Далия Трускиновская - Диармайд. Зимняя сказка

– Три женщины – это действительно чересчур, – вдруг заявил Фердиад. – Пожалуй, пора уносить ноги. Говоришь, карра сама меня доставит, куда следует?

Но, когда он уже занес ногу над бортом, лодка, словно живая, откачнулась вбок. Лодка откровенно дала понять, что Фердиад ей не нравится.

– Именем Диармайда, – негромко сказала ей Дара, и лодка подчинилась, вернулась на место. – Подожди, Сана, сейчас море заберет его – тогда поговорим. И все мне объяснишь…

– Да нет же, крестненькая! Он мне нужен! – Сане наконец стало жарко, и она рванула ворот шубки, рванула шарф, запуталась в нем и замотала рыжей головой.

– Кто – Фердиад?! – чуть ли не хором спросили Эмер и Дара.

– Ну да, Фердиад!

– Ничего получше ты не нашла? Тебе обязательно нужен сид? Без него коллекция будет неполной? – по праву крестной напустилась на нее Дара. – Я еще докопаюсь, как ты вообще сюда забралась!

– Да плевать мне, что он сид! Я от него ребенка жду! – выпалила Сана.

Лодка, словно от этих слов, качнулась, и стоящий в ней Фердиад не устоял, шлепнулся на кормовое сиденье.

– Ты с ума сошла! – воскликнула Дара, и одновременно Эмер всплеснула руками: – Да ты что, это невозможно!

– Как еще возможно! Крестненькая, ты просто ничего тогда не поняла – тогда, на Йуле, помнишь? Когда ты нас всех от него спасла? Помнишь?

– Ты уверена? – растерянно спросила Дара, а мудрая Эмер подошла, положила руку Сане на живот, постояла несколько и кивнула.

– Да, оно. Дитя.

Потом вдруг широко улыбнулась и произнесла с такой нежностью, какой Дара от нее вовеки не ожидала:

– Маленькая сида…

– От Фердиада? – в это Дара поверить не могла.

– Раньше ведь женщины рожали от сидов, а детей потом забирали в зеленые холмы. Вот и на Курсах, на стихосложении, нам Аэдан баллады читал…

– Ты уверена, что это его дитя? Санка, я тебя знаю, это может быть чей угодно ребенок!

– Его работа, – не убирая руки с Саниного живота, подтвердила Эмер. – И не кричи ты, не беспокой дитя.

Фердиад, сидя в лодке, чувствовал себя нелепо – о нем забыли.

– Но каким образом?

Дара имела в виду: этот соблазнитель со многими женщинами жил, и сама она в постели с ним не раз и не два теряла голову, но о том, чтобы появился ребенок, не было и речи – каким-то чудом он не возникал, и точка! Так что и у Дары, и, похоже, у Эмер родилась святая убежденность: раз сиду это не нужно, он сам не допускает беременности, хотя все, от чего беременность возникает, проделывает исправно.

– Я тоже хотел бы знать, каким образом, – наконец подал голос и виновник торжества.

– Ну?! – Дара подступила к крестнице грозно и неотвратимо.

– Изорка закляла меня, когда во мне было его семя… Она такое проклятье выдала, что деваться было некуда!… Она мне так ребенка пожелала, что я бы и без всякого семени подзалетела!…

– Будь она неладна! – и тут Дара со всей яростью напустилась на отсутствующую крестницу. – Все у нее не вовремя! Когда нужна сила – она сама под гейс лезет! Когда ей бы помолчать – заклятьями швыряется! Бестолковка! Наталья она! Наталья, а не Изора!

– Молчи! Молчи, ради зеленых холмов! – воскликнула Эмер, а Фердиад в лодке вдруг громко вздохнул.

– Поздно, – сказал он. – Посвящение теперь недействительно. Думать надо, прежде чем возвращать старое имя…

– Я тебе что сказала?! – Дара, еще не усмирив в себе недовольства Изорой, непроизвольным движением нацелила на него перстень. – Куда послали – туда и плыви! Скатертью дорога! Ветер в корму!

– Дара!

Сана вбежала в воду и встала между перстнем и Фердиадом.

– Мало того, что у меня девка с зачатия заклята, так ей еще и без отца расти?!

– Что ты несешь?! – закричала и Дара. – Кто это тебе девку с зачатия заклял?!

– Да Изорка же! Со зла! Это она из-за Сашки!…

– Ты что-нибудь понимаешь? – спросила Дара у Эмер. – То ее закляли, то ребенка!…

– А что тут понимать… – старая целительница, вовремя сказавшая «довольно!», только руками развела. – Удар по матери – это удар и по ребенку. Но раз уж этот ребенок есть – нужно его защищать… Каждая женщина имеет право на ребенка и на мужчину. Она вот выбрала этого…

– Да если бы я его выбирала! Я что – не знаю, какая это сволочь? Но ребенок у меня заклят, понимаете? Изорка ему такого нажелала, что сказать страшно – чтобы я мою девочку до восемнадцати лет довела, а потом ее по всем помойкам искала! Чтоб ее под каких-то мужиков подкладывали!… Ой, крестненькая, всего и не вспомнить!… Это было настоящее проклятье, во всю дурь, понимаешь?

– Слово… – растерянно произнесла Дара.

– Ну, а я одна защитить не смогу, понимаете? А он – сможет! Отдайте мне его, крестная, миленькая, Эмер, отдайте, он же не для себя нужен – для доченьки!…

Видя, что Дару так просто не пронять, Сана бросилась к Эмер, но та осторожно уклонилась от объятия.

– Подумай хорошенько, Саночка, – сказала Эмер. – Спасти-то он сможет, он и умеет, и сила в нем есть. Но только захочет ли озлобленный сид спасать кого бы то ни было? Может, лучше отпустить его с миром, вот ведь и море ждет? А дочку твою мы вместе воспитаем.

Она погладила Сану по животу, и та, вздохнув, опустила голову.

Дара все больше изумлялась крестной – вот только что Эмер была готова умереть ради Фердиада, и она же сейчас гонит его прочь?

Не потому ли, что все эти годы она видела в Даре лишь очередную прихоть Фердиада, которую охотно простила ему навеки; а вот ребенка, подаренного непонятно кому, простить уже не могла?…

– Эмер! – позвал из лодки Фердиад. Но повернулась к нему Дара, и не просто так – а с рычанием.

– Ты еще здесь?!

– Эмер, это правда?

– Правда, Фердиад. Вот она, у меня под рукой, твоя маленькая сида. Ничего не поделаешь. Плыви себе с миром.

И Эмер опустила голову, и свет Другого Мира прикоснулся к пушистым волосам, заиграл в них легким, трепетным серебром.

– Нет, нет! – Сана словно опомнилась. – Да что же вы делаете?! Он мне нужен, понимаете?! Вы обещаете только, потом вас не дозовешься! А он!… Это же его!…

– Сана, его нельзя здесь оставлять, как можно убедительнее заговорила Дара. – Он ненавидит нас всех. Он не может даже своего ребенка любить, ему – НЕЧЕМ! Ты слышала когда-нибудь, чтобы сиды кого-то любили? Этого не было и не будет. Ты придумала себе, будто ребенка может защитить только Фердиад, но как он может защищать то, что ему отвратительно?

Она знала, что сид из обычной своей гордости не станет возражать против обвинений. Оправдываться было ниже его достоинства.

– Мой ребенок?!

– И твой ребенок, и ты, и мы с Эмер, и весь этот мир, где он один, последний, заблудившийся вместе со своими знаниями, обреченный! Ему нас не за что любить! Мы все эти годы развлекали его – и только!

– Нет, нет, ты ничего не понимаешь… – твердила Сана. – Это же ребенок, это его ребенок, он не сможет стоять и смотреть, если ребенок будет в опасности!