Лорел Гамильтон - Соблазненные луной

Я погладила Риса по волосам, таким мягким, прижалась к нему покрепче. Провела пальцами по шее и плечу. Фейри успокаиваются, прикасаясь друг к другу. Наверное, люди поступали бы так же, если бы в их культуре прикосновения не были так тесно связаны с сексом. У нас прикосновения тоже могут вести к сексу, но сейчас я просто хотела обнять Риса покрепче и стереть боль с его лица.

Дойл сделал несколько шагов назад, к нам, положив руку на стройное бедро.

– Кураг... насиловал тебя?

Рис поднял голову, оторвавшись от моего плеча.

– Он ко мне не прикасался. Но смотрел. Он сидел на своем троне и что-то жевал, как на шоу в ночном клубе.

– Нам всем приходилось быть зрителями на таких же представлениях при нашем дворе, Рис. И хоть вслух об этом не говорят, но сколько наших товарищей по гвардии соглашались развлекаться друг с другом на глазах у королевы, лишь бы она освободила их от целибата хоть на час?

– Я в этом не участвовал. – Руки Риса судорожно сжались, пальцы больно впились в меня.

– Как и я, – сказал Дойл, – но я не стану осуждать тех, кто участвовал.

– Рис, ты делаешь мне больно, – тихо сказала я.

Он опустил меня наземь, медленно, осторожно, словно не вполне доверяя себе.

– Одно дело, когда это твой выбор. И другое – когда ты связан и... – Он помотал головой.

Я выпустила полотенце из рук и тронула Риса за плечо.

– Изнасилование – всегда отвратительно, Рис.

Он улыбнулся так горько, что я прильнула к нему крепко-крепко – чтобы утешить его, а еще – чтобы не видеть этого выражения на его лице.

– Не все стражи согласились бы с тобой, Мерри. Ты слишком молода, чтобы помнить, как мы вели себя в войнах.

Я льнула к нему, стараясь доставить ему хоть немножко радости своим прикосновением. Я не хотела знать, что у кого-то из моих стражей есть на совести что-то столь мерзкое. Нет, не в том дело. Я не хотела знать, что у кого-то из мужчин, с которыми я сплю, есть на совести что-то столь мерзкое. Тут мне на память пришла беседа, свидетелем которой я стала пару месяцев назад.

Я отстранилась, чтобы взглянуть в лицо Рису.

– Я помню тот ваш диалог, Рис. Ты сказал, что никогда не прикасался к женщине, которая не желала бы твоих ласк. Дойл возразил: еще бы, ведь стражам королевы запрещено прикасаться к кому-либо, кроме нее самой, и это распространяется и на изнасилование. Стоило тебе переспать с любой женщиной, и это значило бы смерть под пытками для тебя и для той женщины.

Рис стал еще бледнее, чем обычно.

Паузу нарушил Холод:

– Не все воины Неблагого Двора входят в число королевских Воронов.

Я повернулась к нему:

– Я знаю...

Мне показалось, что я чего-то недопонимаю. Я шагнула в сторону от Риса, чтобы видеть одновременно всех троих стражей.

– Что я упускаю?

– Что все, в чем Рис обвинил гоблинов, случалось делать и сидхе Неблагого Двора, – сказал Дойл. Он качнул головой. – Надо пойти поговорить с Курагом. – Кажется, он хотел что-то добавить, но передумал, повернулся и направился к коридору, ведущему в анфиладу спален.

Я посмотрела на оставшихся мужчин. Ощущение, что они слишком резко прекратили разговор, как будто подойдя к обсуждению секретов, которые не хотели бы выдать даже под угрозой смерти, не исчезало. Сидхе любят тайны, но я – их принцесса, а когда-нибудь, возможно, стану королевой. То, что у них есть тайны от меня, казалось неправильным.

Я вздохнула, и даже для меня самой вздох прозвучал раздраженно.

– Рис, я уже говорила тебе, что по правилам гоблинов ты не сможешь избежать сексуального контакта, но они позволяют "жертве" ставить ограничения. Они могут потребовать соития, но ты вправе диктовать, сколько вреда они могут тебе причинить.

– Знаю, знаю, – отмахнулся он, отводя взгляд и начиная бегать по комнате. – Ты мне сообщила уже, что, знай я больше об их культуре, я не лишился бы глаза. – Он посмотрел на меня с новой злостью, и теперь злость была направлена на меня.

Но злиться на меня у него права не было. Рис совершенно адекватен во всех вопросах, кроме одного – гоблинов. А гоблины – мои союзники еще на два месяца. Еще два месяца в случае, если Неблагой Двор ввяжется в войну, помощи гоблинов нужно будет просить у меня, не у королевы Андаис. И даже больше – на этот срок мои враги становятся врагами гоблинов. Я надеялась, Дойл надеялся, Холод надеялся и, о черт, даже Рис надеялся, что этот союз сведет к минимуму риск новых покушений на мою жизнь.

Я начала уже добиваться продления этого союза. Мы нуждались в гоблинах. Они были нам почти необходимы. Но всякий раз, когда я думала, что Рис преодолел свои комплексы на их счет, я обманывалась.

– В одном ты прав, Рис. Гоблины не считают однополый секс чем-то дурным или постыдным. Нравится это тебе – ну и прекрасно. Кроме того, они много чаще бывают латентно бисексуальными, чем сидхе. Если им представляется шанс испытать новое удовольствие или такое, которое может больше не повториться, – они этот шанс не упускают.

Рис бросился к стеклянной стене, выходящей на бассейн. Мне достался прелестный вид на его спину, но руки Рис скрестил на груди, а плечи сгорбил от злости и напряжения.

– Но точно так же, как с условиями по поводу повреждений, ты можешь поставить условием определенный пол партнеров. Даже среди гоблинов есть такие, кто слишком гетеросексуален, чтобы интересоваться необычными возможностями. Ты мог выставить такое условие, и никто мужского пола не притронулся бы к тебе.

Холод дернулся, словно хотел подойти к Рису. Меня он одарил не вполне добрым взглядом.

Голос Риса снова привлек к нему наше внимание.

– Тебе доставляет удовольствие напоминать мне, что худший из моих кошмаров – моя собственная заслуга? Что не будь я заносчивым сидхе, не потрудившимся узнать хоть что-то о живущем рядом народе, то знал бы о своих правах у гоблинов. О том, что даже отданный на пытку имеет права. – Он повернулся к нам: ярость зажгла светом его единственный глаз. Кольцо небесно-голубого, еще одно – цвета зимнего неба, и третье, ярчайше-васильковое, вокруг зрачка просто горели. Краски буквально светились яростью, а под кожей у него уже заструился молочный свет. Ярость пробудила его магию.

Когда-то я пугалась Риса в таком состоянии, но слишком уж часто он приходил в ярость. Зрелище стало привычным. Обиды Холода и гнев Риса были просто частью их личностей. Приходилось принимать их как данность.

Вот если бы Рис вспыхнул вдруг бледным светилом – я бы встревожилась. А нынешняя маленькая демонстрация не значила ничего.

– Ты все так же заносчив, Рис. Ты ведешь себя так, словно гоблины совершили с тобой такое, чего никогда не могло бы случиться при Высших Дворах сидхе. Но если бы Королева Воздуха и Тьмы повелела или Король Света и Иллюзий выразил такое желание – это было бы сделано. А у сидхе вообще нет ни законов, ни правил, защищающих жертв пытки. Тебя пытают, и все. Может, гоблины пытают, насилуют и калечат чаше, чем сидхе, зато у них больше законов, защищающих жертву. Захотели бы тебя трахнуть сидхе – и они сделали бы это так, как им заблагорассудится. Так скажи мне, Рис, какая раса более цивилизованна?