Робин Хобб - Корабль судьбы (Том II)

До Уинтроу не сразу дошел смысл сказанного воительницей. Но когда дошел – челюсть у него отвисла. Он вытаращил на тетку глаза, тщетно пытаясь сообразить, как такое могло произойти. Взгляд Альтии точно золотой монетой его одарил.

– Да, я спала с Треллом, – заявила она. – Полагаю, ты вполне разделяешь мнение своей матушки на сей счет. Невозможно изнасиловать потаскуху, верно, Уинтроу?

Это было до такой степени несправедливо, что Уинтроу и сам обозлился в ответ. Его былая робость осталась в прошлом. Общение со вспыльчивой и ядовитой на язык Эттой научило-таки его стоять за себя.

– Я совсем не собирался осуждать тебя, – сказал он, – мне что, теперь уже и удивиться нельзя? Изумиться, испытать потрясение? Не каждый все же день дочь торговца совершает такие поступки. Но это вовсе не значит, что я…

– Да иди ты в жопу, Уинтроу! – грубо выругалась она. – Ты-то ведешь себя именно так, как и пристало сыну Кайла Хэвена!

Это было уже оскорбление, причем незаслуженное. Уинтроу понадобилось усилие, чтобы ответить ровным голосом:

– Ты несправедлива ко мне. Тебе хочется на ком-то сорвать зло, вот ты и выискиваешь в моих словах издевку, которой там не было и в помине. А сама даже труда себе не дала моим мнением поинтересоваться. Между тем я не говорил, будто не верю тебе!

– Да начхать мне, что ты там говоришь или не говоришь. Ты руками и ногами на стороне Кеннита, так что без разговоров ясно, кому ты поверил. Вали отсюда, короче. И говно это с собой забери!

Она высунула ногу из-под одеяла и презрительно сбросила на пол шкатулку.

Уинтроу повернулся и пошел к двери.

– А может, я не на стороне Кеннита, – все же сказал он. – Я на стороне моего корабля!

– Да заткнись ты наконец! – взревела она. – Избавь меня от своих оправданий! Хватит, досыта наслушалась!

– Будешь вести себя точно припадочная, люди и будут соответственно с тобой поступать, – резко предупредил он.

И не то чтобы хлопнул дверью – просто крепко притворил ее за собой. С другой стороны о деревянные доски с треском разлетелась бутылочка благовоний. В коридоре было безлюдно и темновато. Уинтроу прислонился к двери спиной и некоторое время стоял так, прикрыв глаза. Себе не соврешь: следовало признать, что некоторые из теткиных обвинений были вполне справедливы. А еще ему не следовало бы верить ей. В ее россказнях не было ни смысла, ни логики. Уинтроу весьма сомневался, чтобы хоть один человек на борту поверил ее бредням про Кеннита.

За одним исключением – самого Уинтроу. И вовсе не потому, что ее слово имело для него такой уж непререкаемый вес.

Его убедила Этта.

– НУ ВОТ И ВСЕ. Придется только дырочку в мочке уха просверлить. Потерпишь?

– После всего, что ты со мной вытворяла, даже и не замечу! Только можно я сначала пощупаю?

Янтарь положила крупную серьгу на подставленную ладонь Совершенного.

– Держи. Знаешь, ты вообще-то мог бы просто открыть глаза и посмотреть. У тебя нет больше необходимости все делать ощупью.

– Не время еще мне глаза открывать, – отвечал Совершенный. А про себя подумал: зря она на эту тему заговорила. Потому что он все равно не взялся бы толком объяснить ей, почему он покуда не мог открыть глаза и обрести зрение. Не время – и все. Он взвесил серьгу на ладони и улыбнулся, радуясь ощущениям, которые дарило ему новое лицо. – Ага, – сказал он. – Похоже на сеточку, составленную из резных звеньев! А в сеточке что-то еще и перекатывается! Там что, кусочек застрял?

– Какое лестное описание, – усмехнулась Янтарь. – Во всяком случае, согласно замыслу, это серебряная сеть с запутавшимся в ней голубым камнем. Я сама ношу такую сережку. Так… Я сейчас сижу на поручнях. Ну-ка подержи меня так, чтобы я добралась до твоего уха.

Совершенный подставил ей широкую ладонь, и резчица ступила на нее без сомнений и без опаски. Он поднес ее к своей голове и даже не вздрогнул, когда в мочку уха вонзилось сверло. Даром ли она переделывала ему все лицо! Пока Янтарь делала свое дело, то, что он испытывал, не было болью в человеческом понимании. Она прижималась к его щеке, балансируя в такт налетавшим волнам. Сверло вызывало странное пощипывание, тонкие стружки диводрева сыпались вниз и падали в подставленный широкий фартук Янтарь. Когда она кончит работу, он их проглотит. Так он поступал в конце каждого дня. Ничто из его воспоминаний не оказалось утрачено.

Он более не делал секрета из того, что хранила его память. Мама каждый день приходила на бак и подолгу сидела с ним рядом, читая старые бортжурналы. Если шел дождь, она пряталась вместе с книгами под парусиновым пологом. Она читала вслух, вернее невнятно бормотала, поскольку когда-то ей вырезали язык, но это не имело большого значения. Она усаживалась на его палубу и прислонялась к поручням, а ее глаза скользили по страницам, и в его памяти все оживало, ибо бортжурналы содержали скупые пометки, сделанные его капитанами в течение множества лет, – и сколько всего стояло за краткими, порой корявыми строчками! Он следовал им, точно путеводным вехам, и его покалеченная память оживала, оживала…

Сверло прошло мочку насквозь. Янтарь извлекла его и, повозившись немного, пристроила на место серьгу, застегнув с тыльной стороны хитроумный замочек. И отстранилась, глядя, как он воссоединяется с позаимствованным у него кусочком диводрева. Когда слияние произошло, он для пробы подергал серьгу, потом тряхнул головой, привыкая к болтающемуся украшению.

– Мне нравится, – заявил он. – Ну как, угадал я с цветом?

– И мне тоже нравится, – удовлетворенно отозвалась резчица. – А цвет как занятно проявлялся! Серое сначала порозовело, а сейчас так сверкает серебром, что мне даже глаза режет! И камешек что надо. Перекатывается, мерцает синим среди серебра. Прямо как море под солнцем. Жалко, ты сам не хочешь взглянуть.

– Взгляну, – пообещал Совершенный. – Со временем.

– В любом случае, твой новый облик готов, – сказала она. – Конечно, еще понадобится где-то что-то доработать, но так, по мелочи. Сразу предупреждаю: с окончательной отделкой и полировкой я буду долго возиться.

И ее обнаженные ладони снова прошлись по его лицу. Такое странное движение: наполовину ласка, наполовину – поиск шершавых мест и иных недоделок. Янтарь явилась к нему со всем своим инструментом, когда Ключ-остров еще толком не скрылся за горизонтом. Без большого шума обвязалась страховочным концом и перелезла через фальшборт. Она тщательно измерила его лицо и принялась размечать его куском древесного угля, мурлыча себе под нос какую-то песенку. Скоро через поручни выглянула Мама и невнятно что-то спросила.

«Я ему глаза чиню, – пояснила Янтарь. – И заодно лицо переделываю. Он сам меня попросил его изменить. Там набросок лежит, я его колотушкой прижала, чтобы не улетел. Посмотри, если любопытно!»