Робин Хобб - Безумный корабль

– Вот святые слова. Ты его и вправду нимало не отблагодарила.

В самый первый раз в голосе корабля прозвучала некоторая прохладца.

– Ох, Офелия!… – простонала Альтия. – Ну пожалуйста, давай не будем снова об этом!… Ты же не хочешь, чтобы я притворялась, будто питаю к Грэйгу чувства, которых на самом деле нет, а?…

– Я просто не в силах понять, почему эти самые чувства у тебя до сих пор не образовались, вот и все! Сама-то ты так ли уверена, что ничуть не обманываешься? Ты посмотри только как следует на моего Грэйга. Красивый, обаятельный, остроумный, добрый и со всех сторон благородный! Я уж вовсе молчу о том, что он урожденный сын славной фамилии старых торговцев Удачного и первейший наследник очень даже немалого состояния. Могу лишь скромно добавить – состояния, включающего в себя величественный, несравненный живой корабль… Чего еще тебе нужно от мужика, я тебя прямо спрашиваю?!

– Грэйг заслуживает всех этих превосходных степеней – и еще множества. На этом мы с тобой давным-давно согласились. Я не усматриваю в Грэйге Тенире ровным счетом никаких недостатков. Равно как и, – Альтия улыбнулась, – в величественном, несравненном живом корабле.

– Стало быть, это с тобою самой что-то не в порядке, – приговорила Офелия. – Почему в таком случае тебя не тянет к нему?

Альтия хотела что-то сказать, но прикусила язык и некоторое время молчала. Потом заговорила, стараясь апеллировать к доводам разума:

– Тянет, Офелия, а как же иначе. В некотором смысле… Как бы тебе объяснить? Видишь ли, есть в моей жизни и всякие иные течения… Такие, что я попросту не могу позволить себе… Мне просто некогда подумать о подобных привязанностях. Ты же сама знаешь, с чем я столкнусь, когда мы прибудем в Удачный. Мне надо будет примириться со своей матерью… если вообще это возможно. А кроме того, есть еще один… величественный живой корабль, который занимает мои мысли. Мне придется убедить мать высказаться в мою пользу, когда я предприму попытку отвоевать «Проказницу» у Кайла. Она ведь слышала, как он поклялся именем Са, что отдаст мне корабль, если я предоставлю доказательства своих моряцких умений. Он, конечно, брякнул это не подумавши и во гневе, но слово есть слово, и я намерена заставить его это слово сдержать. Я знаю, это будет не судебное разбирательство, а склока, грязная и противная… и все-таки я намерена на это пойти. Вот о чем мне следует все время думать… а не о любовных интрижках.

– Но не находишь ли ты, что Грэйг стал бы могущественным союзником в такого рода борьбе?

– А ты не находишь, что с моей стороны было бы бесчестно уступить его ухаживаниям только ради того, чтобы вернуть себе корабль?

Теперь прохладца появилась уже в голосе Альтии.

Офелия негромко рассмеялась.

– Вот как!… Значит, уже имели место знаки внимания? А я-то волновалась за нашего скромного паренька… Ну же, ну же, Альтия!… Подробности, скорее подробности!…

Она заломила бровь, глаза так и сверкали.

– О чем ты, кораблик?… – одернула было ее Альтия, но спустя мгновение и сама неудержимо расхохоталась: – Да хватит мне вкручивать! Будто ты и без меня не знаешь во всех подробностях, что где происходит у тебя на борту!…

– Ну-у-у… – задумалась Офелия. – Может, я и знаю в общих чертах, что творится на нижней палубе и в каютах начальствующих… Но не все! – Она помолчала, потом ее глаза заново вспыхнули любопытством: – Вчера в его каюте уж очень долго царила подозрительная тишина!… Скажи скорее, он пытался поцеловать тебя?

Альтия вздохнула.

– Нет. Конечно же нет, – сказала она. – Грэйг, знаешь ли, слишком хорошо воспитан для этого.

– Я знаю… Поэтому-то мне так жалко его, – покачала головой Офелия. И добавила, словно бы позабыв, с кем говорит: – Вот чего мальчику не хватает, так это… искры. Огня! Утонченность манер, ясно, дело хорошее… Но парень, вправду желающий получить, что он хочет, иногда должен быть немножко нахалом. – И склонила голову набок, глядя на Альтию: – Вот как Брэшен Трелл, например…

Альтия опять застонала. Корабль вымучил у нее его имя этак с неделю назад, и с тех пор Альтия готова была удавиться. Офелия либо изводила ее расспросами, отчего да почему она не прыгала в объятия Грэйга, либо скипидарила выпытыванием интимных подробностей ее мимолетной близости с Брэшеном. Альтия же и вовсе вспоминать не хотела про этого человека… Ибо испытывала на сей счет уже вовсе запутанные и противоречивые чувства. Чем окончательней она решала: «Все! С ним покончено!» – тем настойчивей он вторгался в ее мысли. Она успела изобрести тьму-тьмущую остроумных замечаний, которые ей следовало бы отпустить при их последнем свидании. Как он нагрубил ей за то, что не явилась на то дурацкое свидание, дурацкое от начала и до конца! Брэшен слишком много возомнил, хотя по-настоящему у него не было на то никаких оснований. По всей справедливости, он одной-то ее мысли не стоил, не говоря уже о размышлениях – каждодневных и ежечасных. Если она фыркала, вспоминая его наяву, – он снился ей ночью. И в этих сновидениях его ласковая сила казалась безопасным прибежищем, достичь которого было бы величайшей удачей. «Только во сне!» – напоминала себе Альтия. И стискивала зубы. Наяву-то она отлично знала: никакое он не прибежище, скорее водоворот глупых эмоций… в котором недолго и вовсе потонуть, растеряв все, к чему стремилась.

…Похоже, девушка слишком долго молчала. Офелия не спускала с нее глаз. «Все-то я про тебя знаю!» – было написано у нее на лице.

Наконец Альтия поднялась и чуть улыбнулась.

– Пойду Грэйга навещу, прежде чем спать укладываться, – сказала она. – Надо расспросить его кое о чем.

– Вот как, – промурлыкала Офелия, явно обрадованная. – Расспрашивай, золотко, только, ради всего святого, не торопись. Мужчины из рода Тенира всегда долго думают, прежде чем приступать к делу, но коли уж приступают… – И она с самым мечтательным видом закатила глаза. Потом предупредила: – Может кончиться тем, что ты потом и не упомнишь, как Трелла этого звать!

– Честно тебе сказать, – ответила Альтия, – я это имя и так уже изо всех сил забываю…

И с некоторым облегчением покинула носовое изваяние. Иногда это было сущее наслаждение – сидеть вот так, вечером, и разговаривать с кораблем о том и о сем. Носовая фигура, изваянная из диводрева, хранила личностные черты множества моряков из семейства Тенира, но первыми были женщины, и, видимо, они оставили самый глубокий и значительный след. Оттого Офелия смотрела на жизнь сквозь призму женственности. Да не той хрупкой беспомощности, которая была нынче в такой моде у женщин Удачного, – отнюдь, отнюдь! В ней говорила вся мощь независимости и решимости, что отличала прародительниц старинных торговых фамилий. Оттого она порою давала Альтии советы самого парадоксального свойства, но часто оказывалось и так, что высказываемые ею взгляды полностью совпадали с теми убеждениями, которые Альтия потихоньку носила в себе долгие годы. Так получилось, что у Альтии было очень мало подруг одного с нею пола; и только теперь, слушая рассказы Офелии, она убеждалась: терзавшие ее сомнения не были присущи ей одной, как порою казалось. А уж манера Офелии без обиняков вдаваться в рассуждения о самом интимном и ужасала Альтию, и приводила в восторг.