Далия Трускиновская - Шайтан-звезда

Но сейчас ей нужно было сбить Ади с толку, чтобы выиграть время, разумно построить оборону и перейти к нападению. И ей это удалось, ибо благородные арабы не упускают случая насладиться прекрасными стихами.

– Твоя прелесть и красота все еще при тебе, о госпожа, и нет тебе нужды жаловаться на унижение, – достаточно мирно сказал аль-Асвад. – Но до меня дошли странные слухи, и я хотел бы из твоих уст услышать подтверждение или отрицание.

– Если ты веришь слухам, то мое подтверждение или отрицание для тебя равнозначны, – стараясь выдержать достойную печаль в голосе, заметила Абриза.

– Мне передавали, что тебя посетил мой брат аль-Мунзир, и после этого он собрался и в большой спешке покинул Хиру! Было ли это посещение?

– Было, о счастливый царь, – согласилась Абриза. – Брошенная всеми и даже тем, кто оказал мне в своем дворце гостеприимство, я хотела узнать о событиях и позвала человека, которого хорошо знала и которому доверяла – ведь мы год прожили под одной крышей. И он рассказал мне о том, что я хотела знать, и ушел своей дорогой.

– А не убежал ли он своей дорогой? Люди видели, как он выскочил в зал, взволнованный до крайности, и как беседовал с Хабруром ибн Оманом и Джударом ибн Маджидом. После чего Хабрур ибн Оман и Джеван-курд плели мне о его отъезде какую-то околесицу – якобы он проведал нечто о твоем ребенке и вынужден был спешить. Я бы поверил им, если бы вскоре и они не исчезли. Тогда я стал расспрашивать людей. Что произошло между тобой и аль-Мунзиром? Почему я в эти нелегкие дни своего правления лишен поддержки своего брата, своего наставника и Джевана-курда, для которого я был как бы наместником пророка на земле?

– Разве я отвечаю за поступки твоего наставника и сумасбродного курда?

– Что ты сказала аль-Мунзиру? – строго спросил Ади аль-Асвад. – Ради Аллаха, объясни мне, что заставило его бежать из Хиры?

– Может быть, тебе следовало спросить, что он сказал мне?

Аль-Асвад помолчал.

– Если ты собираешься сейчас оклеветать аль-Мунзира, то лучше бы тебе и на свет не рождаться, о госпожа, – негромко, но очень внятно произнес он. – Знаешь ли ты, что бывает, когда женщины вмешиваются в дела мужчин?

– Да, знаю, – отвечала Абриза. – Они сводят мужчин с помоста для казни и делают их царями!

Аль-Асвад провел рукой по золотой маске.

– Ты бы могла и солгать тогда! – и упреки полились с его прикрытых золотом уст подобно ливню над пустыней. – Ты же видела, что все мы зашли в тупик, а твое слово оказалось решающим! А теперь Джейран ушла со своими людьми неведомо куда, и моя клятва не выполнена, и я не ввел ее в свой харим! Разве ты такая праведная христианка, что слово лжи, произнесенное ради спасения многих людей, было для тебя запретно? Чему же тогда учит ваша вера? Я хотел заключить брачный договор наилучшим образом, и тогда уж разослать людей на поиски твоего ребенка, и найти его, и возвести на престол Хиры! А что получилось? Мои самые надежные приближенные исчезли неведомо куда – и я еще раз клянусь Аллахом, что в этом деле не обошлось без тебя!

Абриза молчала не потому, что не нашла бы подходящих слов для ответа. Она пыталась понять, этому ли человеку она посвящала изумительные стихи. И все яснее становилось, что наваждение той любви, породившее те стихи, давно схлынуло, и все участники похода на Хиру, спешившие на помощь Ади и сражавшиеся за него, были как бы во хмелю, и вот протрезвели… Они несли ему, как дар, прекраснейшую женщину – и кто теперь помнит об этом? Она сама – и то сомневается, была ли та бешеная скачка, была ли та внезапная и опьяняющая страсть…

– Что же ты не отвечаешь? – спросил аль-Асвад.

– А что я могу тебе ответить?.. – тут Абриза как бы опомнилась. Во всей длительной речи аль-Асвада не прозвучало ни слова о ее замужестве с ним, и нужно было положить конец этому унизительному положению.

– Ты хочешь знать правду? – голос Абризы сделался таким пронзительным, что Ади под маской поморщился. – Тебе непременно нужна правда, о счастливый царь? Ну так вот она – я призналась аль-Мунзиру в любви, а он отказался от меня и скрылся!

– Ты призналась в любви аль-Мунзиру? – ошарашенно повторил Ади аль-Асвад. – Ты – бесноватая, или твой разум поражен?

– А почему любовь к аль-Мунзиру свидетельствует о моей бесноватости? – напустилась Абриза на аль-Асвада примерно так же, как только что – он на нее. – Разве аль-Мунзир – не лучший среди детей арабов? Разве доблесть не сверкает между его бровей, свидетельствуя за него, а не против него? Разве он один не идет среди арабов за пятьсот всадников? Разве он не красив, не статен, не строен и соразмерен, не умен, не знаток адаба? Что в нем ты нашел такого, что мешало бы женщине полюбить его?

– Опомнись, о женщина! – грозно сказал аль-Асвад, вскакивая с ковра. – Вспомни, в чьем хариме ты находишься! День моей свадьбы с Джейран должен был стать и днем моей свадьбы с тобой! Во имя Аллаха милостивого, милосердного, прекрати эти речи!

– А откуда мне было знать, что это – день и моей свадьбы? – Абриза тоже поднялась. – Разве ты говорил мне о своей любви? Разве ты просил моей близости, о аль-Асвад? Откуда вообще взялась эта общая ошибка – будто я почему-то непременно должна стать твоей женой?

– Об этом знали все… – не очень уверенно ответил аль-Асвад.

– Об этом знали все, кроме невесты? – Абриза торжествующе рассмеялась. – О аль-Асвад, из-за этого нелепого слуха я лишилась близости аль-Мунзира – и ты еще хочешь, чтобы я признала себя твоей невестой? Аль-Мунзир не захотел встать между мной и тобой – и вот в чем причина его бегства!

– Но зачем аль-Мунзиру такая жена, как ты? – с не меньшим торжеством спросил молодой царь. – Он же знал, что я непременно женю его на дочерях своих вельмож, и это будут очень полезные для него браки. А до заключения договоров он на те деньги, что я подарил ему, приобрел себе двух невольниц, высокогрудых дев, и он разрушил их девственность и насладился их юностью!

– О царь, я повторяю – мы провели год под одной крышей, и он не отходил от меня ни на шаг, и его взгляды были выразительнее его слов! Он мог бы приобрести хоть двадцать красивых невольниц, это его право, но отказался от меня он лишь потому, что был уверен, будто ты хочешь взять меня в жены!

Абриза приводила доводы, как всегда, уже не зная, что в них правда, а что – ее домысел. И, желая прекратить свою речь красиво и достойно, произнесла стихи:

– Значит, ты останешься в моем хариме на правах знатной гостьи, а не войдешь в него как жена? – спросил аль-Асвад.