Кристофер Паолини - Эрагон. Возвращение

Эрагону стало стыдно до слез, но, понимая, что Оромис прав, он согласно кивнул. Они снова вышли из домика, и Глаэдр мысленно сказал Эрагону:

«Мы решили составить план обучения Сапфиры. И тебя тоже».

— И вы начнете?.. — спросил Оромис.

«Завтра, сразу после рассвета, в час Красной Лилии. К этому времени ты должен быть здесь, Эрагон».

— И принеси с собой седло, которое Бром сделал для Сапфиры, — прибавил Оромис вслух. — А на сегодня занятия закончены. Теперь можете делать что угодно; в Эллесмере хватает разных чудес — особенно для иностранца. Если, конечно, тебя заинтересуют подобные вещи.

— Спасибо за совет, — сказал Эрагон и поклонился. — Но прежде чем уйти, я бы хотел поблагодарить тебя, учитель, за то, что ты так помог мне тогда, в Трон-жхайме! Когда я убил Дурзу. Вряд ли я бы сейчас разговаривал с тобой, если бы не твоя помощь. Я перед тобой в неоплатном долгу!

«Мы оба перед тобой в долгу!» — прибавила Сапфира.

Оромис слегка улыбнулся и кивнул.

Как только Оромис и Глаэдр скрылись из глаз, Сапфира сказала:

«Эрагон, ты только подумай: еще один дракон! Нет, в это просто поверить невозможно!»

И он, ласково погладив ее по плечу, откликнулся:

«Но это же просто чудесно!»

Они летели высоко над Дю Вельденварденом, и единственным признаком того, что эти леса обитаемы, были тонкие струйки дыма, поднимавшиеся порой над кронами деревьев и тут же растворявшиеся в воздухе.

«Я никак не ожидала, что мне доведется встретиться с каким-то другим драконом! Кроме Шрюкна, разумеется. Ну, может быть, если б удалось спасти уцелевшие драконьи яйца и вырвать их из рук Гальбаторикса… Но это было пределом моих мечтаний. И теперь такое! — Сапфира прямо-таки трепетала от радости. — А до чего великолепен Глаэдр, правда? Такой старый, могучий, и чешуя горит так ярко! Он, должно быть, раза в два, нет, в три больше меня! А ты видел его когти? Они…»

И в таком духе она продолжала еще несколько минут, восхищаясь внешностью Глаэдра. Но куда сильнее слов были те чувства, что бурлили в ее душе, и основное из них, пожалуй, Эрагон мог бы определить, как страстное обожание.

Он попытался рассказать Сапфире о том, что узнал от Оромиса: он знал, что она и внимания не обратила на их разговоры, но сменить тему ему оказалось не под силу. Пришлось молча сидеть и слушать ее болтовню, а зеленый бескрайний океан проплывал под ним, и ему стало казаться, что именно он и есть самый одинокий человек на свете.

Вернувшись в свои покои, Эрагон решил никуда больше не ходить: он слишком устал от событий сегодняшнего дня, да и долгие недели путешествия все еще сказывались. Сапфира тоже с удовольствием осталась дома. Она улеглась в свою «чашу» и принялась опять болтать о Глаэдре, а Эрагон принялся изучать премудрости эльфийской ванной комнаты.

Утром он обнаружил на пороге своей комнаты пакет из тонкой, как луковая шелуха, бумаги, который прислал Оромис. В пакете были обещанные бритва и зеркало. Бритву явно делали эльфийские мастера: ее не нужно было ни точить, ни направлять. Эрагон тщательно вымылся в горячей воде, а потом пристроил зеркало повыше и стал рассматривать себя.

Он явно повзрослел. Да, лицо выглядело более мужественно: глаза смотрели устало, все черты стали более резкими, щеки провалились, отчего он стал немного похож на хищного ястреба. Он не был эльфом, однако теперь уже не мог бы с уверенностью сказать, что он — человек. Откинув назад волосы, он осмотрел свои уши, и они показались ему несколько более заостренными в своей верхней части — еще одно свидетельство того, как сильно изменила его тесная духовная связь с Сапфирой. Он даже потрогал себя за ухо: очертания его показались ему незнакомыми.

Подобные перемены в собственном облике наполнили душу Эрагона смятением. Хоть он и знал, что это непременно случится — и до некоторой степени даже приветствовал подобные перемены, ибо они подтверждали то, что он действительно становится Всадником, — но все равно это оказалось для него неожиданностью. «Интересно, — думал он, — что же будет со мной дальше?» А ведь и его, так сказать, человеческое взросление было в самом разгаре; и с этой стороны его ожидало еще немало нераскрытых тайн и сложностей. «Когда же я наконец узнаю, кто я такой?»

Он приложил лезвие бритвы к щеке и провел им по коже, как это делал когда-то Гэрроу. Волоски срезались легко, но очень неровно, и он, изменив угол наклона бритвы, попробовал еще — уже с несколько большим успехом.

Добравшись до подбородка, он нечаянно выронил бритву и сильно порезался — от угла рта почти до шеи. Охнув, Эрагон прижал рукой рану, из которой уже бежала струйка крови, и, шипя от боли, сквозь зубы пробормотал: «Вайзе хайль!» Боль сразу утихла, а магия соединила края пореза, однако сердце его все еще бешено колотилось от испытанного потрясения.

«Эрагон!» — встревоженно окликнула его Сапфира, пытаясь протиснуться в узкий проход и раздувая ноздри от запаха крови.

«Да жив я!» — заверил он ее.

Она посмотрела на окрашенную кровью воду и сказала: «Что ж ты так неосторожно! Лучше уж оставаться косматым, как олень во время линьки, чем отрезать себе голову во имя дурацкой красоты!»

«Вообще-то, я с тобой согласен, — ответил Эрагон. — Но ты не волнуйся, я скоро научусь бриться».

Сапфира что-то проворчала и неохотно удалилась.

Эрагон сел, сердито глядя на бритву. Потом пробормотал: «Ладно, оставим это». Собравшись с мыслями, он перетряхнул весь свой запас слов древнего языка, выбрал нужные и составил с их помощью заклинание. И, стоило его произнести, как со щек посыпался какой-то темный порошок — это щетина превращалась в пыль, оставляя щеки и подбородок совершенно гладкими.

Весьма довольный собой, Эрагон оседлал Сапфиру, и они полетели к утесам Тельнаира. На пороге дома их уже ждали Оромис и Глаэдр.

Оромис осмотрел седло Сапфиры, пощупал каждый ремень, особое внимание уделяя швам и застежкам, и вынес свой приговор: работа сделана вполне прилично, особенно если учесть условия ее выполнения.

— У Брома всегда были умелые руки. Пользуйся этим седлом, когда тебе нужно будет путешествовать с большой скоростью. А вот когда можно не спешить и позволить себе некоторые удобства… — Оромис зашел в дом и вынес оттуда высокое роскошное седло, которым явно давно не пользовались; седло украшали какие-то символы, вышитые золотом по краю сиденья и вдоль широких стремян. — Можешь брать вот это. Оно сделано на острове Врёнгард и прямо-таки насквозь пропитано магическими чарами, так что, в случае чего, оно тебя не подведет.

Эрагон принял седло из рук Оромиса и даже пошатнулся: оно оказалось неожиданно тяжелым. В целом оно весьма походило на седло, сделанное Бромом: несколько ремней с застежками для закрепления ног, глубокое удобное сиденье, сделанное так, что можно запросто летать часами, как сидя, так и почти лежа. Кроме того, крепежные ремни на шее дракона были снабжены петлями и узлами, благодаря которым эти ремни можно было ослабить или, наоборот, подтянуть. Несколько широких завязок у луки седла привлекли внимание Эрагона, и он спросил у Оромиса, для чего они.