Елена Плахотникова - Ларт Многодобрый

А мы дружно отступили. Все пятеро. К лестнице. Я и четверо моих защитников.

Четыре. Телохранителя. У меня. Ха!

Сказали бы вчера – не поверил.

А вот сегодня они у меня есть. И не могут справиться с одним противником. Язык не поворачивается назвать его человеком. Оно только похоже на человека. Но человека можно убить. Один раз. А эту Тварь смертельная рана только останавливает. На секунду. Потом она опять прет ко мне. У нее чудовищная регенерация. И обалденная скорость. Защитники пока сдерживают, но… Пока никто из них не ранен. Но если зацепит хотя бы одного – тогда все. Тварь прорвется ко мне. За мной пришла. И без меня не уйдет.

Я знаю это. Откуда? А хрен его разберет!.. Вот знаю, и все тут. Еще я уверен, что могу убить эту Тварь. Ножом. А она – меня. И Нож ей не нужен. Это я тоже знаю. И всех остальных убить она тоже может… Не хотелось бы.

Вот только как добраться до Твари и статься в живых при этом? Не с фасада, ясен пень. Между нами – мои защитники. Оттирают, прикрывают, ноги мне чуть ли не оттаптывают. И со спины добраться до противника не получится. Я не рыцарь Круглого стола – ударил бы и в спину. Если б смог дотянуться. Не могу. Чтоб и дотянуться, и остаться живым, – не получится все сразу.

Защитники отдают ступеньку за ступенькой, но продолжают оборонять меня. От чего-то условно живого. И у этого «чего-то» не девять жизней – больше. А у нас только по одной. Не смешно. Совсем.

Вот и с рефлексами у меня нормально, и на зрение никогда не жаловался, а какое оружие в руках Твари, не разберу. И сколько рук этих, тоже не сосчитаю. Быстро они двигаются, даже слишком. И закрываются регулярно. Защитниками. А я…

Блин! Хуже некуда быть зрителем в таком деле. Вот почему я не люблю телевизор. Ни в один из фильмов нельзя вмешаться. Даже если очень хочется. А тут ведь не кино – выключил и забыл – тут жизнь, можно сказать, на кон поставлена. Моя жизнь.

А Тварь не торопится, будто играет со мной. С такой и десять телохранителей не справились бы. Но на кой хрен десять, если на лестнице – двоим едва разойтись! И все. Хотя она далеко не хлипкая: ступени широкие, удобные – и стоять, и прыгать на них можно, а перила такие, что пьяный не перевалится. Даже если захочет. Проверил лично. А я тут не самый мелкий жилец. И нафуршетился вчера реально. А в таком состоянии меня нельзя подпускать к хлипким предметам. Но лестница выдержала. Вчера. Держится и сегодня. Только поскрипывает. А нас на ней уже пятеро. Целая толпа для такой стремянки. Если еще Марла на нее взгромоздится, то может и не выдержать.

Не успела Лапушка ко мне тогда. Меченый проскользнул, а она чуть удар ни поймала. На полшага всего отступила и… мы наверху, а Марла пока внизу. Пытается подцепить Тварь сзади. Вот ведь женщина! Любая другая в обморок бы грохнулась, услышь про такую зверюгу.

А передо мной трое защитников. Повезло мне с ними: Меченый – левша, Крант – двурукий, и обе с мечами. Не машут они ими на ширину русской души, колют. Как самураи в переполненном автобусе. А между ними и ступенькой выше – Малек. У пацана нет оружия, но он упорно маячит передо мной. Закрывает своей узкой спиной.

Блин! Никогда не прятался за чужую спину, а тут…

Еще одна ступень наверх. Там и площадка широкая скоро, и поворот направо. Достанется тогда Кранту!

Пацан толкает меня, и мы сдаем еще одну ступеньку. Я вижу глаза Твари – мельком – и понимаю: не Кранту достанется – мне.

На фиг нужна та площадка, если… можно вспрыгнуть на перила и…

…добраться до добычи. Испуганной и беспомощной. Никто не остановит. Не успеет. Будь у меня помощников больше, все едино… С ними со всеми потом можно доиграть, после дела. И с остальными. Много здесь еды. Дрожащей, трепещущей… Хозяину понравится…

Меньше секунды я видел чужие глаза, как будто сам стал Ловчим, что вот-вот узнает вкус добычи.

Меня качнуло вперед, нога соскользнула и… мысленная связь лопнула.

Малек вскрикнул, когда я убрал его в сторону. Оба меча стали приближаться ко мне. Медленно. Довернуть тело и проскользнуть между ними оказалось совсем нетрудно. А вот и ребра ступеней. Поднимаются, поднимаются, поднимаются ко мне…

Блин! Да это же я падаю на них. А на спину уже что-то давит, придает ускорение.

Руки вперед! Защищаем морду от ступенек или от ноги. Той, что уже поднимается. Ме-эдлен-но. И Нож не спеша входит в стопу Твари. По рукоять. Прикалывает к лестнице…

Вопль, слышимый телом, а не ушами…

Все, писец всему стеклянному в Рануловом кабаке.

Страшный удар по спине… И темно в глазах. Не вздохнуть.

Толстой гибкой веткой меня приложило. Но боли нет. Пока. Рюкзак у меня на спине. Защитил.

Это Сава отпустил ветку, и она достала меня.

Но откуда лестница такая на Кавказе? Деревянная, отвесная. И зачем вгонять в нее нож? А сверху что-то падает… пыль… тряпки… Слышатся голоса. В ушах звенит. И блевать охота. Здорово меня все-таки приложило. Не по голове вроде, а состояние как при сотрясении. Рюкзак снимают. Голоса настойчивей. Но разговаривать мне не хочется. Смотреть тоже. Кто-то нюхает меня, облизывает. Вином пахнет… значит, не собака… не встречал я пьяных собак…

После этой мысли мне становится легче. Попускает вроде как. Соображаю, что лежу. Ноги выше головы. Валяюсь на чем-то неудобном. А тут как в армии: «упал – отжался!» И подняться надо бы.

«Отжался», открыл глаза. На меня смотрит черная кошка. Большая. Прям пантера. Закрыл глаза. Опять открыл.

Никакой пантеры. Значит, глюки. Иногда бывает такое, после удара. Даже у врачей.

Осматриваюсь.

Никакой ветки, никакого Савы и никакого Кавказа, ясен пень. Но лестница осталась. А на ней два мужика с длинными ножиками. Но из этих двоих такие же кавказцы, как из отмычки клизма. Оба осторожно убирают свое оружие и пятятся. Тоже не спеша. Словно я взглядом могу убить. Не могу. Не учили.

Где-то рядом раненый. Не вижу, но запах крови ни с чем не спутаешь… Да, это она и чего-то еще… Поганое. У меня волосы шевелятся от этой вони. По всему телу. А вот и он, раненый. Лежит ниже мрачных мужиков. Под плащом. Черным. Моим!

В голове щелкает, будто переключили на другой канал. И я вспоминаю. И пацана под плащом. И тех двоих, что стоят на площадке. И бабу узнаю, что помогает мне сесть. Марла. Лапушка… Нет, это длинный разговор. Потом. Все потом. Сейчас раненый.

Плащ на фиг. Он только мешает при осмотре. Хотя… осмотр больного на лестнице… Терапевты обычно такого не практикуют. Повезло пацану, что я хирург. Зато делать операцию в таких условиях даже мне еще не приходилось. Но двинуть его с места – значит убить. Сломанные ребра, пробитые легкие, поврежденный позвоночник. И сине-багровый след через спину. Наискось. Будто толстой гибкой веткой приложило…