Михаил Успенский - Там, где нас нет

Жихарь сначала не поверил, снова изготовил из глины болвана в свой рост, внушил ему этот прием и вооружил палкой. Немало синяков на груди наставил ему болван, так что с досады Жихарь перестал его поливать водой и разломал на куски. Волхв подивился волшебному умению богатыря, дал несколько полезных советов.

Жихарь не уставал напоминать ему про коня. Беломор кряхтел, жался, потом согласился. Откуда эта животина взялась на острове, богатырь понять не мог.

Должно быть, висела на балке среди прочих страховидных чучел, а дед снял ее и размочил живой водой, не иначе. Смущала и масть коня – не гнедая, не вороная, не каурая, не соловая. У хорошего яичного желтка бывает такой цвет, с отливом в красное.

– Ты вот тоже рыжий, – успокаивал волхв.

– Хребтина переломится, – не соглашался Жихарь.

– Выдержит, – утверждал дед. – Все равно я так понимаю, что тебе на нем недолго ездить, это путь пеший…

– Люди станут смеяться, – не сдавался богатырь.

– А ты вспомни, что ответил отважный муж древности Дыр-Танан, когда стал над ним пошучивать пособник коварного Координала!

– А! «Смеется над конем тот, кто не осмеливается смеяться над его хозяином!» – показал память Жихарь.

– Вот видишь. И на худших одрах, витязи катались, и ничего, и вошли в новеллы и устареллы так, что колом не вышибешь…

Жихарь пригорюнился и погладил коня. Тот хрипло заржал.

– Так и назову его – Ржавый!

Вечером Беломор отступил от обычных своих правил и устроил ужин со свежим белым хлебом, гречневой кашей и бараниной – откуда что и взялось.

Беломор взял у витязя из рук золотую ложку, долго разбирал начертанные руны, шевелил губами…

– Есть охота, – напомнил Жихарь. Дед вернул ложку, потом сказал:

– Береги ее, не прогуляй. Не знаю для чего, только она тебе крепко пригодится.

Тут за ушами у вечно голодного Жихаря затрещало. Когда наконец последний треск затих в потолочных балках, он спросил:

– Отчего же ты, премудрый старец, нас тут таких несколько не собрал и враз, дружиной не отправил?

– А оттого, сынок, – ответил дед, – что моя затея не всем по нраву, особенно волшебникам и чародеям. Когда поток времени замутнен, в нем легче рыбка ловится.

– А ты честный, значит, – кивнул Жихарь.

– А я, значит, честный, – подтвердил Беломор. Он еще наговорил о высоких и благих целях Жихаревого похода, только без Мозголомной Браги все опять было непонятно. – Ладно, ума по дороге доберешь, – махнул рукой волхв. – А одного спутника я тебе все же дам, с ним не соскучишься!

И старый Беломор корявым пальцем правой руки начал водить по ладони левой, словно бы объяснял ребенку, как сорока-ворона кашу варила, поминал злодейские силы: «О Агропром, Педикулез, Райсобес!»

У порога послышалось легкое постукивание: цок-цок-цок! Так хорошие люди не ходят!

Жихарь обернулся. К столу подходил здоровенный, ростом с собаку, петух.

Глаза у него были с вишню, такие же черные с кровинкой и блестящие, перья красно-золотые с искрой, причем искорки бегали туда-сюда, как живые, а лапы такие крепкие, мохнатые и когтистые, что запросто этот кочет мог бы заполевать лису или зайца, если бы захотелось ему кровавой пищи. Гордо посаженную голову венчал алый гребень, зубчатый, словно княжеская корона, алая же борода разделена надвое, по обычаю бывалых варягов.

– Да, понаряднее коня Ржавого… – протянул Жихарь. – Э, погоди, что же я за витязь буду – с петухом-то? Того и гляди, что курощупом начнут величать.

Лучше бы верного пса вот с такой башкой!

И показал обеими руками, какая именно голова у предполагаемой собаки его бы устроила.

– Вот сразу и видно, как ты глуп, – сказал Беломор. – Пес, конечно, хорош, спору нет, а только возьмет Мироед невзрачную сучонку и пустит по вашей дороге – и ищи его свищи! Птица же не человек и не собака, нипочем не продаст. Будет он твоим сторожем, способным поворачиваться в ту сторону, откуда врагу прийти. Своим пением он отгонит нечистую силу: та подумает, что рассвет уже, да и сгинет. Только после неурочного пения всегда дождь идет, уж такое неудобство потерпишь. Есть у петуха и еще одно достоинство.

Хочется тебе, к примеру, передать поклон своему князю?

– Еще как хочется!

– Тогда прикажи ему: снеси, мол, Будимир – а его как раз Будимиром звать, – снеси, мол, Будимир, мой поклон князю Жупелу и княгине Апсурде. Он и снесет. И к утру князь на погорелое будет собирать по миру.

– Так он что… Красный Петух, что ли? Тот самый?

– Самый тот. Ну что, хочешь его проверить? Жихарь размечтался, как будут гореть князь с княгинею, какие у них при этом глупые сделаются личики, а потом и совсем сморщатся… Стало противно.

– Ладно, – сказал он. – Перед дальней дорогой нечего животину зазря томить.

Вернусь, тогда и посчитаюсь с князем. К тому же петух не сокол, не горазд летать…

– Уж так-таки и не сокол?

– Вестимо: курица не пти…

Петух Будимир злобно скрипнул клювом.

– А вот пойдем-ка наружу, там и поглядишь…

Вслед за обидчивым петухом они покинули избу. На дворе стояла глубокая темная ночь, даже звезды попрятались за тучами. Старец произнес короткое непонятное слово: «Пуск!»

Петух, громко хлопая крыльями, взлетел с места и оказался над избой, словно облако искр вылетело из печной трубы. Птица сделала несколько кругов над поляной и круто пошла вверх. Восхищенный Жихарь сунул два пальца в рот и заливисто засвистел. Дед Беломор двинул его посохом по затылку.

– Не свисти – денег не будет!

– Их и так не предвидится… – затосковал Жихарь.

Петух, вдоволь накрасовавшись, тяжело рухнул вниз. Богатырь даже ожидал, что он, ударившись о землю, обернется добрым молодцем или чем похуже. Но Будимир остался самим собой. Только вот запах от него исходил какой-то вкусный…

– Он у тебя что – жареный? – страшным шепотом спросил Жихарь.

Даже в непроглядной тьме было видно, как Беломор улыбается. А самому витязю стало не до смеха: петух незаметно подобрался сзади и что было сил долбанул его клювом, куда достал.

– Вот теперь вы с ним породнились, – сказал в утешение старец. – Теперь он тебя не покинет.

Почесывая ударенное и уклюнутое, Жихарь вернулся в избу. Оказалось, что со стола уже кто-то все убрал.

– Ты ложись и спи, – приказал хозяин, – а я буду тебе объяснять, что к чему.

– Во сне? – усомнился Жихарь.

– Во сне. Во сне за одну ночь в голову человеку столько можно запихать, что и за год учения не постигнешь. Пусть душа ночку полетает, постранствует, а когда вернется, обретет в пустой твоей башке целый кладезь премудрости – вот уж, поди, удивится! Да, еще запомни: чужой сон увидеть – не к добру…

Но герой уже храпел, и показывали ему сон отнюдь не чужой: будто сидит Жихарь на самой крыше княжеского терема, оседлав выступающее резное украшение – князек, и пилит он этот князек острой-преострой пилой. Это само по себе неплохо и предвещает худое хозяину терема, только сидит Жихарь на князьке лицом к дому и пилит перед собой. А снизу неведомый человек кричит: