Юлия Тулянская - Небо и корни мира

Костер потрескивал, клубился в темноте беловатым дымом. Ратник из крестьян, без шлема, в кольчуге, подкладывал в огонь ветки. Он бережно пристраивал их одну к одной, заинтересованным взглядом следя, как они занимаются. Глаза ратника живо блестели, и видно было, что его нисколько не клонит в сон.

Яромир подошел и опустился на землю возле костра. Ратник не сказал ни слова, только глянул на него из-под бровей. Оба молчали, но Яромир знал, что они думают об одном и том же.

…Бережно укладывая ветки в костер, не чувствуя, как пламя лижет грубые пальцы, ратник неторопливо заговорил:

– Что, брат князь, видишь? Варды нарочно стянули силы к границе и засели на месте. Это понятно, почему. У них войско постоянное, а наши – ополченцы. У нас мужики, им надо домой, воинского порядка держать не умеют. Уже нынче народ у нас разбегается, Яромир, к зиме совсем разойдутся. И продовольствие… Мы два раза просили у Гронска и приграничных сел. Нам дали, потому что ты теперь – всего севера князь, и к тому же мы границу защищаем. А когда люди решат, что мы зря баклуши бьем, потому что войны никакой и нет, то не станут нас кормить. У вардского короля особая подать на войско, он просить у людей не будет, понадобится – так и силой соберет… Видишь, князь? Ведь нас измором берут.

– Вижу… – глухо подтвердил Яромир; он был хмур, в отблеске костра загорелое лицо казалось бронзовым, над бровью вилась глубокая длинная морщина. – Дозорные спят. Если варды захотят, перережут нас ночью. Я был простым дружинником, ратей не водил…

– Вот что… – ратник подумал, почесал бороду. – Ты должен делать, как делают князья. Вот как ихний король Hep. – Как все северяне, он неверно выговаривал странное имя варда.

Паренек из Гронска, который дремал у костра, с головой укрывшись плащом, приподнялся на локте, прислушиваясь к разговору старших.

– Дозорных, чтоб не спали, вздернуть. Или вздернуть жалко, а всыпать бы им горячих, – рассуждал ратник. – Почему это я ни разу не заснул? Захочешь – так не проспишь. Сам посуди, князь, что лучше: кто порядка не понимает – всыпать тому ума через задние ворота, либо нас перебьют во сне? А с городов тебе надо брать подать.

Молодой гронец Радош всей душой сочувствовал Яромиру и мечтал сам придумать какой-нибудь выход, чтобы ему помочь.

– Нет, брат, – отвечал тем временем Яромир. – Так только с виду хорошо, а если присмотреться – то плохо. Нам на короля Нера не равняться. Еще его деды и прадеды учились держать людей в повиновении. На это у них и особые законы, и стража. А у нас что? Можно взять их законы и набрать стражу. Только у нас это все с непривычки выйдет еще хуже, чем у них. За что тогда воюем?.. Тогда надо было старых князей слушаться, а не бунтовать.

Яромир опустил голову, разглядывая выжженную траву вокруг кострища. Он ничего не мог предложить взамен того, от чего сейчас отказался. Радош решился.

– Яромир, мы сами будем сторожить, – подал он голос. – Я… и еще есть ребята. Мы не заснем.

Яромир быстро поднял на него взгляд.

– …А то поднять войско, – перебил юношу ратник, – да самим ударить по вардам. Ударить, разбить их и опять сюда отойти. Они нас измором берут, а мы им – драку! Как тогда, когда ты открыл даргородские ворота и повел нас в бой, вместо того чтобы сидеть за стенами…

– То было другое дело… – Яромир запнулся, осторожно вылавливая из бороды заблудившегося там ночного мотылька. – Поздняя осень уже, а они еще летают, – он достал мотылька и держал его двумя пальцами.

– Смотри, князь, он светится, – сказал Радош.

Пыльца на мохнатом мотыльке блестела ровным и ярким светом. Яромир слегка подбросил его в воздух. Мотылек улетел недалеко, сел в траву и сразу погас. Пальцы Яромира, испачканные пыльцой, и борода теперь тоже светились.

– Они ночницами зовутся, – проговорил Яромир. – Это не простые бабочки, а земнородные. Ночницы… Ты, Радош, покажи мне своих ребят…

И, обернувшись к ратнику, добавил:

– Нельзя нападать на вардов на их земле. Если мы перейдем границу, они ни за что не заключат с нами мир. Скажут, что защищаются, а мы им угроза. И король Hep тогда придет с большим войском. Мы для них будем вроде бешеных волков. Я мир хочу заключить. Для этого надо, чтобы мы перед вардами ни в чем не были виноваты.

Осень подходила к концу. Темнело рано. Моросил мелкий дождь. Многие избы в деревне стояли пустыми, и на чердаках уже начали гнездиться совы. Дворы за лето заросли бурьяном. В окнах домов, что еще оставались жилыми, тускло мерцали огни.

По грязи, обходя лужи, Девонна в большом шерстяном платке возвращалась с другого конца деревни – ее звали лечить старика-крестьянина, которому вступило в спину. Шалый трусил рядом. Пес не любил оставаться один, да и дома было нечего сторожить. Хозяйка брала его с собой, когда ходила к соседям.

Месяц назад, дойдя с войском до этих мест, Девонна и Яромир заняли пустовавший дом на краю деревни. Сумрачный еловый лес обступал их жилье с трех сторон.

Девонна открыла ворота, прошла через темный двор и помедлила на крыльце, повернувшись лицом на запад, где далеко отсюда стоял лагерь Яромира. Прислушалась к своим чувствам: нет, не тревожно… Шалый царапнул лапой дверь. Девонна провела рукой по сырой шерсти пса и впустила его в дом впереди себя. Печь делила дом на две половины. В жилой части стоял стол, несколько лавок, и за занавеской – кровать с лоскутным одеялом. Тут же небожительница держала свою прялку и ткацкий станок. Сени она превратила в хранилище целебных трав.

Сняв с головы платок, вестница встряхнула волосами – они отсырели, как шерсть Шалого, – и прислонила руки к печи, чтобы согреться. Шалый свернулся у порога, чутко прислушиваясь. Они с хозяйкой вместе слушали, как скрипят ели и мелко стучит по крыше дождь. Отогревшись, Девонна присела рядом с псом, подержала ладонь на его голове:

– Скучаешь по хозяину… Я тоже. Скоро, скоро уже приедет. Давай согреем воды, сварим похлебки к ужину, и тебе тоже будет.

Каждый вечер вестница ждала мужа с заставы, с утра топила печь, готовила похлебку из кореньев и из грибов, изредка пекла хлеб – когда было, из чего. Соседи знали, что Девонна носит ребенка, и иногда одалживали ей немного муки или крупы. Яромир просил соседских женщин приглядеть за его женой. Девонна словно поступила в учение к соседкам и от них узнавала многое, чем держится дом. Только ткать вестница умела лучше всех в деревне.

С тех пор как Девонна покинула заброшенный храм на границе Анвардена, не прошло и трех месяцев, но она уже стала опытной травницей. Когда она побывала в сердце леса – в тайном лесном месте, где рождаются в солнцеворот земнородные, – она научилась, как лесовица, угадывать свойство каждой травы и листа. Вестница сказала соседям, что может лечить больных.