Далия Трускиновская - Шайтан-звезда

Джейран подумала, что если она сейчас выйдет, и назовет себя, и встанет на сторону противников Сабита ибн Хатема, вся эта суматоха кончится, а ее вместе с мальчиками выведут из Пестрого замка. Чем громче шумели знатоки законов, тем острее хотелось ей сделать это. Она уже вообразила, как выходит на середину зала, и обвиняет Сабита ибн Хатема в своих бедствиях, и посылает за мальчиками, и ее ноги уже ступили на тополевые бревна подъемного моста, и она уже послала своих людей искать среди камней тело Хайсагура, с которым, очевидно, стряслась беда… И Джейран вспомнила, как в крепости горных гулей переругивались эти двое, оборотень и старый звездозаконник, переругивались яростно и беззлобно, как люди пылкие и давно привязанные друг к другу… Она ухватилась за колонну. Пожалуй, с выходом торопиться не следовало… Пока Джейран пыталась принять мудрое решение, мудрецы снова вспомнили, что недостает второго участника спора.

– Разве у тебя не было джинна, чтобы послать его за Барзахом? – ехидно осведомился высокий мудрец в серой, испещренной загадочными пятнами, рубахе и коротковатых шароварах. – Мы видим одного из спорщиков, но не видим другого! А если Барзах скажет, что ему достаточно его превосходства, и откажется от плодов победы?

– Барзах не откажется от плодов победы! – возразил аш-Шамардаль. – Он слишком много сделал, чтобы достичь ее!

– А что проку Барзаху в том, что Сабит ибн Хатем и его ученики лишатся своего имущества? Что прибавится Барзаху от их нищеты? Разве накопленные ими знания перейдут в его голову? – не унимался высокий мудрец. – Пусть явится наконец Барзах!

– Барзах уже на пути сюда! – воскликнул аш-Шамардаль. – Клянусь Аллахом, между им и нами не более двух фарсангов!

Он достал из-за пазухи лист пергамента и развернул его.

– Подай мне столик, о дитя, – обратился он к тому из муридов, который во время всего этого шума находился к нему ближе прочих. Мурид молча взял стоящий у стены низкий столик, подхватил и подушку для сидения, принес все это и установил перед аш-Шамардалем.

Тот сделал движение рукой, призывая к тишине, уселся, положил перед собой пергамент и стал чертить над ним знаки, как если бы писал по воздуху буквы, бормоча при этом.

– Этот круг небосвода достался ему от самого Бахрама, – уважительно произнес один из собеседников.

– Смотрите, смотрите… Изображение появляется!

– Клянусь Аллахом, оно движется! – подтвердил другой. Что-то происходило на столике, судя по тому, как обступили аш-Шамардаля и с каким вниманием глядели через его плечи на пергамент.

– Видите, о друзья Аллаха? – спросил аш-Шамардаль. – Вот та самая башня, на вершине которой огнепоклонники оставляли своих мертвецов! Те, кто бывал здесь раньше, знают, на каком расстоянии от замка она стоит! Вот башня, а вот всадники, которые проезжают мимо нее… а вот и Барзах… посмотрите, как он торопится, как погоняет коня! Совсем скоро он будет среди нас!

Джейран зажала рот рукой. Насколько ей было известно, отряд всадников, в котором был Барзах, вовсе не стремился к Пестрому замку, а, напротив, удирал от него без оглядки! И увозил с собой ребенка, которому суждено было стать наследником престола Хиры!

Всякий раз, сталкиваясь с враньем, Джейран сперва терялась, потом в ней просыпалась тихая ярость, а потом уж следовало ждать неторопливых, но весьма целеустремленных поступков – наподобие бегства из фальшивого рая. И на сей раз она тоже впала в изумление прежде, чем что-то предпринимать.

Тем временем сторонники Сабита ибн Хатема, среди которых были не только звездозаконники, но и врачи, обучавшиеся у прославленных врачей Харрана, и маги, и факихи, перешли от обороны к наступлению, довольно верно угадав уязвимое место аш-Шамардаля.

– Пошли за ним того марида, который принес сюда нас! – требовали маги и звездозаконники на удивление дружно. – Куда ты девал его, этого марида с собачьей головой?

– Клянусь Аллахом, марид сбежал от него, как сбежал десять лет назад джинн из рода сыновей Джирджиса! – перекричал прочих человек с такой длинной бородой, что ее острый кончик достигал колен. – Он не знал, что заклинание власти для этого джинна ограничено количеством приказаний! А ведь в заклинании это было сказано ясно, и следовало бы ему понять, что еврейские буквы на самом деле означают числа!

И были перечислены еще кое-какие грехи гнусного завистника в обращении с джиннами, ифритами и маридами, плененными и заточенными еще Сулейманом ибн Даудом.

Аш-Шамардаль в конце концов замолчал под бременем этих упреков, и всякий, кто имел дело с людьми, чьи лица от ярости бледнеют и каменеют, воздержался бы испытывать в такие мгновения долготерпение Аллаха. Но собеседники и сотрапезники аш-Шамардаля в пылу словесного побоища утратили чувство меры.

Он поднял голову – и по выражению его лица, по блеску выпуклых глаз можно было бы догадаться, что он принял страшное решение. Это решение далось ему нелегко – и, хотя он все прекрасно подготовил, совершить последний шаг на этом пути все же было для него мучительно, ибо раньше его зависть находила себе отраду в мелких и тайных пакостях, а сейчас ей предстояло подвигнуть своего обладателя на открытое злодеяние.

– Да, я не повелеваю таким количеством джиннов, каким мог повелевать прежде! – вдруг выкрикнул аш-Шамардаль. – Но у меня есть кое-что получше! Я воспитал верных мне мужей, истинных муридов, и если джинн или ифрит не расстанется с жизнью из-за моей прихоти, то эти муриды рады будут заполнить собой пропасть, чтобы я мог перейти ее по их трупам! Смотрите!

Аш-Шамардаль поднял руку вверх – и все увидели окошко под самым куполом, а в окошке – стоящего на корточках человека.

– Он ждет моего знака, – сказал гнусный завистник. – А знаете ли, каков этот знак?

– Нет, откуда нам это знать? – ответил за всех Сабит ибн Хатем. – Плевок!

И аш-Шамардаль действительно с отвратительным звуком харкнул на пол.

Тут же мудрецы и звездозаконники услышали крик. Раскинув руки, ожидавший знака человек на мгновение повис в воздухе – и, пока его крик длился, долетел до каменного пола.

Наступила тишина.

Многие закрыли себе лица руками.

Джейран, онемевшая от ужаса, сделала из-за колонны шаг вперед. Ей вдруг показалось, что этого несчастного еще можно спасти, если броситься к нему, перевернуть на спину, приподнять и дать глотнуть воздуха полной грудью.

И она увидела лицо человека, который погиб из-за плевка.

Его шея странно вывернулась и он прижимался щекой к каменным плитам, как будто прислушиваясь – не спешат ли снизу прекрасные благоухающие гурии с серебряными кувшинами, полными наилучшего вина.

Это был ученик цирюльника Хусейн.