Лорел Гамильтон - Поцелуй теней

Люси тихо засмеялась.

– Бедный мальчик! Боюсь, у него волдыри будут на пузе от горячего кофе.

Я пожала плечами:

– Наверное, он мало видел голых женщин.

Она улыбнулась, покачала головой:

– Я имела дело с фейри, даже с некоторыми сидхе, когда они тут бывали, но только ты среди них такая скромница.

Я нахмурилась:

– И вовсе нет. Я просто думаю, что если от того только, что я разделась, твой напарник чуть собственным языком не подавился, значит, у него не слишком большой опыт.

Люси посмотрела на Роана и Джереми:

– Она действительно не знает, как выглядит?

– Не знает, – ответил Роан.

– Мне кажется, хотя я точно не знаю, что наша Мерри выросла где-то, где ее считали гадким утенком, – сказал Джереми.

Я посмотрела ему в глаза, отчетливо ощущая биение пульса у меня на шее. Слишком этот комментарий был близок к истине.

– Не понимаю, о чем вы все толкуете.

– Верю, что не понимаешь, – согласился Джереми.

В его темных глазах читалось знание, догадка, слишком близкая к уверенности. В этот миг я поняла: он догадывается, кто я и что я. Но никогда не спросит. Он будет ждать, пока я сама захочу рассказать, иначе этот вопрос так и останется без ответа.

Я посмотрела на Роана. Единственный любовник из фейри, о котором я точно знала: он пришел в мою постель не ради политических амбиций. Для него я всего лишь Мерри Джентри – человеческая женщина с фейрийской кровью, а не принцесса Мередит Ник-Эссус. Я смотрела в знакомое лицо и пыталась понять, о чем он думает. Но он лишь улыбался непроницаемо. Либо ему и в голову не приходило, что я могу оказаться пропавшей принцессой сидхе, либо он уже давно догадался, но не был настолько бесцеремонен, чтобы об этом говорить. А не знал ли Роан с самого начала? Не потому ли он пришел ко мне? Вдруг весь надежный щит, который я построила от этих людей, моих друзей, стал рассыпаться на части?

Что-то из этих мыслей отразилось, наверное, на моем лице, потому что Роан коснулся меня рукой. Я отодвинулась. На его лице – обида, недоумение. Нет, он не знал. Я внезапно обняла его, спрятав от него лицо, но Джереми был мне виден.

Насколько успокоило меня выражение лица Роана, настолько же встревожило выражение лица Джереми. Достаточно только после наступления темноты произнести мое настоящее имя, и оно полетит к моей тетке. Она – Королева Воздуха и Тьмы, а это значит, что все, произнесенное в темноте, дойдет в конце концов до ее ушей. Но здесь может помочь мода. Пропавшую эльфийскую принцессу Америки видел теперь каждый кому не лень даже чаще, чем Элвиса. Поэтому теткина магия все время устремляется по ложным следам. Принцесса Мередит катается на лыжах в штате Юта. Принцесса Мередит танцует в Париже. Принцесса Мередит играет в Лас-Вегасе. Прошло три года, а я все еще не схожу с первых полос таблоидов, хотя последние заголовки предполагают, что я так же мертва, как Король рок-н-ролла.

Если бы Джереми произнес мое имя вслух мне в лицо и эти слова до нее дошли бы, она бы узнала, что я жива, и узнала бы, что мое имя произнес Джереми. Даже если я скроюсь, она его допросит, а когда мягкие способы не дадут результата, она применит пытку. В любви она изобретательна – так мне говорили. В пытке она гениальна – это я знаю точно.

Отодвинувшись от Роана, я сообщила ему половину правды:

– Красавицей была моя мать.

– Откуда ты знаешь? – спросил Джереми.

Я посмотрела на него:

– Она так мне говорила.

– То есть твоя мать говорила тебе, что ты некрасива? – уточнила Люси с человеческой прямотой.

Я кивнула.

– Со всем уважением, но так может сказать только стерва.

На это я могла ответить только одно:

– Согласна, а теперь давайте заканчивать.

– Не надо заставлять мистера Нортона ждать, – сказал Джереми.

– А все-таки лучше было бы поискать улики по обвинению в покушении на убийство, – вздохнула Люси.

– Нам не найти такого доказательства насчет смертельного заклятия, которое с гарантией выстояло бы в суде, – напомнила я.

– Но, – добавил Джереми, – мы можем сегодня доказать, что он использует магию для соблазнения женщин. По законам штата Калифорния соблазнение с применением магии есть изнасилование. По обвинению в применении магии под залог не выпустят.

Люси кивнула:

– Согласна, для миссис Нортон этот план хорош, а как насчет Мерри? Если вдруг этот тип вытащит магический афродизиак, который использовал на своих любовницах? После которого им всегда нужен был именно он, как Наоми Фелпс?

– Мы на это и рассчитываем, – ответила я.

Она посмотрела на меня:

– А если он подействует? Если ты вдруг начнешь томно дышать в микрофон?

– Тогда ворвется Роан, как ревнивый любовник, и вытащит меня оттуда.

– А если это окажется трудно, придет Утер в качестве моего друга и поможет мне забрать мою женщину.

Люси закатила глаза:

– Ну, что Утер хочет забрать, то Утер заберет.

Утер – он ростом тринадцать футов, голова у него скорее кабанья, чем человеческая, и с двумя кривыми бивнями по обе стороны пасти. На самом деле он призрак-в-цепях, но у него есть имя – Утер Большая Нога. Для работы под прикрытием он не очень подходит, но идеален при силовых контактах.

Утер вышел, извинившись, из комнаты, когда понял, что сейчас я сниму платье.

– Ничего личного, Мерри, ты не думай, но видеть привлекательную женщину почти голой – не слишком хорошо для мужчины, у которого нет надежды реализовать мысли, приходящие незваными.

Только когда он уже выходил, пригнувшись, чтобы протиснуться в дверь, до меня дошло то, чего я раньше не понимала. Рост у Утера – тринадцать футов, как у приличного огра или низкорослого великана, а в Лос-Анджелесе избытка женщин такого размера не наблюдается. Он здесь уже десять лет. Слишком долгое время без прикосновения к чужому нагому телу. И чертовски одинокое время.

Если никто не догадается, кто я такая, и Алистер Нортон не заворожит меня до безумия, я для Утера что-нибудь организую. Он же не единственный фейри гигантского размера, странствующий вдали от Дворов, – он единственный только в ближайшей округе. Если никого не найдем, можно придумать другие решения. Секс – не обязательно половой акт. На улице найдутся женщины, готовые почти на все за пару сотен долларов, тем более что их обычная такса – двадцатка. Если бы я была чистопородной фейри до мозга костей, я бы сама его обслужила – так поступают настоящие друзья. Но меня воспитывали вне Двора, среди людей, от шести до шестнадцати лет. Поэтому, сколько бы ни было во мне фейрийской крови, кое-какие правила остались от людей.

Человеком я быть не могу, потому что я не человек. Но быть полностью фейри я тоже не могу. Наполовину я фейри Неблагого Двора, но к этому Двору не принадлежу. Отчасти я от Благого Двора, но в его сиянии мне тоже нет места. Отчасти я темная сидхе, отчасти светлая сидхе, но ни одна из этих частей не владеет мной сполна. Я всегда снаружи, с прижатым к стеклу носом заглядываю внутрь, куда меня не зовут. Я знаю, что такое отчуждение и одиночество. Поэтому, наверное, я сострадаю Утеру. Сожалею, что не могу облегчить ему жизнь небрежным и дружеским сексом. Но чего не могу, того не могу. Как всегда: я достаточно фейри, чтобы увидеть проблему, но слишком человек, чтобы ее решить. Конечно, если бы я была только светлой сидхе, я бы до Утера ни за что не дотронулась. Он был бы ниже моего внимания. Сидхе Благого Двора с монстрами не трахаются. Сидхе Неблагого Двора... давайте сперва уточним, что такое монстр.