Кристофер Паолини - Эрагон. Возвращение

И тут Эрагон отчетливо почувствовал, что кто-то пытается установить с ним мысленную связь, причем этот «кто-то» прекрасно знал, что сломить его защитные барьеры будет непросто, но тем не менее шел напролом; от его попыток веяло холодом и точным расчетом. Это становилось опасно, и Эрагон, внимательно вглядевшись в затененные глубины шатра, увидел там маленькую черноволосую девочку. Этот ребенок отчего-то казался ему знакомым… И он вспомнил: наблюдая за Насуадой в магический кристалл из Эллесмеры, он заметил рядом с нею эту темноволосую, синеглазую малышку. Да, это, несомненно, была она. Девчушка в упор посмотрела на него своими невероятными глазищами и совершенно по-взрослому произнесла:

— Приветствую тебя, Губитель Шейдов! Приветствую тебя, Сапфира!

Эрагон вздрогнул: у этой крошки был голос совершенно взрослого, умудренного жизнью человека! Облизав внезапно пересохшие губы, он спросил:

— Ты кто?

Девочка молча откинула со лба густые темные пряди, и Эрагон увидел у нее на челе точно такой же серебристо-белый гедвёй игнасия, как у него самого на ладони. Только тут он догадался, кто эта девочка.

Все вокруг застыли в полном безмолвии, когда Эрагон пошел прямо к девочке, а Сапфира, аккуратно просунувшись в шатер, последовала за ним. Опустившись на колено, Эрагон взял малышку за правую руку и почувствовал, что кожа ее горит огнем, словно ее пожирает лихорадка. Девочка не сопротивлялась; ее ручонка безвольно лежала у него в ладонях, и Эрагон произнес на древнем языке — прибавив еще и мысленное послание, чтобы она лучше поняла его чувства:

— Я очень виноват перед тобой! Простишь ли ты меня за то, что я с тобой сделал?

Выражение синих глаз смягчилось; девочка наклонилась, поцеловала Эрагона в лоб и прошептала:

— Да, я тебя прощаю. — Впервые голос ее звучал соответственно возрасту. — Разве я могла бы не простить тебя? Когда вы с Сапфирой создали меня такой, какая я теперь, то наверняка не желали мне зла. Я это знаю совершенно точно. А потому прощаю тебя. И все же пусть память об этом по-прежнему бередит твою совесть: ведь ты обрек меня на ужасные муки — я чувствую страдания всего окружающего меня мира! Вот и сейчас твое «благословение» заставляет меня бежать на помощь человеку, только что сильно порезавшему себе руку; меня призывает также молодой знаменосец, который сломал себе палец, попав рукой в спицы колеса; я слышу призывы и многих других, кто ранен, болен или только еще получит увечье… О, это поистине нелегко! Я лишь ценой огромных усилий сдерживаю подобные желания немедленно броситься на помощь. Мало того, мне тяжело, даже если я сознательно причиню кому-то беспокойство, вызову у кого-то тревогу — вот как у тебя сейчас… Я задыхаюсь от сострадания, я даже ночью спать не могу… Вот что дало мне твое «благословение», Ар-гетлам! — Голос ее постепенно окреп, и в нем, как прежде, зазвучали горечь и насмешка.

Сапфира, просунув голову между ними, ласково коснулась носом знака на лбу девочки: «Успокойся, маленький эльфийский подкидыш, утиши гнев, что кипит в твоем сердечке!»

— Тебе вовсе не обязательно весь век прожить с моим невольным проклятием, — сказал Эрагон. — Эльфы научили меня, как снимать подобные чары, и я надеюсь, что смогу освободить тебя от столь сомнительного дара. Это нелегко, но вполне возможно.

На секунду девочка, казалось, полностью утратила свое потрясающее самообладание. Она тихонько ахнула, рука ее задрожала, на глазах блеснули слезы, но ей удивительно быстро удалось справиться с собой и спрятать свои истинные чувства под циничной усмешкой:

— Там видно будет! Во всяком случае, я не советую тебе пробовать изменить мою сущность до сражения.

— Но я мог бы избавить тебя от страданий!

— И истратить слишком много сил — а от твоих сил, от твоих способностей и умений зависит сейчас наше общее спасение. Это действительно так: сейчас ты для всех нас гораздо важнее, чем я. — По лицу ее скользнула лукавая улыбка. — К тому же, если ты сейчас снимешь с меня свое заклятие, то я уже не смогу помочь никому из варденов, даже если им будет грозить самая непосредственная опасность. Ты же не хочешь, чтобы из-за этого погибла, например, Насуада?

— Нет, конечно! — Эрагон долго молчал, обдумывая слова Эльвы, потом сказал: — Хорошо, мы немного подождем. Но клянусь тебе: если мы победим, я все исправлю сразу же после сражения!

Девочка склонила голову к плечу и с улыбкой посмотрела на него:

— Ладно, Всадник, я запомню твое обещание.

А Насуада, привстав с кресла, взволнованно воскликнула:

— Это ведь Эльва спасла меня в Абероне от подосланного убийцы!

— Вот как? В таком случае мой долг перед тобой, Эльва, еще более возрастает… Ведь ты спасла жизнь моего сюзерена!

— А теперь, — сказала Насуада, — идемте: я представлю вас королю Оррину и его советникам. Ты, Орик, не был прежде знаком с ним?

Гном мотнул головой:

— Нет, так далеко на запад мне еще забираться не доводилось.

Когда они вышли из шатра — Насуада впереди, а Эльва с нею рядом, — Эрагон попытался идти рядом с Арьей: ему хотелось поговорить с нею. Но стоило ему подойти ближе, как она ускорила шаг и догнала Насуаду. На Эрагона она ни разу даже не взглянула, и от этого он страдал куда сильнее, чем от любой физической раны. Зато Эльва быстро оглянулась на него, и он понял, что она знает обо всех его переживаниях.

Вскоре они оказались перед огромным шатром, бело-желтым, хотя на самом деле было бы довольно затруднительно определить его истинный цвет в ярко-оранжевых вспышках, освещавших Пылающие Равнины. Войдя внутрь, Эрагон остановился, пораженный: в шатре была настоящая лаборатория — мензурки, перегонные кубы, реторты и тому подобные предметы, имеющие отношение к натуральной философии, а отнюдь не к военному искусству. «Кому могло прийти в голову тащить все это на поле брани?» — подумал он удивленно.

— Эрагон, — сказала Насуада, — позволь представить тебя Оррину, сыну Ларкина и правителю королевства Сурда.

Из глубины шатра, из-за бесчисленных сосудов и приборов появился довольно высокий красивый мужчина с волосами до плеч, скрепленными обручем легкой золотой короны. Его мысли, как и мысли Насуады, оказались отлично защищены, и Эрагон сразу понял, что и Оррин прошел неплохую подготовку у своих магов. Из беседы с ним Эрагон вынес впечатление, что молодой король Сурды — человек довольно приятный, хотя и весьма неопытный в том, что касается командования армией, да еще во время войны. К тому же странный образ мыслей и устремления Оррина в целом несколько озадачили Эрагона, и он решил, что Насуаде — в качестве командующего объединенной армией — следует доверять гораздо больше.