Елена Плахотникова - Ларт Многодобрый

Обыскал четверых – все нормально. К пятому перешел – тот еще дышит. Хорошие ильты бойцы – удачливые, живучие. Он и ту рану залечил бы, если б обычной стрела была. А так… попросил ильт торговца об одном деле, но тот решил, что умирающему о смерти думать надо, а не о делах. Забыл поговорку, что мертвый ильт и с костра до обидчика дотянется. Так что дело пришлось сделать. А рана, оставленная ильтом, третий год не заживает. Улжар свой ильт велел продать тому, кто десять сабиров за него не пожалеет. И возьмет со всем, чего в улжаре есть. Только так. А иначе «..даже с костра дотянется».

Такой вот «веселый» рассказ из жизни большого города и бедного (блин, совсем бедного!) торговца.

Ну мне интересно стало, чего такого в том улжаре имеется. Снаружи броник как броник, а внутри – «мама дорогая!..» Спасибо уважаемому ильту, что так вовремя помер. Не придется мочить его из-за такого богатства.

На мягкой толстой подкладке, в отдельных кармашках лежали хирургические инструменты.

Не совсем привычные, но все-таки – все-таки! – в десять раз лучше того убожества, что есть у меня сейчас. Вот уж повезло, так повезло! На луну и в бинокль смотреть можно, но телескоп-то лучше.

В улжаре хранился самый странный набор, какой я когда-либо видел. И самый дорогой. Ни одной стальной вещицы. Все делалось ювелиром или огранщиком.

– Беру. Прям сразу беру. За такое десять квадратных не жалко. Малек, помоги надеть.

– Да, Многодобрый. Как пожелаешь, Многодобрый.

Слышу совсем не Мальковый голос.

И вижу здоровенную черную пятерню. Типа сначала монеты, потом товар.

Ну мне по барабану: сначала товар или потом. Расплатился, опять обновку примерить наладился, а хозяин лавки канючит: свою рану посмотреть просит.

Посмотреть-то можно, вот только дела у меня важные и неотложные. Нортор у меня не накормлен. Да и в моем брюхе акция протеста начинается. Время ужинать, а жратвой даже не пахнет. Если торговца за таковую не считать. Нортор о чем-то намекал в начале разговора. Можно уточнить, если что…

Обо всем этом я и сообщаю черному мужику. Тот опять стремительно посерел. Однако настырным оказался и не из самой трусливой десятки. Короче, договорились. За срочную, неурочную консультацию и моральные издержки – двойная плата. Согласен – «отзвени», а если нет – так мы в кабак пошли.

Юмористом покойный ильт был. Из тех, кто черный юмор любит. И только так шутит. А как другим после таких приколов жить, ему по фигу. Вот подколол он мужика… Чуть ниже – и мужиком тому не быть, а чуть выше – не жить. И осколок в ране оставил, скорее всего. Если за пять сезонов она зарасти не смогла. А лекари, к которым черный потом ходил, не очень в такую рану хотят соваться. Опасаются здесь брюхо с помощью ножа лечить. Да и поди найди там осколочек без рентгена. Я и сам не сразу нашел. Если б не знал, что он должен быть, фиг бы чего обнаружил. Чуть больше ногтя он оказался. И не железо – стекло. А я с металлом привык работать. Пока приловчился, пока сообразил что к чему, всю ненормативную вспомнил.

– Это же ильты, господин. Они железа не любят, – тоном эксперта сообщил Малек.

Блин, раньше сказать не мог!

– Ты лучше дверь придержи. А то зайдет кто-нибудь… помешает.

И застанет Лёху Серого на коленях и в очень интимной позе. А рядом мужика со спущенными штанами. И кто поверит, что идет процесс лечения?..

– Господин, кто станет заходить? Пока мы здесь, никто не…

– А если кто-то «да», то мы его Кранту скормим. Так, что ли?

– Как прикажешь, нутер. – На полном серьезе, кстати, сообщил. Кормить нортора надо регулярно, тогда и он шутки станет понимать. Может быть.

Хорошо, хоть у Малька проблем с юмором нету. Пошел и дверь на засов закрыл.

А хозяин лавки прям очень обрадовался, когда я про операцию заговорил. Серо-буро-пятнистым стал. И заблеял чего-то. Типа, может, само рассосется, если травок каких попить? Или, может, так оставить?..

– Можно и оставить. Вот только как ты с больным брюхом на бабу лазишь?

– А я… – Мужик вздохнул и засмотрелся на шкаф с оружием. И чего нового он там увидел?

– Что, никак? Совсем никак за пять сезонов?!

Еще один вздох.

Честно говоря, такому воздержанию можно только посочувствовать.

– Ну, мужик, ты и влип. А жена чего говорит?

– Плачет. И первая плачет. И вторая. Просят третью взять, если я ими не доволен.

– Да хоть десятую бери! Но пока в тебе осколок, на баб только смотреть можно. Да и то, не сильно напрягаясь.

Еще раз приложил ладонь к его животу. Закрыл глаза, всмотрелся. Сначала канал различил, по которому осколок в глубь тела уходит, потом и сам осколок. Если оставить как есть, то еще пару сезонов мужик поживет. Может быть. А потом лавка достанется другому хозяину.

– Кстати, у тебя дети есть?

Оказалось, трое. И ни одного пацана из всего выводка.

Ну обрисовал черному его «счастливое» будущее. Радости на его морде не заметил. В таком же мрачном состоянии он закрепил на себе штаны. В таком же – расплатился со мной. Но доброго Пути пожелать не забыл. А как же! Вежливость прежде всего!

Упрашивать и уговаривать мужика на операцию я не стал. Не моя это забота. Хочет жить – ради бога! Сделаю в лучшем виде. Нет – это его выбор.

Уже возле двери я остановился:

– Знаешь, то, чем не пользуются, – отмирает.

– Как?!

– А вот так. Было – и нету. Это я тебе как врач говорю.

– Подожди, Многодобрый. Не уходи.

И хозяин лавки стал ощупывать то, чем наградила его природа. В данном, конкретном, случае природа не поскупилась.

– Скажи, Многодобрый, сколько стоит твое лечение?

Оказалось, бог, в которого верит черный, не берет на службу баб и скопцов.

Операцию решили делать в этот же вечер. Очень уж торопился мужик. Боялся, наверно, что его сокровище возьмет и отвалится. Ведь столько времени он им не пользовался. Да и у меня на завтра другие планы имелись. И совсем в другом месте.

Пока я готовил инструменты и анестезию, Алми сказочку про ильтов говорил. (Назвал мужик таки свое имя. Вернее, прозвище. Ну имя мне его нужно, как спящему снотворное.) Болтал Алми, не замолкая. На нервной почве, наверно. Хорошо, хоть в обморок не грохнулся, когда я свои инструменты достал. Только посерел немного. Ильту, конечно, огромное спасибо и благодарность перед строем, но сегодня я проверенными инструментами решил работать. Привычными.

Ильты считаются не только лучшими бойцами, но и лучшими хирургами этого мира. Редко один ильт два таланта имеет. И лекаря, и бойца. Но иногда чудеса случаются. И тогда этот «военно-полевой» хирург, говорят, может все. Кроме колдовской стрелы, понятно.

– А господин и колдовскую стрелу может вынуть, – радостно оскалился Малек.

Мужик резко замолк. Минуту молчит. А то и две.