Виталий СЕРТАКОВ - БРАТСТВО КРЕСТА

Когда Артур уже спускался по сходням, в иллюминатор высунулась носатая физиономия:

– Если вы читали книжку, скажите, чем закончились беды для моего героя? Он погиб?

– О, нет, - утешил Коваль. - Насколько я помню, он растолстел, женился на богатой вдове и стрелял уток в собственном имении.

От хохота великана дернулись лошади, мирно жевавшие сено у коновязи.

– Ну надо же! - неслось вслед. - Растолстел! Богатая вдова! Чтоб всем моим врагам так жить, как я толстею!..

Из тех, кто проснулся, выжили двое. Моника Арро, двадцать девять лет, Сорбонна, биохимик, диссертация и ряд статей по обмену веществ в условиях холода, разработки прикладного, чисто медицинского направления. Ознакомившись с ее послужным списком, Коваль чуть не запрыгал от радостного возбуждения. Великим счастьем было то, что женщина не досталась всяким карамазам и прочим неприятным личностям. Губернатор уже ворошил в голове карты районов Петербурга, подыскивая подходящее помещение под новый институт.

От небрежных рассказов Моники захватывало дух. До прихода в институт, мадемуазель Арро успела поработать в фармации и вполне представляла себе основы синтеза антибиотиков и гормональных препаратов. На вопросы Артура, касающиеся производства лекарств, она отвечала, что при наличии необходимой литературы и оборудования возможно всё. А потом скромно сообщила губернатору, что и производство взрывчатки - не проблема… Теперь на Артура наваливалась новая забота: перелопатить по возвращении в Питер архивы библиотек и озадачить мастеровых…

Вторым был Орландо, который позабыл в капсуле даже собственную фамилию, не говоря уж о профессии и происхождении. Поначалу он мог только икать и морщил лоб, не в силах припомнить, где получал образование, но к вечеру немного отошел и начал изъясняться внятно. Выяснилось, что его отец итальянец, а сам он сносно говорит на английском, имеет докторскую степень и страдает миопией. Артур пообещал Орландо справить очки в Петербурге и просто возликовал, когда узнал его специальность. Впервые за долгие годы город получал в свое распоряжение настоящего инженераэлектромеханика, а не самоучек, путавшихся в словах древних книг. Впервые забрезжила надежда восстановить холодильные камеры, перевести на электротягу подземку, и, чем черт не шутит, вернуть в эксплуатацию трамваи…

Оба проснувшихся были в шоке. И самым страшным для них оказалась болезненная смерть товарища. Впоследствии, проверяя злополучную капсулу вместе с Моникой, Коваль убедился, что его вины в трагедии не было. У парня из первой капсулы началась необратимая кристаллизация крови, слишком быстро упало давление. И выжить он мог только, если бы рядом дежурила бригада реаниматоров.

Мама Рона весь день провела в обнимку с девушкой, баюкала ее, нашептывая тот десяток ласковых французских слов, что успела выучить за время пути. Взъерошенный, необычайно грязный Свирский прыгал, как раненый воробей, от одного Проснувшегося к другому и пугал их своей грамматикой.

В отличие от незабвенных супругов Дробиченко, которых Артур вернул к жизни в Москве, эти двое были людьми совершенно иной формации. Французы потянулись к Артуру, как новорожденные цыплята к наседке, и совсем не собирались оставаться на родине. Особенно после того, как вышли наружу…

Артур предупреждал их, что наверху они увидят руины, мутировавшую растительность и трупы Железных птиц. Он попытался описать это в самых ярких тонах и познакомил Проснувшихся со своей командой, предупредив Карапуза, чтобы тот не вздумал щипать или нюхать новую спутницу. Потом он показал ученым Лапочку. При виде тигра зеленые глаза Моники распахнулись так широко, словно решили выкатиться наружу.

Когда французов вывели на поверхность, Монику всё равно стошнило, а Орландо от неожиданности даже икать перестал. Артур только порадовался, что по слепоте своей итальянец не увидел гору человеческих черепов.

"Им еще всё это предстоит, - сквозь дрему думал Коваль у костра. - Им предстоит не сломаться, не сойти с ума, предстоит найти себя среди людей, а главное - уразуметь, что люди не стали ни лучше, ни хуже. И если они не сдадутся, им будет поручено столько дел, что хватит на десятилетия…"

С этой мыслью губернатор заснул, а очнулся, когда Христофор потрогал его за плечо. Над дубовыми истуканами догорали последние звезды. Красный лес шумел, как океанский прибой; с запада, оттуда, где красный цвет сменялся зеленью, ветер доносил отходную молитву волков по усопшим. Серые хищники издалека чуяли нетронутую мертвечину и угадывали временное поражение летучего соперника… Моника и Орландо спали под грудой одеял. Парень постанывал, скрипел зубами; девушка часто просыпалась и от болей в животе не могла разогнуться. Свирский заваривал в котелке бодрящий травяной чай. Даляр уже проснулся и чистил пулемет. Карапуз ожесточенно скреб подбородок тупой бритвой. Мама Рона латала ему разорванный кафтан. Христофор, уставившись в огонь, отрешенно жевал сухофрукты. Борк со старшим сыном тихонько судачили, справится ли Бумажник Портос с поставленной задачей, и какие выгоды это принесет пивоварам.

– Я благодарен тебе, пан Кузнец, - к Артуру подсел поляк. - Я благодарен вам всем. Я знал многих, кто пытался найти Великое посольство, но все они потерпели неудачу.

– Мы тоже пока никого не нашли, - Артур подкинул дров в костер. - Мы не нашли, и, возможно, ты не найдешь.

– Я мог бы отправиться к генералу или к его преосвященству и попросить о разговоре с этими, детьми, - не очень уверенно заявил Станислав.

– Иди, - разрешил Коваль. - Только дай нам сначала уехать. Я не хочу видеть, как тебе отрубят башку.

– Нет… Ты прав, мне никто не ответит, - понурился поляк. - Я пойду с вами. Но что вы будете делать дальше?

– Это комплимент? - усмехнулся Коваль. - Намекаешь на то, что взять тюрьму в чужом городе, для нас - что орех расколоть, да? Но мы же не спецназ, мы всего лишь этнографы…

Станислав захлопал глазами, переваривая незнакомые слова.

– Лучше думай, что будешь ты делать дальше. С нами всё ясно: дай бог, чтобы не заглох железный конь, и поскорее до Кшиштофа добраться.

– Ты не хочешь вернуть своих коней?

– Не хочу. Вообще не хочу больше драться… Сегодняшнего утра это меня не касается. Мы доведем забаву до конца. Считай, что это последняя часть нашего контракта. Если те двое ведьмаков, которых ждет костер, ничего не знают, я умываю руки.

– А если они что-то знают?

– В любом случае мы отчаливаем. Если хочешь, у меня осталось верхнее, боковое, у туалета. Не устраивает - оставайся тут.

– Не обижайся на меня, пан Кузнец, - неожиданно робко заговорил ксендз. - Я только хотел попросить совета, как мне поступить. Ведь на моих глазах свершилось великое чудо…