Робин Хобб - Корабль судьбы (Том II)

Ганкис тихо удалился, решив по тону капитана, что чем-то проштрафился. Кеннит остался на месте, всматриваясь в очертания мачт и снастей, и странная уверенность наполняла его душу. Холодный ветер овевал его лицо, послушный корабль резал волны, но для Кеннита все окружающее вдруг перестало существовать. Совершенный… Вторая половина его души, стоявшая на якоре во-он там, в бухточке.

– С ума сойти, – едва слышно проговорил он вслух. – Неужели я в самом деле узнал его? С такого-то расстояния? Но как? Что-то в воздухе? Запах?

– Это зов крови, – так же тихо отозвался пристегнутый к запястью талисман. – Ты просто знаешь, что это он. Спустя столько лет – он все же вернулся!

Кенниту стало трудно дышать, в легкие как будто натолкали сырого песка. Ужас боролся в нем с предвкушением. Снова заговорить с кораблем, пройтись по его палубам… Вот круг и замкнется. Это будет торжество, способное стереть все прошлые поражения, всю боль. Корабль обрадуется, узнав, чего он достиг, каким великим стал человеком. Нет. Все будет не так. Начнутся неизбежные обвинения, унижения, срам. Все минувшие беды воскреснут и явятся из прошлого, чтобы отравить блистательное настоящее. Это будет все равно что заглянуть в глаза предательски брошенной возлюбленной. Это будет все равно что признание в том, что он некогда сотворил из чистого себялюбия.

Да, признание, и, вот в чем ужас-то, публичное. Вся команда немедля поймет, кем он когда-то был и что с ним некогда сделали. И команда Совершенного это узнает. И Этта с Уинтроу. И Молния. И никто из них никогда больше не будет его уважать. И все, чего он достиг такими трудами, все, ради чего он столько лет себя не жалел, – все это будет в одночасье у него отнято. Рухнет – и не поправишь.

Допустить подобного Кеннит не мог. Некая часть его разума отчаянно противилась, но он не мог все равно. Избитого, вымаливающего пощады мальчишку заставят замолчать еще раз. Один последний раз. Тогда уже то униженное, лишенное достоинства существо будет окончательно стерто из памяти мира.

Йола подбежал к нему, громко топая по палубе.

– Кэп, я насчет того корабля, что Ганкис заметил! Они там мирный флаг подняли. А сами снялись с якоря и идут к нам! – Кеннит так посмотрел на него, что Йола сразу перестал кричать и отважился лишь тихо спросить: – Что будем делать, господин мой?

– Похоже, у них предательство на уме, – был ответ. – Письмо Фалдена об этом и предупреждало, так что бдительности я терять не намерен. А если потребуется – примерно накажу всех, кто там на борту. Если они в самом деле замышляют удар в спину, корабль и вся команда отправятся на дно. – И он пристально посмотрел Йоле в глаза. – Готовься к тому, что сегодня нам будут без конца лгать, парень. Тем более что их капитан, насколько мне известно, далеко не дурак. Додумался же использовать один живой корабль для захвата другого. Надо нам ни в коем случае этого не допустить!

На самом деле он едва смог договорить – горло перехватил болезненный спазм. Он вдруг страшно перепугался, что не сумеет удержать слез и что Йола эти слезы заметит.

«Не сметь раскисать! – свирепо приказал он себе самому. – Эта судорога и эти слезы принадлежат давным-давно сгинувшему мальчишке. А я – я настоящий – отнюдь не таков!»

И он гулко закашлялся, пряча от посторонних глаз мгновение непростительной слабости.

– Вели всем приготовиться, – распорядился он. – Разверни корабль и брось якорь. Ответь им мирным флагом, чтобы подошли ближе. Пусть думают, что мы попались на удочку. А мы с кораблем покамест вышлем вперед наших змей. – И Кеннит оскалился, надеясь, что оскал сойдет за улыбку. – Вот тогда – добро пожаловать на переговоры, капитан Трелл.

– Будет сделано, кэп, – кивнул Йола. И мигом исчез. Кеннит же отправился на бак. Стук деревянной ноги казался ему неестественно громким. Туда и сюда сновали матросы – каждый торопился занять свое место для предстоявшего дела. Никто даже не оглядывался на капитана. Никто по-настоящему не видел его… его. Они видели перед собой лишь Кеннита, короля Пиратских островов. А не этого ли он всегда хотел? Чтобы в нем видели только то, во что он сам себя превратил? Так почему же он с наслаждением воображал, как мог бы яростно взреветь Совершенный при виде его недостающей ноги, как он вслух восхитился бы искусным кроем его парчового камзола. Оказывается, торжество не так полно, когда его с тобой разделяют лишь те, кто с самого начала привык видеть в тебе победителя. Между тем на все моря и океаны была только одна душа, доподлинно знавшая, через что пришлось пройти Кенниту, чтобы достичь нынешних заоблачных высот, лишь одна душа, вполне понимавшая, какие бездны он преодолел на пути к своим звездам, лишь одна душа, способная предать его, что называется, с потрохами.

И это значило, что Совершенному предстояло умереть.

Другого пути не было.

И на этот раз Кенниту предстояло все сделать наверняка.

Взобравшись по короткому трапу на бак, Кеннит с неудовольствием убедился, что Этта и Уинтроу находились уже там. Уинтроу стоял возле поручней, о чем-то беседуя с носовым изваянием. Этта же смотрела вдаль, на подходившего Совершенного, и выражение ее лица трудно было назвать иначе как странным. Ветер ерошил ее темные волосы. Кеннит прикрыл глаза ладонью от солнца и тоже стал смотреть вдаль. Совершенный неотвратимо шел прямо к ним. Кеннит вновь различил его жестоко изрубленное лицо, и сердце перевернулось в груди. Жгучий стыд вспыхнул в его душе и был тотчас смыт волной ярости, не менее жгучей. Существовало все-таки что-то, в чем его никто не мог обвинить! Никто, и даже сам Совершенный! Это сделал Игрот. И вообще все сделал Игрот.

Мертвящая жуть наплывала на Кеннита и жгла его. Он почувствовал, как закружилась голова, и поднес трясущуюся руку к лицу.

– Ты дал ему забрать всю твою боль, – выдохнул возле уха талисман. – Он сказал, что сможет это сделать, и ты позволил ему. – И деревянная рожица улыбнулась. – Она вся там, при нем. Ждет тебя с нетерпением.

– Заткнись, – проскрежетал Кеннит и попытался отстегнуть треклятую вещицу, чтобы выкинуть ее за борт, – и пусть потонет, навсегда унеся с собой свои сокровенные знания. Однако пальцы у капитана не просто слишком сильно дрожали – они были странно неловки, словно он отсидел себе руку. Кеннит никак не мог распутать залубеневшие узлы кожаных ремешков. Он даже попробовал разорвать их, сдирая талисман с руки, но завязки не поддавались.

– Кеннит! Кеннит! Тебе плохо?

Глупая шлюха. Вечно она задает ненужные вопросы. И притом в самый неподходящий момент. Кеннит отчаянным усилием совладал со своими чувствами. Вытянул из кармана носовой платок и промокнул со лба ледяной пот. Оказывается, он был еще способен говорить.