Диана Джонс - Заговор мерлина

Когда мы достигли свободного пространства в центре толпы, я едва увидела — но все равно обратила внимание, — что там полным-полно прозрачных существ. Их притянула сюда магия, а теперь из них вытягивали их собственную магию. Их почти незримые тела разошлись в стороны, чтобы пропустить нас. Незримые создания взмывали и возносились высоко в небо, пока их не втягивало в белые линии облаков вихря, а потом снова швыряло на землю. Воздух был наполнен их беззвучными воплями и ужасной тревогой. Прозрачные существа были в ужасе и в панике, но при этом дико возбуждены, как будто помимо собственной воли.

Еще более сильная тревога исходила с краев толпы, но я не могла понять, кто ее испытывает. Все, что я знала, это что те, кто там стоит, настолько озабочены, что мне об этом и думать не хотелось.

В центре свободного пространства находилась Сибилла.

Она плясала. Ее огромные ступни с квадратными пальцами были босы, зеленые юбки поддернуты, обнажая толстые ноги. Должно быть, она плясала уже несколько часов. Увидев нас, она вскричала: «Хай!» и протянула руки к небу, и я увидела темные пятна пота, расползшиеся от ее подмышек чуть ли не до пояса.

На траве лицом друг к другу, на расстоянии примерно десяти ярдов, стояли два кресла. На одном царственно, с невозмутимым лицом восседал король, и рядом с ним стоял принц Эдмунд. За креслом стояли двое архиепископов в мантиях и митрах. Оба они улыбались озадаченно и слегка отстраненно, словно они, точно так же как и Дора, понятия не имели, что происходит, но чувствовали, что им следует сохранять благожелательный вид.

В другом кресле сидел мерлин. Мне следовало бы сказать — фальшивый мерлин. Теперь, после того как я встретилась с настоящим, я видела, что у этого лицо более крысиное и волосы светлее. Но они действительно были очень похожи. У обоих была длинная шея, крупный кадык и маленькое заостренное личико. Быть может, именно это сходство и подало ему идею устроить заговор. Но у меня возникло ощущение, что теперь он не притворяется никем, кроме самого себя. Он был в простой коричневой мантии, от которой воняло могуществом, и сидел в позе статуи святого. По одну сторону от него стоял сэр Джеймс, выглядевший очень самодовольным в своем элегантном костюме. По другую сторону от фальшивого мерлина виднелся большой ящик, а прямо перед самозванцем стояло большое серебряное ведро — а может быть, это был котел, — которое курилось холодным белым дымом. Там-то и находилось средоточие магического вихря.

— Логичнее было бы, если бы они находились внутри Стоунхенджа, — пробормотал стоявший рядом со мной Грундо. — Почему они здесь, а не там?

— Они не могут. Стоунхендж их не пустил бы, — несколько рассеянно ответил Ник.

Он смотрел на фальшивого мерлина так пристально, словно узнал его.

Я вгляделась в серое нагромождение камней над толпой и увидела, что Ник прав. Стоунхендж каким-то странным образом был не здесь. Он как будто ушел на несколько слоев реальности отсюда. Думаю, это его способ себя защитить.

— Да, наверняка это Иафет, — проговорил Ник. — Та же крысиная морда.

Сибилла подлетела к нам и знаком приказала Алише и прочим пажам отойти. Она завершила движение, снова вскинув руки к небу.

— Церемония может начаться! — провозгласила она. — Наша жертва явилась к нам!

И она, обдав нас запахом пота, схватила за руку Грундо.

— Будь умницей, — сказала она ему, — и мы не причиним тебе больше боли, чем необходимо.

Мы с Тоби уставились на нее. Ее потное лицо было как наждачная бумага, и глаза почти ничего не видели, как у пьяного. Такое впечатление, что она не испытывала к Грундо совершенно никаких чувств. Ник ухватил своей большой ладонью толстую руку Сибиллы и сдернул ее с запястья Грундо.

— Оставь его! — прогремел он, глядя на Сибиллу в упор. Сибилла, которая смотрела куда-то в воздух за спину Ника, снова принялась вслепую нащупывать Грундо.

Фальшивый мерлин взглянул на нас.

Потом всмотрелся пристальнее. Потом вскочил на ноги и направился к нам. Он отпихнул Алишу в сторону, подошел вплотную к Нику и встал так, что его маленькое бледное личико оказалось нос к носу со смуглым лицом Ника.

— Ты! — воскликнул он. — Ты ведь должен был умереть! Ты смеялся надо мной!!!

Я никогда еще не видела подобной ненависти. Мерлин брызгал слюной от ярости и трясся всем телом.

Ник попытался податься назад, подальше от летящей ему в лицо слюны.

— Ну и что? Ты наступил на яйцо. Это было смешно.

— Ах, ну и что? — взвизгнул фальшивый мерлин. — Я тебе покажу «ну и что»! Я десять лет мечтал о том, чтобы ты умер! И сегодня ты умрешь — настолько мучительно, насколько я смогу это устроить!

Потом он повернулся и сказал Сибилле уже нормальным, холодным тоном:

— Оставьте ребенка. Этот мальчишка даст нам куда больше силы.

И спокойно вернулся в свое кресло.

«Небеса благие! — подумала я. — Он же безумен, совершенно безумен! А Ник говорил, что он еще и убийца!» Я пришла в ужас.

Сибилла отпустила Грундо. Казалось, она во всем подчинялась этому фальшивому мерлину. Она поманила к себе Ника. Из вихря тотчас же вылетела стайка прозрачных существ. Они окружили Ника и потащили его на открытое пространство. Я пыталась их остановить. Я совершенно не могу сказать, сделала бы я то же самое, если бы на месте Ника был кто-то другой. Я только знаю, что сердце у меня колотилось где-то в глотке, и я протягивала руки и пыталась удержать прозрачных существ. Но их нельзя ухватить руками: пальцы то ли проходят насквозь, то ли соскальзывают, — а сами существа были слишком поглощены магической бурей, чтобы слушать меня. Думаю, большинству тех, кто смотрел со стороны, должно было казаться, что Ник, спотыкаясь, по своей воле выбрался на открытое пространство и упал на траву.

— Жертва явилась сама! — провозгласила Сибилла. Фальшивый мерлин ухмыльнулся.

— Воистину так! — сказал он.

Он протянул длинную тощую руку к ящику, который стоял рядом с его креслом, откинул небольшую крышечку наверху, пошарил внутри и вытащил целый пучок извивающихся саламандр. Когда крышка снова захлопнулась, он наклонился вперед и медленно-медленно окунул саламандр в дымящееся серебряное ведро.

Внутри ведра было холоднее самого холодного льда. Беззвучный вопль бедных саламандрочек, которых окунули в этот холод, пронзил нас всех, точно электрический удар. Но Нику пришлось хуже всех. Его тело тотчас покрылось бегущей серебряной рябью. Мелкие волны набегали друг на друга, образуя серебристые листочки, как будто Ник лежал на мелководье, озаренном солнцем. И Нику это явно причиняло мучения. Он катался по земле, пытаясь закричать, но почему-то не издавая ни звука — быть может, он был не в силах кричать, — и каждый раз, как мелкие волны образовывали очередной листочек, это, казалось, причиняло ему еще более сильную боль. Он корчился, то съеживался, то вытягивался, беспорядочно размахивал руками и ногами, почти как те саламандры, которых держал в кулаке фальшивый мерлин.