Михаил Успенский - Там, где нас нет

– Смотри ты, чувствительный какой! Завалит он нас тут, тварюга…

– Это не беда, – заявил Принц. – Здесь такой ужасный сквозняк, что наверняка есть другой выход. Нам остается только бежать вперед, а сэр Будимир со свойственной ему любезностью осветит нам путь.

И недолгим оказался этот путь сквозь каменную толщу, никто по дороге не приставал, не завывал и не пугал, прячась за поворотами. Будимир сиял ровно и надежно. Но на свет выходили все равно с опаской, хотя там ничего страшного не было.

Впереди расстилалась зеленая равнина, кое-где потревоженная невысокими холмами. Солнце светило как надо, никакой туман глазу не препятствовал, высоко над головами трепетал не окаянный Демон, а просто жаворонок.

«Проскочили», – подумал Жихарь, но через плечо все-таки плюнул.

– А где же горы?

Но никаких гор не было. На том месте, где они, как им казалось, вышли из пещеры, стоял Пропп, вроде бы недавно вытесанный со всем возможным тщанием, и так-то ласково улыбался.

– Привал, – объявил Жихарь. – Поклонимся дедушке сказкою. Так и быть, пожертвую самую заветную – берег для большого застолья, для почетного пира, да уж ладно…

На самом же деле новеллу Жихарь же и сочинил.

– Было это давно и неправда. Жил на свете богатырь. На мечах не из первых, на коне других не лучше, силы заурядной. Одно только и отличало его от прочих – лютость и ярость до женского рода.

Его так и прозвали за это – Хотен Блудович. Никому не было от него проходу – ни пресветлой княгине, ни деревенской дурочке. Ходил промеж дворов, промеж городов, собирал сладкую свою дань. Его уж и учили, и били, и в темницу сажали, а все напрасно. Один раз даже связали, охолостили поганым ножом, так веришь ли – выросло новое хозяйство, лучше прежнего. У него ведь все ведьмы и ворожеи в подругах были. Ходил, ходил Хотен Блудович во всей земле, из края в край. В Неспании, к примеру, его, не чинясь, именовали – дон Хуан.

Путешествовал он, значит, метался и вдруг прослышал, что в некоторой земле в хрустальном гробу спит невиданная красавица. Это его и уязвило – всех не спящих-то красавиц он уже на десять рядов перебрал. Зажглось у него ретивое, белый свет не мил, не ест, не пьет, глядеть ни на кого не хочет.

Дай да подай ему зазнобу с хрустального гробу.

Едет он, едет, то у ясного солнышка дорогу пытает, то светлый месяц вызывает по этому же делу, а то и к вольному ветру привяжется: укажи, покажи. Они бы и рады от зануды избавиться, а сказать-то нечего. Так, для порядку соврут что-нибудь. Едет. Борода уже по грудь выросла, добрый конь на ходу пал. Пешком ползет, все равно как мы!

На какой-то день входит в темный лес. В лесу, сам хорошо знаешь, избушка на столбах, на собачьих пятках, в избушке старая старуха, да такая противная:

нос в потолок врос, титьки на клюку намотаны, сопли через порог текут…

Ну вот, видишь, даже побратиму моему вчуже худо сделалось, а каково же Хотену Блудовичу? Но перемогся, поклонился вежливо: пособи, бабушка, моему горю. Пособлю, говорит старая карга, только полезай за это ко мне на полати, в кольцо со свайкой играти!

Не стерпел Хотен Блудович, стянул ее за волосы редкие на пол и давай охаживать ножнами: вот тебе кольцо, вот тебе свайка, вот тебе ступа, вот тебе толкач! Взмолилась старая о пощаде. Помиловал ее любострастный богатырь, и указала она ему дорогу. Иди, говорит, прямо в лес, а в лесу ругай во весь голос лешего. Леший обидится, заведет тебя неведомо куда, а тебе того и надо! Там и лежит твоя любушка, словно маков цвет.

Не соврала старая – это мы тебе с побратимом можем подтвердить, сами в тех страшных краях побывали. Только мы при этом лишились всего, а Хотен Блудович как-то выкрутился, пришел в те места честь честью.

Смотрит – площадь, да такая красная, пригожая! Каменные дома, стена из красного кирпича! Люди одеты по-чудному, вот как мы, говорят еще того хуже, а вдоль стены народ один за одним в череду стоит: мужики, бабы, малые дети.

И заходят по одному в склеп, а у дверей стоят стражники с короткими копьями, вроде живые, а вроде и неживые. Стерегут, чтобы народ валом не валил.

Ну, Хотен Блудович не стал себя невежей выказывать, встал в хвост, стоит, терпит, не знает, куда по нужде пойти. Смотрит на соседей и думает:

"Стойте, стойте, дурачье! Зря ведь стоите! Не знаете того, что следует хрусталь богатырским кулаком разбить да красавицу поцеловать!

Нецелованная-то она у вас весь век беспробудно пролежит!"

Ну, кое-как дождался своей очереди. Тут у него меч отбирают, с мечами, говорят, нельзя. Ладно. Входит в склеп. Кругом темно, один только гроб хрустальный светится. И лежит в этом гробу не красная девица, а малый мужичок. Желтый такой, все на него молчком любуются. «Опять дураки! – думает Хотен Блудович. – Не понимают того, что красавица заколдованная, потому и кажется мужичонкой! Ничего, я чары-то живо с нее сниму!»

Растолкал всех, бросился на гроб. «Ты вставай, вставай, моя суженая!» – приговаривает. Налетели на него стражники, скрутили, связали, ну да и он кое-кого здорово помял. Отвели его сперва в темную темницу, потом к немилостивому судье. В том царстве строго было! И послал его немилостивый судья в дремучий лес деревья валить… Ну, там он как-то с лешим договорился, ублажил его, помог ему лесной хозяин домой воротиться…

Только с тех пор переменился наш Хотен Блудович: уж не глядит он ни на княжеских дочерей, ни на сенных девок, а чуть заметит кого маленького да лысоватого, вроде того, что в гробу видал, – догоняет, обнимает, целует.

Все надеется чары развеять. Вот ведь как бывает!

После этого Жихарь поглядел на Проппа: не, вздумай, мол, хоть и каменный, сам туда соваться!

Яр-Тур уже оклемался от ужасного образа старухи и заметил:

– Мне кажется, сэр Джихар, что ваш приятель сэр Хотен Блудович попал в страну Кем или Миср. Именно там в гигантской каменной гробнице покоится царь Фараон. Пограбить эту гробницу было немало охотников, а вот целовать…

– Это же новелла! – обиделся Жихарь. – Вечно ты испортишь… Ну да пошли, авось даст Пропп гладкую дорожку.

Дорожку Пропп дал скоро – она вилась в траве и пропадала за холмами.

Будимир соскочил со шляпы и побежал промять лапки.

Жихарю все не удавалось завести песню, не удалось и на этот раз.

– Смотрите, сэр брат, кажется, ваш Пропп и впрямь шлет нам удачу! Да, он не слабее нашего Фрэзера! – сказал Яр-Тур. И указал рукой.

Жихарь присмотрелся. Далеко впереди виднелись три фигурки: по краям большие, а в середке поменьше. Прибавили ходу.

– Мужик ведет в поводу двух коней! – обрадовался Жихарь.

– Но нам, увы, нечем заплатить…

– Какой щепетильный! Только неужели ты своего Гнедого не признал? А ведет их не просто мужик – цыган Мара нахально ведет наших коней прямо на конскую ярмарку. Надо успеть перехватить. А то вдруг он их уже отпежил?