Джин Вулф - И явилось новое солнце

Он посмотрел на меня, и я заметил, что он удивлен появлению незнакомца.

– Спящий, – ответил он. – Тот, кто спит здесь и голоден.

– Кто такой этот Спящий? – спросил я.

– Одинокий бог. Здесь чувствуешь его присутствие, он всегда спит и всегда голоден. Я приношу ему рыбу, чтобы он видел, что мы его друзья, и не пожрал нас, когда проснется.

– А сейчас ты чувствуешь его? – поинтересовался я.

Человек покачал головой:

– Нет. Но иногда так сильно, что мы даже видим, как он лежит здесь в лунном свете, только он исчезает, когда мы подходим. А сегодня я совсем его не чувствовал.

– Неужели?

– Сейчас чувствую, – сказал он. – С тех пор, как ты пришел.

Я сел на песок и взял большой кусок рыбы, жестом предложив человеку присоединиться. Рыба обжигала мне пальцы, и я понял, что она недавно с огня. Человек присел рядом, но не притрагивался к еде, пока я не пригласил его вторично.

– Ты все время здесь?

Человек кивнул:

– У каждого бога кто-то есть, у бога – мужчина, у богини – женщина.

– Жрец или жрица.

Он снова кивнул.

– Нет Бога, кроме Предвечного, а все остальные – его создания. – Меня так и подмывало добавить «даже Цадкиэль», но я прикусил язык.

– Да, – согласился он и отвернулся, решив, должно быть, что обидел меня, и не смея встретиться со мною взглядом. – Так у богов, ясное дело. А для таких простых существ, как люди, есть, наверное, и младшие боги. И бедные, убогие людишки очень чтут этих младших богов. Мы все делаем, чтобы понравиться им.

Я улыбнулся, чтобы показать, что не сержусь.

– И как же эти младшие боги помогают людям?

– Есть божественная четверка… – По его распевной речи я понял, что он повторял эти слова неоднократно, наверняка когда учил им детей. – Первый в ней и величайший – Спящий. Это бог. Он вечно голоден. Однажды он пожрал всю землю и может сделать это снова, если его не кормить. Спящий утонул, но он не может умереть – потому-то он и спит здесь, на берегу моря. Рыба принадлежит Спящему – перед тем как ловить рыбу, надо спросить у него позволения. Серебряную рыбу я ловлю для него. Бури – его гнев, штиль – его милость.

Я стал Оаннесом этих людей!

– Другой бог – Одило. Его владения – на дне моря. Он любит ученость и хорошие манеры. Одило научил мужчин речи, а женщин – письму. Он – судья богов и людей, но не наказывает того; кто не согрешил трижды. Когда-то он носил чашу Предвечного. Красное вино принадлежит ему. Вино приносит его человек.

С небольшим опозданием я вспомнил, кем все-таки был Одило. Я понял, что Обитель Абсолюта и наш двор стали обрамлением туманного образа Предвечного как Автарха. Оглядываясь назад, я видел, что это было неизбежно.

– Есть и богини. Пега – богиня дня. Все, что под солнцем, – ее. Пега любит чистоту. Она научила женщин разводить огонь, печь и ткать. Она сопереживает им в родах и навещает всех в момент смерти. Она – утешительница. Черный хлеб – вот подношение, что ее женщина приносит ей.

Я одобрительно кивнул.

– Таис – ночная богиня. Все, что под луной, – ее. Ей по сердцу слова любви и объятия влюбленных. Все пары должны испрашивать ее разрешения, вместе обращаясь к ней во тьме. Если они не сделают этого, Таис зажжет огонь в третьем сердце и вложит в руку острый нож. Она в огне приходит к детям, и так они узнают, что детство миновало. Она – соблазнительница. Золотой мед – вот подношение, что ее женщина приносит ей.

– Выходит, у вас два добрых бога и два злых, и злые боги – Таис и Спящий, – подытожил я.

– О, нет, нет! Все боги очень хорошие, особенно Спящий! Если бы не Спящий, столько народу умерло бы с голоду! Спящий очень, очень великий бог. А если не приходит Таис, ее место занимает демон.

– Значит, демоны у вас тоже есть?

– Демоны есть у всех.

– Вот это верно, – сказал я.

Поднос почти опустел, и я уже вполне наелся. Жрец – мой жрец, как я вынужден написать, – взял лишь один маленький кусочек. Я поднялся, сгреб оставшуюся рыбу и швырнул ее в море, не представляя, что еще с ней делать.

– Это для Ютурны, – объяснил я. – Ваш народ знает Ютурну?

Человек вскочил на ноги, как только я встал.

– Нет… – Он запнулся, и я понял, что лишь страх помешал ему вслух произнести то имя, которым он недавно называл меня.

– Значит, наверно, для вас она – демон. Почти всю свою жизнь я тоже считал ее демоном; быть может, и я, и вы не сильно ошибались.

Человек поклонился, и хотя он был выше ростом и ничуть не толст, я увидел в его поклоне Одило так ясно, как если бы он сам вдруг встал передо мной.

– А теперь отведи меня к Одило, – велел я. – К другому богу.

Мы пошли по берегу моря в ту сторону, откуда он явился. Холмы, которые в последний раз были голыми, сейчас поросли мягкой зеленой травой. Еще здесь цвели цветы и поднимались молодые деревца.

Я попытался определить время своего отсутствия и сосчитать годы, которые провел среди автохтонов в их каменном городе; и хотя я не мог быть уверен ни в одной из полученных цифр, мне казалось, что они приблизительно равны. Тогда я подивился, вспомнив зеленого человека и то, как он в самый нужный момент пришел мне на помощь в джунглях севера. Мы оба ходили по Коридорам Времени, но он был мастером, а я – всего лишь учеником.

Я спросил своего жреца, когда Спящий пожрал землю.

Кожа его имела густой загар, но я все же подметил, как кровь отхлынула от его лица.

– Давным-давно, – сказал он. – Раньше, чем на Ушас явились люди.

– Откуда же люди знают об этом?

– Бог Одило научил нас. Ты сердишься?

Так, значит, Одило подслушал мой разговор с Эатой. А я-то думал, что он спит.

– Нет, – сказал я. – Просто хочу услышать, что именно вы знаете об этом. Ты сам пришел на Ушас?

Он покачал головой:

– Отец моего отца и мать моей матери. Они упали с неба, просыпались, как семена из рук Бога всех богов.

– Не ведая ни огня, ни иных благ, – промолвил я и вспомнил молодого офицера, который доложил, что иеродулы высадили в садах Обители Абсолюта мужчину и женщину. Теперь нетрудно было догадаться, кем были предки моего жреца – моряки, поверженные моими воспоминаниями, заплатили за поражение своим прошлым, точно так же, как я утратил бы будущее своих потомков, если бы мое прошлое потерпело поражение.

До деревни было рукой подать. Несколько ненадежных с виду лодочек ютилось у кромки воды – нераскрашенные, сколоченные большей частью из серого плавника. На берегу, всего в эле с небольшим от приливной полосы, стояли квадратом хижины – четыре безупречно ровные линии. Сей квадрат, вне всяких сомнений, был делом рук Одило; он воплощал свойственную старшим слугам любовь к порядку ради порядка. Тогда мне пришло в голову, что и утлые лодочки, вероятно, являлись плодом его вдохновения; ведь это он, в конце концов, соорудил наш плот.