Робин Хобб - Безумный корабль

И самое жуткое, неужели Кайл… уже ходил на «Проказнице» вверх по Реке?…

Эта мысль заставила ее судорожно сжать кулаки. Когда сзади подошла служанка и потянула ее за рукав, Альтия крутанулась так, что девушка испуганно отпрянула.

– Дико извиняюсь… – немедля буркнула Альтия.

Служанка несколько странно посмотрела на нее.

– Пойдем, госпожа Вестрит сейчас тебя примет.

Делать нечего, пришлось Альтии снова изображать чужую в собственном дома. Девушка провела ее по коридору к двери «утренней» комнаты. Всюду виднелись явственные следы недавнего пребывания гостей, череды празднеств и веселых приемов. В каждой нише, на каждом подоконнике красовались вазы, полные благоуханных цветов. «Ну и дела!» Когда Альтия последний раз была дома, здесь царствовал траур и витал призрак безденежья. Теперь, кажется, семейное обиталище Вестритов напрочь позабыло те черные дни… и ее, Альтию, с ними заодно. Все-таки была вопиющая несправедливость в том, что, пока она набивала кровавые мозоли и в одиночку преодолевала всевозможные тяготы, мать с сестрой наслаждались непрестанными праздниками…

Словом, когда они добрались до «утренней» комнаты, Альтию обуревали весьма сложные и кипучие чувства. Она постаралась взять себя в руки. Еще не хватало, чтобы ее смятение прорвалось гневом!…

Девушка постучала. Роника негромко ответила изнутри, и служанка отступила прочь, шепнув Альтии:

– Ну, давай. Вперед!

Альтия отвесила благодарный поклон.

И вошла.

И тихо притворила за собой дверь.

Ее мать сидела на заваленном подушками диване. Рядом, на низком столике, стоял бокал вина. На Ронике было простое домашнее платье из светло-сливочного полотна, Ее волосы выглядели завитыми и надушенными, а шею украшала серебряная цепочка. Но, когда она повернулась навстречу Альтии, стало видно, что лицо у нее измученное и усталое. Глаза матери начали медленно расширяться… Альтия заставила себя прямо смотреть в них.

– Вот я и дома, – тихо сказала она.

– Альтия!… – ахнула мать. Прижала ладонь к сердцу. Потом поднесла обе руки ко рту, попыталась вдохнуть. Она так побледнела, что каждая морщинка обрисовалась с чеканной резкостью. Кое-как она сумела перевести дух: – Знаешь ли ты, сколько бессонных ночей я думала только о том, какой именно смертью ты умерла?… Я гадала, где упокоилось твое мертвое тело… лежит ли оно в доброй могиле, или его уже стервятники расклевали…

Этот поток гневных обличений застал Альтию полностью врасплох.

– Я пыталась дать знать о себе, – сказала она. И подумала о том, что врет, точно маленькое дитя, застигнутое за каким-то непотребством.

Мать собралась с силами, встала и пошла на нее, уставив ей в грудь указательный палец.

– Нет! Ничего ты не пыталась! – воскликнула она с застарелой горечью. – Это ты прямо сейчас, на месте придумала! – Внезапно остановившись, она покачала головой: – Как ты похожа на своего отца… Даже врешь в точности так же. Ох, Альтия… Девочка моя маленькая…

И мать заключила ее в объятия – чего, надо сказать, не водилось уже несколько лет. Альтия стояла столбом, не очень понимая, на каком свете находится. Рыдание, вырвавшееся у матери, повергло ее в ужас. Роника Вестрит что было сил держалась за нее и беспомощно плакала у нее на плече!

– Мам, прости меня, – пробормотала Альтия, погибая от неловкости. И поспешно добавила: – Ну, теперь-то все будет хорошо… – Чуть подождала и спросила: – Что произошло?

Мать некоторое время молчала. Потом кое-как уняла рыдания. Выпустила дочь из объятий и совсем по-детски утерла рукавом слезы. На светлой ткани оставила следы расплывшаяся тушь, которой она тщательно начернила ресницы. Мать не обратила на это никакого внимания. Пошатываясь, она вернулась к дивану и села. Отпила изрядный глоток вина, поставила бокал и даже попробовала улыбнуться. Размазавшиеся румяна пополам с тушью сделали улыбку совсем странной.

– Да все у нас наперекосяк, – ответила она вполголоса. – Что только могло пойти кувырком – пошло. Что не могло – тоже… Только одно правильно и хорошо: что ты живая… и дома…

Невероятное облегчение, отражавшееся на лице Роники, жгло больнее, чем ее первоначальный гнев.

Альтии понадобилось усилие, чтобы пересечь комнату и опуститься рядом с ней на диван. Еще трудней оказалось выговорить спокойно и трезво:

– Расскажи мне обо всем.

Сколько месяцев Альтия мечтала об этом самом возвращении домой, воображая, как она станет рассказывать о своих приключениях, постепенно заставляя домашних понять и принять ее жизненные воззрения!… И вот она была здесь и понимала со всей ясностью откровения, ниспосланного Са, что ее долг состоял в том, чтобы слушать, а не говорить.

Некоторое время Роника просто смотрела на дочь. А потом разразилась почти бессвязным рассказом о несчастьях, бесконечной чередой следовавших одно за другим. Взять хотя бы то, что «Проказница» все не возвращалась из плавания, хотя давным-давно должна была прибыть. Может, Кайл отправился на ней аж в Калсиду, чтобы продать там рабов, но ведь он точно должен был прислать домой весточку с каким-нибудь другим кораблем!… Ведь правда должен был?… Он же знал, в каком плачевном состоянии пребывала семейная кубышка. И уж всяко он должен был дать знать, чтобы Кефрия могла хоть что-нибудь рассказать наседавшим заимодавцам… А Малта!… То одно безобразие отмочит, то другое, и так без конца! Такой клубок, что неизвестно, с какого конца рассказывать начинать… Да и не важно это все, важно только, к чему привели ее шалости и проказы: с некоторых пор у нее завелся ухажер родом из Дождевых Чащоб. Да еще из той самой семьи, которая держала теперь закладную на «Проказницу». Так что и вежливость, и простой разум велели Вестритам хотя бы для вида поддержать это ухаживание, пусть даже Са известно, до какой степени Малта еще не заслужила звания взрослой и не может быть по-настоящему просватана… А чтобы стало уже совсем весело, и в без того запутанную мешанину вворотился Давад Рестар. И, как за ним водится, всю неделю сажал ляп за ляпом, пытаясь урвать хоть какую-нибудь выгоду от этого сватовства. И то, что Давад был полностью лишен такта, вовсе не делало его скверным тактиком. Пришлось Ронике попотеть, заглаживая беспрестанные неловкости, могущие оскорбить семью Рэйна. В то время как Кефрия старалась завладеть внутрисемейными браздами правления, на что, конечно, имела полное право. Вот только должного внимания она ничему не уделяла. Занималась побрякушками и цветами, сопутствующими ухаживанию, а то, что пшеничные поля были распаханы шаляй-валяй и вообще посевная уже на носу, ей вроде и невдомек. Да тут еще заморозок, побивший самое меньшее половину цветов в яблоневых садах. И крыша во второй спальне восточного крыла начала протекать, а на починку денег нет, но если не починить прямо сейчас, того и гляди, обвалится весь потолок, и…