Виталий СЕРТАКОВ - БРАТСТВО КРЕСТА

– У меня сердце кололо, - пожаловался он и тут же пожалел.

Надина спина мгновенно окаменела.

– Так было, Кузнец… Когда були взбесились, помнишь, после засухи? И позапрошлым летом, когда… когда…

Она не договорила, но Коваль понял, о чем она думает. Три года назад их младший, Федя, едва не утонул в таежной реке.

– И при чем тут равновесие? - голос жены доносился до него глухо; она говорила, высунувшись в окно. - При чем тут Свирский и равновесие, если я всего лишь прошу тебя не затевать войны?

– Причина в том, что Свирский жестоко ошибся. Пятнадцать лет назад, когда я "проснулся", я почти поверил ему. Всё это было так убедительно - волшебные звери, бабки-ежки по лесам, ведьмы на погосте… Я почти поверил, что придется привыкать к сказочной жизни, кататься на помеле и нырять в дымоход. А оказалось, всё то же самое, только в профиль, тот же бубновый, или трефовый, интерес. И рожает теперь уже каждая третья, и пожарищ скоро не останется, и летуны мрут от бескормицы. И это значит, что кто-то должен опять поддерживать новое равновесие…

– Ты про Качальщиков? Ты говорил, что до Большой смерти их не было?

– И про Качальщиков, и про себя… Я этот феномен уже пятнадцать лет изучаю, и совсем недавно сделал простое открытие…

– Фи-но-мен?

– Неважно… - Он хотел сказать жене, что всё это ерунда, и что зря он затеял этот никчемушный диспут, и вообще, он хотел сказать, что очень ее любит, но не успел…

Опять не успел сказать ей что-то теплое и горько пожалел об этом, потому что в двери заколотили, точно Зимний охватил пожар.

Надя выронила кочергу. Артур накинул халат, взял револьвер и пошел отпирать. Никто не имел права вот так врываться, да никто, кроме самого ближнего круга охраны, и не знал, где находится спальня губернатора. Коваль шел к двери, понимая, что сердце болело не напрасно.

Вот оно, настигло его именно сейчас, когда ему было так уютно и сладко, когда впереди его ждали несколько безоблачных дней с супругой и дочерью…

– Нет, - сказала Надя, - не открывай.

На долю секунды у него промелькнула мысль так и поступить. Спрятаться, отсидеться, авось не найдут… Всё равно, кроме охраны, никто не знал, где его искать.

Он откинул засов, увидел начальника стражи, дежурного офицера с тигром, Даляра с трясущейся челюстью, Мишку Рубенса в одних подштанниках и Христофора с белым, как мел, лицом. А впереди толпы лежал ниц незнакомый человек.

Точнее, знакомый. Только Артур отказывался узнавать его, потому что принести этот человек мог только очень плохую весть.

– Что с моим сыном? - непослушными губами спросил губернатор.

– Бомба… - прошептал телохранитель Николая, еще ниже припадая к полу. - Не уберегли, двое наших погибли, и пацан…

– Кто? - удивляясь собственному спокойствию, спросил губернатор.

– Сам взорвался, бомба под одежей была. Прямо на машину прыгнул… Но по тряпкам - татарин, и рожа не обгорела…

– Поясок еще, - добавил начальник стражи, показывая обугленный огрызок, со следами арабской вязи. - Поясок от убийцы остался, вон и письмена на нем…

– Он прыгнул, когда мимо мечети проезжали, - торопясь, словно лично был виновен в нерадивости подчиненных, заговорил Даляр. - Патруль сразу свистнули, я примчался, ихнего главного за бороду вытащил, чуть не зарубил на месте, ребята оттащили. Клянется, что из мечети никто не выходил, и что не знают такого человека…

– Да врут, врут, командир, - выкрикнул начальник стражи. - Бабы видели, как из мечети выбежал, еще на бедность кому-то подал. Точно из татар. Или кавказник: рожа черная, бородатая, в зеленое замотан! Прикажи только, всю эту шушеру на дыбу поднимем, пятки будем жечь!

Коваль пропускал через себя поток слов, неожиданно потерявших всякий смысл. Слова складывались во фразы, а смысл потерялся… Он слушал, ничего не понимая, видел перед собой распахнутые рты, просящие о чем-то, глаза, багровые вены, вздувшиеся на шее лейтенанта. Он пропускал через уши этот нелепый шум, похожий на досадное жужжание, и всеми силами пытался заставить непослушное тело повернуться назад.

А когда он собрался с мужеством и обернулся, то понял, что лучше бы этого не следовало делать. По крайней мере прямо так, сию секунду. Потому что Надя Ван Гог встретила взгляд мужа.

Ее лицо вдруг перекосилось, поплыло, будто восковая маска или физиономия румяного снеговика, прислоненного к печке… Коваль чувствовал необходимость что-то сделать, что-то ей сказать или перестать смотреть тем остановившимся взглядом, который он никак не мог заставить двигаться… Будто кто-то схватил сзади, за затылок, металлической клешней и стянул кожу так, что не было сил приоткрыть рот и даже вдохнуть.

– Лекаря! - кричали позади него и толкали, и кто-то пробежал по ногам, и дергали за рукав, и знакомые лица наклонялись близко, брызгали слюной, повторяли что-то важное, а тигр лизал ладонь, а потом лизал в ухо…

– Нет! - крикнул он вдогонку военным. - Нет, я сказал!

– Надо брать их, пока не разбежались! - Теперь здесь оказался и старший Абашидзе, и Левушка, и еще куча народу, весь Малый круг, и под окнами цокали копыта конницы…

– Всю слободку кавказников я приказал окружить! - на скулах Абашидзе играли желваки.

Коваль посмотрел в угол, туда, где над бьющейся в истерике женой метались подручные мамы Роны, и внезапно представил себе, как непросто далось грузину такое решение.

– Прикажи запалить мечети, командир! - с Даляра, в буквальном смысле слова, летели клочья пены.

"Коля, Колечка… - чувствуя, как щемящей тоской сжимается сердце, подумал губернатор. - Они все для меня лично, преданы, и любят, и ценят… Но ни хрена не думают о людях…"

– Нет! Стойте! - повторил он, уже почти спокойным голосом, только внутри всё дрожало, как выкинутый из кастрюли студень. Внутри всё было изрублено в капусту… - Никого не трогать! Следствие передать Судебной палате, чтобы всё вели клерки, как обычное убийство.

– Но командир!..

– Смерть ублюдкам!

– Как ты теперь в Казань-то?..

– Никого не трогать без суда! - прошептал он, недоумевая, почему так трудно стоять. - Они только и ждут, чтобы мы начали жечь мечети, неужели непонятно? Если узнаю о самоуправстве, генералов первых повешу, слышите?!..

Теперь ждать нечего, готовьте посольство к хану!

Эльсур Халитов принимал гостя на мягких подушках у подножия Золотого трона. Спускавшиеся с потолка тяжелые ковры разделяли залу на несколько комнат. Сюда не доносился грохот повозок и крики базарных торговцев. В зарешеченное окно Артур видел спускавшуюся к арке кремля недавно мощеную дорогу и остатки памятника Мусы Джалиля. Народный герой лежал на боку, так и не сумев разорвать цепи фашистских мучителей. По дорожке, щеголяя парадными костюмами, гарцевали десятка два гвардейцев из личной охраны хана. Подальше, на пустыре, тренировалась целая сотня кавалеристов. Они разгонялись и поочередно старались на скаку разрубить укрепленные на палках арбузы.