Игорь Ковальчук - Скиталец

Дороги разбегались по равнинам и невысоким холмам. Из рощи оливковых деревьев, увитых диким виноградом, путники то и дело выходили на простор, открывавшийся с вершины холма, — вид на далекий город и десяток деревенек, каждая из которых старалась спрятаться от посторонних глаз, словно в этом случае сборщики податей ее просто не найдут. На полях паслись овцы и коровы, к склонам лепились виноградники, где каждая лоза была обложена галькой и подвязана к своему шесту. За растениями ухаживали едва ли не тщательней, чем за суягными овцами, но зато италийское вино было известно повсюду. Каждый год развозили по всему миру сотни бочонков настоявшегося вина — и на запад, и на восток, и па север, и на юг.

Когда путники останавливались в трактирах, Дик оглядывал собравшихся под гостеприимным (за плату) кровом и прикидывал, кто может что-нибудь знать. И всегда ошибался. Нередко сведения о местонахождении императора он вытягивал из головы какого-нибудь замызганного углежога или торговца горшками. И неважно, насколько эти сведения были верны — они хотя бы вообще были, тогда как сознание солдата со значками Генриха на нарамнике отзывалось звенящей пустотой.

А потом от зеленщика, одетого в такой убогий наряд, что на него, казалось, не стоило и времени тратить, рыцарь-маг внезапно узнал, что император направляется в Вормс, и это совершенно точно. Зеленщику важно было знать наверняка, поскольку он, оказывается, собирался везти на север шесть возов овощей! Дик с интересом оглядел торговца с ног до головы. По виду итальянца нельзя было предположить, что его хватит больше чем на одну котомку капусты. Но зеленщик, яростно торгуясь с хозяином трактира за свою кружку пива и миску похлебки (все это стоило два медяка, цена на удивление низкая), думал лишь о том, что ему надо поскорее вернуться, пока его сеньор не узнал, сколько же возов он снарядил в дорогу.

А значит, следует выбрать тот город Священного королевства Германия, где все раскупят единым духом. Надо выбрать место, где собралась знать, желающая плотно покушать, с большим количеством слуг, поедающих тушеную капусту целыми возами. Это, конечно, Вормс, где предстоит заседание очередного сейма…

Дику было стыдно. Ему прежде и в голову не приходило, что простой торговец может знать такие вещи. Впрочем, чтобы преуспеть в этом сумасшедшем мире, надо быть или гением, или волшебником. Крестьянин, способный одновременно получить хорошую прибыль от торговли и надуть своего сеньора, и волшебник, и гений. А такой, конечно, знает все даже о сильных мира сего.

— Мы едем в Вормс, — объявил он Трагерну и Серпиане, когда они остались втроем в маленьком закутке, отделенном от общей залы лишь плотной занавеской (это называлось «отдельные покои», но ничего лучшего найти было нельзя).

— Ты что-то узнал? — оживился друид.

— Узнал. Императора ждут в Вормсе, поскольку там состоится заседание сейма. Хотелось бы знать, о чем у них пойдет речь.

— Думаю, узнать будет несложно. Притворимся чьими-нибудь пажами и проберемся на заседание.

— И как, интересно, ты собираешься притворяться пажом? — хмуро спросил молодой рыцарь. — Ты и по-немецки-то плохо говоришь.

— Я же владею кой-каким искусством, — напомнил Трагерн. — Если захочу, смогу притвориться даже девицей. Да так, что никто не определит подмены.

— Тьфу на тебя! Никогда не подозревал друидов в содомии…

— Болван, я говорю о магии внушения!

— Не ругайтесь, — вмешалась, смеясь, Серпиана. — Вы будете притворяться пажами, а я — дамой, если угодно.

И они двинулись в путь. Серпиана ехала немного позади мужчин, хотя ее жеребец все норовил вырваться вперед. Иногда девушке приходилось уступать ему, и она пускала жеребца вскачь. Дику с Трагерном тоже приходилось отправлять своих коней в галоп. Но тяжеловесный бургундец молодого рыцаря очень быстро отставал, а вслед за ним выдыхался италийский лохмач друида. И Герефорд понимал, почему арабы так ценят своих породистых скакунов. Сказать, что черный конь Серпианы был быстр как ветер, означало ничего не сказать.

— Ана, вернись! — кричал ей вслед молодой рыцарь, но конь уносил ее прочь, и звук угасал в потоках ветра.

— Да не волнуйся ты, — каждый раз начинал успокаивать Трагерн. — Она сидит отлично. Не упадет.

— Я и не думаю, что она упадет, — отвечал Дик. — Я опасаюсь, как бы она не встретила кого дурного. Как бы ее кто не обидел.

— Ее обидишь! Девушка не так уж беззащитна. Дурному, полагаю, не поздоровится, если он и в самом деле на нее нападет. Ты, сдастся мне, чрезмерно ее опекаешь.

— А ты, будь добр, читай морали своему сыну, а не мне. Я обойдусь собственным умом.

Потом Серпиана благополучно возвращалась — раскрасневшаяся, веселая, с сияющими глазами. Ее конь выгибал шею, красовался и всячески требовал к себе внимания. Но рыцарь не смотрел на животное — только на свою возлюбленную.

— Родная, не уезжай так далеко, я волнуюсь за тебя.

— Не волнуйся, у меня есть меч. — Девушка хлопнула себя по пустому поясу. Оружие (которое, вне всяких сомнений, все время было при ней) оставалось невидимым, как и раньше.

— Меч — не панацея. А если стрела в спину?

— Какие же разбойники будут стрелять в спину молодой красивой женщине? — Она сделала большие глаза и губки бантиком, не осознавая, что кокетничает. — А кого они потом будут насиловать?

— Поверь, некоторым из разбойников без разницы, живую насиловать или не очень.

— Тьфу на тебя, — смутилась Серпиана.

— Не сердись, родная. Я просто волнуюсь. Не уезжай далеко, ладно?

Он смотрел на нее с нежностью. Перед этим взглядом невозможно было устоять.

— Ладно, — согласилась, как обычно, девушка, хотя и знала, что не сдержит слова.

И в следующий раз, как водится, все повторялось снова.

Он был терпелив и никогда не упрекал ее. На остановках успевал соскочить с седла первым и протянуть руку, чтобы помочь ей спуститься. В трактирах сразу спрашивал, что хотела бы съесть и выпить его спутница. В городах делал ей мелкие подарки, и самым приятным для него стало видеть, как румянец удовольствия заливает ее щеки, как вспыхивают ее глаза. Ему прежде и в голову не приходило, насколько это приятно — делать подарки.

И Серпиана не отвергала его знаки внимания. Но разговаривала с ним лишь в ситуациях, когда без этого не обойтись. И опять горячила арабского жеребца, охотно пускающегося вскачь.

— Что поделать, женщины обычно не держат слова, — утешал Дика Трагерн. — У них свое представление о чести.

— У них просто другая честь, — возразил Герефорд. — Они верны не слову, а чувству. — Он следил за фигуркой в синем, скачущей на черном коне. — Так что там с принцем Иоанном и королевой Альенор? Ты так и не рассказал.