Робин Хобб - Корабль судьбы (Том I)

– Чему обязан появлением за моим столом госпожи Вестрит из старинных торговцев? – осведомился он громогласно.

Роника поспешно поднялась.

– Горькой необходимости, уважаемый Келтер, – сказала она. – Мне больше нет места среди былых друзей и соседей. Меня без вины обвиняют в заговоре и предательстве, и я вынуждена спасаться, избегая расправы.

– И дорожка привела тебя к нам, – тяжело вздохнул Малявка.

Ронике оставалось только согласно наклонить голову. Они оба понимали, что ее появление могло принести беду в этот дом. В случае чего туго придется всему поселению, и уж Келтеру с дочкой – всех хуже.

Тут даже и объяснять ничего не надо было.

– Я понимаю,– сказала она.– Дело касается лишь нас, торговцев Удачного. Нет никакой справедливости в том, чтобы взваливать это лихо еще и на вас. Я и не прошу меня здесь укрывать. Моя единственная просьба – не передадите ли весточку другому торговцу, которому я доверяю? Если я напишу записку, сможет кто-нибудь отнести ее Грэйгу Тенире, сыну торговца из старинной семьи? А если мне еще и позволят дождаться здесь ответа… Поистине, больше я ни о чем не прошу.

Воцарилась тишина, и Роника сочла нужным добавить:

– Я понимаю, насколько велика моя просьба. Мне ли обращаться с таким делом к человеку, с которым я всего-то дважды беседовала.

– Дважды, – подтвердил Малявка. – Но оба раза ты вела честные и благородные речи, да все о таком, что мне дорого. О мире в Удачном и о том, чтобы к голосу моего народа стали прислушиваться. А что до Тениры – это имя мне не чужое. Я много торговал с этой семьей. Я продавал им соленую рыбу, а они мне – дельные вещи для лодки. И вот что я скажу: правильных мужиков воспитывают в этой семье. – Келтер задумчиво почмокал губами. – Я сделаю, о чем ты просишь, – сказал он тоном человека, принявшего окончательное решение.

– Мне нечем отблагодарить тебя, – заметила Роника.

– А я что, говорил разве о благодарностях? – грубовато, но по-доброму отозвался Малявка. И добавил: – И потом, я ведь родной дочкой рисковать собрался… какая ж тут плата быть может? Только та, что я сам сознаю: за правое дело голову подставляю.

– Да сбегаю я, папа, – негромко подала голос Экки. – Пусть сударыня пишет записку. А я живенько к Тенирам и сразу назад.

Дубленая физиономия Малявки расплылась в неожиданной улыбке, притом не лишенной хитрецы.

– Так я и думал, что ты сама вызовешься, – сказал он дочке, и Роника обратила внимание, что вдруг стала для Экки сударыней. Странное дело, это показалось ей чуть-чуть унизительным. Она сказала:

– Только у меня, к сожалению, нет ни пера, ни чернил.

– Найдем,– заверила ее Экки. – Если мы всего лишь скромные поселенцы с Трех Кораблей, это совсем не значит, что мы все тут неграмотные!

Ее голос заметно утратил былую сердечность. Проворно поднявшись, она вручила Ронике лист вполне пригодной бумаги, гусиное перо и чернила. Роника взяла перо, обмакнула его… и помедлила, прежде чем писать.

– Нужно хорошенько продумать каждое слово, – сказала она, обращаясь не только к Рэйч, но в первую очередь к себе самой. – Нужно не просто помощи попросить, но и передать вести, касающиеся всего Удачного. Вести, которые должны как можно скорее коснуться очень многих ушей.

– То-то, я смотрю, ты не очень спешишь с нами ими поделиться, – заметила Экки.

– Ты права: об этом я как-то не подумала, – смиренно отозвалась Роника. Опустив перо, она посмотрела девушке прямо в глаза. – Трудно угадать, что принесут нам всем эти новости, но то, что они касаются всех, – это уж точно. Ты понимаешь, сатрап-то, оказывается, потеряться изволил. Когда у нас в городе запахло паленым, сатрапа увезли вверх по реке, в Дождевые Чащобы, и спрятали там его же безопасности ради. Всем известно, что вверх по реке можно пробиться лишь на живом корабле. Вот и было решено, что там его не достанут ни заговорщики из «новых», ни калсидийцы.

– Да уж. Чтобы только вы, торговцы из старинных семей, могли добраться к нему!

– Экки, – урезонил девушку отец. И, хмурясь, повернулся к Ронике: – Продолжай.

– А потом у них там случилось землетрясение. Очень сильное землетрясение. Подробности мне неизвестны, я знаю только, что оно наделало порядочно бед и сатрап некоторое время числился без вести пропавшим. А потом его неожиданно заметили в лодке, спускавшейся по течению. И с ним была моя юная внучка, Малта. – Дальнейшее язык положительно отказывался выговорить, но Роника справилась: – Из-за этого некоторые решили, что Малта вступила в заговор против собственного сословия. И что якобы именно она уговорила сатрапа бежать.

– А на самом деле? – поинтересовался Малявка.

– Что на самом деле, я не знаю, – покачала головой Роника – я всего лишь подслушала разговор, для меня вовсе не предназначенный; сами понимаете, вопросов задать я не могла. Что-то говорилось об угрозе нападения джамелийского флота, но очень кратко, и я не могу с уверенностью судить, вправду ли реальна такая угроза или ее просто опасаются из общих соображений. Что же касается моей внучки… – Тут у нее напрочь перехватило горло; ужас, который она так долго отказывалась к себе подпускать, запустил ледяные лапы в самое сердце. Роника огромным усилием проглотила застрявший в горле комок и продолжала говорить, умудряясь сохранять внешнее спокойствие: – Нет никакой определенности, удалось ли выжить сатрапу и тем, кто был с ним. Быть может, река давно проточила их лодку. Или они просто перевернулись. Куда их в итоге унесло, также никому не известно. Если же сатрап так и пропадет, это неизбежно означает войну. Обстоятельства никто не станет учитывать. Придется нам всерьез иметь дело с Джамелией, и хорошо, если не с Калсидой в придачу. И уж точно не избежать междоусобной грызни старинных семейств с «новыми купчиками».

– А Три Корабля, как обычно, окажутся между двух огней, – хмуро прокомментировала Экки. – Что ж, чему быть, того не миновать. Строчи свою записку, сударыня, и я ее живой ногой отнесу. Такие новости вправду надо распространять поскорее, а не в секрете держать!

– Ты зришь в корень и судишь верно, – кивнула Роника. Заново обмакнула перо и склонилась над сероватым листом. Но, уже выводя первые буквы, думала она совсем не о том, как бы поскорее увидеть перед собой Грэйга. Сколько препятствий придется преодолеть, выковывая в Удачном по-настоящему прочное согласие! Все оказывалось гораздо труднее, чем она себе представляла когда-то.

Перо брызгало и царапало, спеша по неровной грубой бумаге.

Рассветное солнце слишком ярко играло на воде, раня глаза. Матросские штаны Уинтроу были сшиты из довольно грубой материи, и каждое движение раздражало нежную больную кожу. Что до рубашки, то ее он вынести не мог совершенно – так и ходил голым по пояс. «Ходил» – громко сказано. Вернее, ему пока удавалось стоять и немного передвигаться без посторонней помощи, вот и все. Малейшее усилие – и он готов был свалиться в изнеможении. Даже теперь он едва дохромал до носовой палубы, а сердце уже колотилось, будто он принял неведомо какие труды.