Робин Хобб - Корабль судьбы (Том II)

– Вытерпишь? – изогнула чешуйчатую бровь Малта.

– Именно, – вздохнул он в ответ. – Мои сестрицы сейчас уже вне себя от восторга. С ума сойти – скоро они увидят королеву Пиратских островов и твоего великолепного братца Уинтроу! Да и Тинталья объявила, что всенепременно хочет присутствовать. Чтобы, как она выразилась, «принять» нас чуть позже. Так мне, по крайней мере, передали. Еще сестры настаивают, чтобы во время свадьбы я был в вуали. Они говорят – никого не волнует, как я показываюсь на люди в Джамелии; а вот во время свадьбы вынь да положь им традиционную скромность!

– Скромность – одно дело, а традиции – совсем другое, – возразила Малта. Все это она выслушивала уже в тысяча первый раз. Когда Офелия ошвартовалась в Джамелии, каждый из них получил по толстенному конверту с письмами от родни. И надо ли говорить, что письмо Кефрии тоже было в основном посвящено свадьбе! – Тогда я тоже надену вуаль, – сказала Малта. – Если я что-нибудь понимаю, суть праздника – это то, что мы принимаем друг друга вслепую, без оговорок! – И она задала вопрос, долго не дававший ей покоя: – Слушай, ты столько просидел, запершись с Грэйгом Тенирой… Моя мама пишет, он взялся ухаживать за какой-то девушкой с Трех Кораблей! Что у них там? Говорил он тебе что-нибудь?

– Ну… У них с дочкой Малявки Келтера, как я понял, дело движется в правильном направлении.

– Ой, стыдобища! То есть, я имею в виду – получается, тетка Альтия окончательно сожгла все мосты и должна-таки будет удовольствоваться Брэшеном Треллом.

– Последний раз, когда я видел обоих, – заметил Рэйн, – они выглядели вполне довольными друг дружкой, если не сказать больше!

– И все же Грэйг Тенира был бы для нее гораздо более подходящей партией.

– Возможно, – хмыкнул Рэйн. – Ну а если судить по тем взглядам, которых она меня удостоила, ты тоже могла бы заполучить жениха куда как получше меня.

– Ну, это она на всех так смотрит. – Малта отмахнулась от каких-либо теткиных сомнений, как имевших место, так и не имевших его.

– Меня гораздо больше заинтересовали перемены, происшедшие с Офелией, – сказал Рэйн. – Вернее, их отсутствие. Передо мной был тот же самый корабль, что и раньше. И Грэйг утверждает, что у нее нет никаких драконьих воспоминаний. Она просто ожила когда-то и стала Офелией, вот и все. И то же самое с Золотой Пушинкой!

– Ты думаешь, их память еще пробудится?

– Не знаю. – Он подумал и неохотно добавил: – Собственно, я начинаю подозревать, что некоторые из драконов умерли в своих коконах из диводрева еще до того, как мы использовали их на доски для кораблей. Быть может, Офелия с Золотой Пушинкой ничего и не помнят из-за того, что закуклившиеся в них создания умерли и унесли свои воспоминания с собой. А значит, они навсегда останутся такими, как есть. – Он помолчал и сказал еще: – Грэйг, по крайней мере, благодарит за это судьбу. Он говорит, что Кендри, прежде всегда такой спокойный и благонравный, стал почти неуправляемым. И слушается только прямых приказов Тинтальи.

Он тяжело замолчал. Малта предприняла усилие, чтобы отвлечь его от мрачных раздумий.

– Мне и Сельдей записочку написал, – сказала она. – Почерк жуткий, но тем не менее! Ты знаешь, он просто влюблен в Дождевые Чащобы. И город Кассарик ему спокойно спать не дает. Его бы воля – лопату в руки и копать, да твой брат не велит.

Рэйн криво улыбнулся.

– Я отлично помню, – сказал он, – как сам был точно таким.

Все же его лицо оставалось слишком угрюмым, и Малта продолжала:

– Мой меньшой братец все торчит возле коконов, «охраняя» их вместе с Тинтальей. – И она покачала головой: – Тинталья же утверждает, что лишь пятьдесят три кокона должным образом развиваются. Откуда она это знает – никому не известно, но, наверное, знает откуда-то! Бедняжка! Она столько сил положила, чтобы препроводить их домой, и все же многие не увидели конца путешествия. И теперь вот она беспокоится, что даже из этих пятидесяти трех не все вылупятся. Им бы надо всю зиму в коконах пролежать, чтобы выйти наружу в разгар лета!

– Быть может, – предположил Рэйн, – коли они так поздно закуклились, то и вылупятся под самую осень?

– Быть может. Ой, смотри! – И она потянула его за руку. – Подруги закончили! Вот теперь начнутся настоящие танцы.

– Подождем, пока музыка заиграет? – подразнил он ее, прикидываясь, будто не особенно рвется вставать.

Она предостерегающе округлила глаза, и Рэйн немедля вскочил.

– Тебе бы только новым платьем похвастаться, – буркнул он, подавая ей руку.

Малта не осталась в долгу.

– Гораздо хуже, – заявила она. – Я желаю, чтобы разодетые придворные дамы хорошенько пустили слюну при виде моего красавца жениха. И тогда-то я умыкну его у них из-под носа, чтобы сделать безраздельно своим и до конца жизни запереть на краю света, в захолустных Чащобах!

Комплименты она ему подпускала все такие, что у него неизменно вспыхивали щеки. Он молча вывел ее на середину просторного зала. Музыканты ударили по струнам. Джамелийские каменные барабаны задали ритм, смычки подхватили мелодию. Рэйн взял ее руку в свою, а другую ладонь положил ей, согласно джамелийской моде, на поясницу. Малта уже объясняла Уинтроу, что для данного танца это было единственно возможное положение мужских рук, и тем не менее братец наверняка уже хмурился, глядя на «недозволенную» смелость ее жениха. Они с Рэйном важно вышагивали под барабаны, пока не заверещали духовые и не подали им знак закружиться. У Малты слегка помутилось перед глазами и сладко перехватило дыхание, когда Рэйн в конце концов ее подхватил. И вновь они поплыли под барабаны, все ускорявшие ритм.

Вот он вновь закружил ее, на сей раз гораздо быстрее – и ближе к себе.

– Ты жалеешь, что нам приходится ждать? – дерзко спросила она, пользуясь интимным уединением танца.

– Мне придется крепче жалеть, если законность происхождения моего наследника будет поставлена под вопрос! – ответил он совершенно серьезно.

Малта закатила глаза, а он притворился, что строго хмурится.

– Жалеет ли голодный о долгих приготовлениях к пиршеству? – спросил он, когда вихрь танца снова прижал их друг к другу. Они кружились так близко, что она ощущала его дыхание, касавшееся ее гребня. По всему телу уже знакомо прокатилась волна жара. Другие пары старательно освобождали им место: всем хотелось взглянуть, как танцуют друг с дружкой представители Старшей расы. Рэйн снова закружил ее, на сей раз проведя почти вплотную, так что она едва не коснулась грудью его груди. – Говорят, именно голод придает пище особый вкус, – шепнул он ей на ухо. – Предупреждаю, однако. Пока мы доберемся до Удачного, от меня кожа да кости останутся!

Восхищенный ропот присутствовавших сообщил Малте, что кружение достигло нужной быстроты и люди любуются алыми высверками подкладки ее белоснежного платья. Она прикрыла глаза, полностью доверяясь Рэйну, и спросила себя, будет ли еще в ее жизни что-нибудь, что превзойдет этот поистине звездный час.