Елизавета Дворецкая - Дракон восточного моря, кн. 2. Крепость Теней

А Торвард и правда забыл о своих ранах, вернее, просто об этом не думал. Когда он увидел Бьярни, такого гордого, решительного, сильного, овеянного алым пламенем ворожбы, – от своей матери-ведьмы Торвард унаследовал чутье на такие вещи, хотя не вполне осознавал это, – в нем вдруг свершились удивительные перемены. Эта волна ненависти, исходящая от противника, внезапно и его самого наполнила силой. Элит была сведуща в ворожбе, и Бьярни действительно призвал в себя дух Красного Дракона, но они не могли предвидеть, как это скажется на их противнике, каким образом повлияет на него их ворожба, преломленная через проклятье Эрхины. Чем более сильный противник перед ним появлялся, тем сильнее становился он сам – так двойные заклинания Хердис и Эрхины боролись в его судьбе, стремясь и погубить, и спасти от гибели. Бьярни тоже надел шлем, сбросив алый плащ с золотой бахромой – не настолько он еще проникся уладским героическим духом, чтобы красоту предпочитать надежной защите. Торвард первым двинулся к нему, словно не мог сдержать этой мощи, которая разрывала его изнутри и сама несла вперед. Бьярни поспешил навстречу, чтобы не дать никому даже заподозрить, что этот порыв сильного и жестокого врага хоть сколько-то его устрашил. Перед ним было само воплощенное зло – то, что убило Арнвида и послужило причиной пожара в усадьбе Камберг, отняло золотое кольцо Дельбхаэм и тем так затруднило для Бьярни доказательство его происхождения. То, что убило потом и второго его брата Вемунда, оскорбило конунга Рамвальда, а с ним и все племя кваргов. Теперь же оно пришло сюда, на дивные равнины Зеленых островов. Но Бьярни не боялся: это зло в конце концов должно было пожрать само себя.

Чтобы иметь оружие про запас, он перед началом схватки убрал меч в ножны и вооружился секирой. Хорошим ударом он мог бы оставить противника без оружия, а о передышке, чтобы оруженосец мог подать ему новый, они не договаривались! Однако при первом же его выпаде Торвард ловко подцепил секиру краем собственного щита и дернул – рукоять сломалась, оставив в руке Бьярни бесполезный деревянный обломок!

Быстро отшвырнув его, он выхватил меч. Они обменялись несколькими ударами; Бьярни ощутил, что в руках его соперника поистине нечеловеческая сила, и если бы не дух Красного Дракона, то ему пришлось бы плохо. Пока же ему удавалось выстоять и даже наносить встречные удары, но Торвард ускользал, как истинный дракон, мощный, но стремительный и гибкий.

И он поймал-таки тот краткий миг, когда Бьярни, споткнувшись о какую-то неровность в траве, покачнулся. Торвард стремительно прыгнул на него, ударил ногой в щит, сбил на землю и мгновенно оказался сверху, придавливая противника своим щитом и собственной тяжестью, не давая пошевелиться и не оставляя возможности сопротивляться. Одной рукой ухватив за полумаску шлема, он задрал голову Бьярни, а второй рукой выхватил из ножен на поясе скрамасакс и замахнулся, чтобы одним движением перерезать ему горло.

Но что-то удержало его руку. Сила, которой наполнило его противоборство с Бьярни, вдруг куда-то ушла, и Торвард разом ослабел – в тот самый миг, когда опасный соперник оказался полностью в его власти и уже ничем ему не угрожал, мощь покинула Торварда и он ощутил такую громадную усталость от этого короткого поединка, что даже не смог опустить руку с ножом, а просто уронил ее в траву. Грудь бурно вздымалась, сердце колотилось, едва не разбиваясь о ребра, на глазах выступили слезы от боли.

Мгновенно заметив эту перемену, его телохранители бросились вперед. Гудбранд и Асбьерн подняли конунга и под руки повели за фьялльский строй, а Ормкель и Хильдир сомкнули щиты, прикрывая отход. Несколько человек подхватили Бьярни и уволокли следом – пленник принадлежал конунгу, и они должны были сохранить его, причем живым, чтобы сам конунг впоследствии решил его судьбу – и довел дело до конца, если присудит поверженного врага к смерти.

А все прочие сэвейги с оглушительным криком устремились на уладское войско – конунг начал сражение, им предстояло продолжать. Победа Торварда, который с таким трудом на их глазах оправлялся от ран, воодушевила их и вдохнула новую уверенность в своей несокрушимости.

И фении, тоже с криком и звоном оружия, устремились им навстречу. Для них вообще не было вопросом, удастся ли победить, – главное было драться и показать свою доблесть.

Телохранители унесли Торварда подальше и уложили на траву на опушке рощи. Там он уже сам приподнялся и сел, опираясь спиной о ствол березы. Знаком показав, чтобы на нем расстегнули пояс и помогли снять кольчугу и стегач, он стонал сквозь зубы, пока с него стягивали защитное снаряжение, а потом задрал рубаху и осмотрел свои раны. С них уже сняли повязки, поскольку раны полностью закрылись и зарубцевались, оставив только глубокие багрово-красные шрамы.

– Ложись! – Виндир Травник, не кинувшийся в бой, а бегом последовавший за телохранителями, уносящими конунга, теперь непочтительно толкнул его в здоровое плечо и заставил лечь. – Ты уже свое дело сделал, бергбур несчастный, теперь лежи и не дергайся. А я буду смотреть, что ты натворил, так тебя и эдак!

Не возражая и не обижаясь, Торвард вытянулся на траве и закрыл глаза. Он по-прежнему не мог отдышаться, грудь и плечо жгло огнем, и он чувствовал такую усталость, будто перетащил на спине своего «Ушастого», дреки на двадцать восемь весел по борту. В упоении боя он не ощущал боли и слабости, но теперь они напомнили о себе и мстили за пренебрежение.

– Слава Одину и Фригг! – Осмотрев его, Виндир опустил рубаху. – Извини, конунг, что я на тебя так… Не открылись, слава богине Эйр! Крови нет. Но ты уж сделай милость, полежи спокойно. Главное ты сделал, дальше ребята сами справятся. Ты уж отдыхай теперь – а то куда ж мы без тебя?

– Этот… Рыжий… Где он? – не открывая глаз, спросил Торвард.

– Ребята забрали, он у нас, не волнуйся.

– Живой?

– Живой, я видел, как ему руки вязали.

– Скажи им, чтобы берегли. Чтобы был целеньким. Он мне нужен живой и здоровый.

– Как скажешь, конунг.

Торвард наконец понял, откуда в нем вдруг взялось столько сил. Причиной тому был Бьярни – сильный противник, желавший ему смерти. Его ненависть сделала Торварда сильным – и он собирался всячески оберегать такого противника, чтобы сохранить источник сил.

– Ну, что там? – спросил он, чуть помолчав и не открывая глаз. – Виндир! Что там происходит?

А зрелище на равнине разворачивалось такое, что на это очень даже стоило поглядеть. Три сотни фениев против пяти сотен сэвейгов бились отважно и неукротимо. Каждый из них, снаряженный мечом с острым концом клинка, которым можно было и рубить, и колоть, большой секирой и продолговатым щитом с бронзовыми бляшками, одетый в красную шелковую рубаху, с золотыми браслетами и ожерельями, со сложными прическами из хитро переплетенных длинных косичек, тоже золотых или медно-рыжих, вился в темной волне сэвейгов, одетых в стегачи из бурой или рыжей потертой кожи, с железными шлемами на головах, как огненный дух, как сам Красный Дракон, символ отваги и воинской доблести. Ловко уходя из-под нацеленных мечей, фении совершали огромные прыжки, обрушиваясь буквально на головы врагов в том месте, где их никак не ждали, будто гром небесный. Казалось, у каждого из них по десять рук, вооруженных десятком мечей и копий, – так ловко и быстро они ухитрялись поражать несколько врагов одновременно.