

— Тебя, раб божий Михаил, лютая скорбь привела ко мне? — спросила она нараспев.

В первый момент это произвело впечатление. Я потерял дар речи, но мало-помалу способность нормально мыслить вернулась. Я вспомнил, что имя сам назвал по телефону, а до лютой скорби слишком просто додуматься.

— Вы поняли, какая именно? — спросил я вежливо.

Она задумалась. Посмотрела оценивающе, и я догадался, что ко мне примеривают несчастную любовь, неудачи в бизнесе и порчу со сглазом.

— А есть рядом с тобой недобрый человек, думает он думу черную, затевает дело ужасное… — пропела она наконец отработанным печальным речитативом.

Она сделала отличный вывод — просто истина никак не могла прийти в голову.

— В принципе, верно, — сказал я. — Только этот думающий — мертвый.

Она вздрогнула.

— Меня поцеловал вампир.

— А что ж ты, раб божий, в церковь-то не пошел? От сил зла, от духов тьмы — молись и проси защиты у…

— Он поцеловал меня около иконы. В грешном, правда, месте. Но — все это ерунда, — сказал я. — Вы только скажите — это возможно? Чтобы пришел мертвый, поцеловал — и все пошло наперекосяк? Они существуют? Вы сами их видели?

Она покосилась на меня и поджала губы. Вдруг показалось, что ей обидно. Это ее дело — говорить удивительные и пугающие вещи.

— А крещен ли ты? — спросила она наконец.

— Да, — сказал я. — Но вы ответьте…

— А в церкви давно был? На исповеди? А постился и…

— Да не хочу я! — рявкнул я, на миг потеряв самообладание. — Хотел в первый момент, а теперь не хочу! И молиться за меня не надо! Только скажите — вы видели?! Вы знаете, что наш мир — как гребаный торт «Наполеон», и некоторые шарятся из слоя в слой?! Вы верите, что это Бог создал?!

— За тяжкие грехи ты наказан! — изрекла она с таким же злым напором. — А кто в Спасителя нашего не верует — тот защиты не имеет, погрязает в горды не и тешит дьяволово воинство!

— Я — грешник, совершенно верно, — сказал я, уже чувствуя отчаянье. — Но — не в этом дело. В конце концов, если даже поверить в этот злой бред, дьявола тоже создал Бог.