Михаил Успенский - Кого за смертью посылать

– Куда это вы собрались, сэр брат? – поднялся Яр-Тур.

– Везде вместе ходи! – сказал Сочиняй.

Лю Седьмой что-то объяснял Лешему, а тот согласно кивал.

– Нет, – сказал Жихарь. – Я пойду один.

– Вы не имеете права, сэр брат…

– Это вы не имеете права оставлять свои царства-государства, – сказал богатырь. – Возвращайтесь по домам. Смотрите за порядком и ждите. Я знаю, что делаю. Яр-Тур, ты мне сейчас не помощник. Ты на смертном рубеже.

Сочиняй, без тебя степь разбежится в разные стороны. Без мудрых советов брата Лю император наделает глупостей. А в Многоборье, старый неклюд, нынче только тебя и будут слушаться. Колобка с собой захвати… Если больше не встретимся…

Никто не возразил, признав правоту многоборского князя.

– Ну нет, я с тобой, – сказал Колобок и стал поправлять и потуже затягивать свои постромки на чужой шее.

– Два раза тебе повторять? – сказал Жихарь и собрался было ссадить круглого седока.

– А кто же тебе время в сундучке определять будет? – спросил Гомункул. – К тому же родни у меня нет, плакать некому…

– А Ляля с Долей? Изревутся ведь…

– Я тоже изревусь, если у них озорное детство затянется до бесконечности, – напомнил Колобок. – Невелика я тяжесть.

– Тогда прощаемся, – предложил богатырь.

– «При жизни друг друга жалеть, по смерти друг друга покидать» – в этой древней пословице заключена истина, – сказал Лю Седьмой. – «Жалеть друг друга» не значит только сочувствовать другим. Если человек устал, нужно дать ему отдохнуть, если он голоден, нужно накормить его, если он замерз, нужно согреть его, а если он попал в беду, нужно вызволить его. «Друг друга покидать» не значит не скорбеть о покойном. Но не следует одевать его в парчовые одежды, класть ему в рот жемчуг, приносить ему жертвы и жаловать ему поминальные предметы…

– А врагу можно положить в рот поминальный предмет? – спросил Жихарь и легко поднял над головой стальной сундучок.

Но никто не засмеялся.

В ущелье было тихо, удушливый дым стелился низко, не поднимаясь выше колен.

Тучи над головой чернели по-грозовому, но покуда сверху не падали ни капли, ни молнии. Жихарь пристраивал свой опасный груз то так, то этак, и все было неудобно.

Колобок время от времени забирался ему на плечо, вглядывался вдаль из-под ладошки и приказывал:

– Не кантовать!

– Беречь от сырости и прямых солнечных лучей!

– Осторожно, стекло!

– Держись правой стороны!

– При обстреле эта сторона улицы особенно опасна!

– Не влезай – убьет!

– Хранить в местах, недоступных для детей!

– С горки не спускать!

– Не сифонь! Закрой поддувало!

– Пользуясь лебедкой, не тяни за конец!

– Не оставляй секретных документов в местах, не обеспечивающих их сохранность и доступ к ним посторонних лиц!

– Хватит тебе, – сказал богатырь. – И без того тошно.

– Потому и кричу, что тошно, – оправдался Гомункул. – Если впереди кто есть – пусть бережется!

– Они как меня увидят, сами разбегутся, – сказал Жихарь. – Не забыли, поди, как я их тут бушлатом по зоне гонял.

– Кого гонял? – не понял Колобок.

– А паханов. Это такие, вроде людей… Хотели нам с Яр-Туром «прописку»

устроить. Я сперва-то не уберегся, два зуба потерял… А потом ничего, загнали их под нары. Потом еще много чего было – барак спалили, «кума» в женскую зону забрасывали, вертухаев в «петушатник» посадили… У них «петух», представь себе, ругательное слово! Слышал бы о том Будимир! Меня почетными наколками наградили – чистые дикари, блин поминальный… Теперь не выведешь!

– Авторитетами стали, – уточнил Колобок.

– Вроде того. Ай, даже вспоминать неохота, – скривился богатырь. – Мироед надеялся, что мы оттуда живые не выйдем… Вышли, как видишь, совершили все, что положено…

– Что же это за страна такая? Никогда не случалось сюда закатываться!

– Вот и хорошо, что не случалось: тут за хлебную пайку запросто могут голову оторвать. Я тоже нынче всю дорогу размышляю – что за страна? Не мое ли Многоборье таким было? Или еще будет?

По ущелью пошел низовой ветер, разогнал дым. Впереди тоже прояснилось, показались широко распахнутые железные ворота, столбы, с которых свисали мотки ржавой и рваной проволоки, длинные приземистые здания с узкими зарешеченными окошками.

– Никого не видно, – объявил Колобок.

– Это даже хорошо, – сказал Жихарь. – А то бы набежали – есть бацилла? Есть подогрев? Есть ханка? Должно быть, все здешние обитатели вслед за нами рванули в побег…

– Сто лет назад, – добавил Гомункул. – Тут все старое такое, трухлявое…

– Посмотрим, – сказал богатырь. Он свернул к ближайшему зданию, раскидал доски прогнившего крыльца, взялся за дверную ручку – ручка отвалилась, сама дверь упала внутрь.

– Действительно сто лет, – сказал Жихарь. – Только воняет…

Богатырь вошел в проход между нарами, поставил сундучок на пол, огляделся.

– Не задержались мы тут, – хихикнул он. – Из-за нас сюда даже хотели целое войско ввести на железньк ползунах.

Послышался какой-то шорох и гудение.

– Ай! – пискнул Колобок. – По мне кто-то ползет…

Жихарь мигом подхватил ношу, выскочил наружу, отбежал подальше и только тогда стал отряхиваться.

– Как же я забыл, – приговаривал он, с омерзением колотя ладонью по плащу.

– Клопы-то остались! Новых постояльцев дожидаются!

На ближайшем столбе уньшо висел колокол без языка. Жихарь толкнул столб рукой, желая уронить, но столб не упал, а из колокола кто-то запел:

– «Не такой уж горький я пропойца…» Хотя по голосу было слышно, что именно такой.

– Где же Мироед? – сказал Колобок. – Время-то поджимает…

– Да он сюда редко заглядывает… Его любимые места лежат подальше…

– Давай-ка бегом, а то… Жихарь подчинился и побежал, иногда перебрасывая сундучок из руки в руку.

– Что это, Жихарка?

– Это другой лагерь… А это печи… Тут людей жгли, на мыло переводили…

Дальше еще страшней…

Были там и деревья, увешанные скелетами, и многоместные виселицы, и железные клетки с обугленными костями, и непонятные, но страшные устройства, которые ничего хорошего явно делать не могли. На ветру звенели ржавые цепи, скрежетали зубчатые колеса, рассекали воздух исщербленные лезвия…

– Может, это и хорошо, что Мироед у вас память забрал, – сказал Колобок. – Как вы через все это прошли?

– А считали за чужой сон, вот и прошли… Он нам хотел показать, что с человеком можно сделать. Но братка-то гордый, а я – вредный…

– Всех убили – одни остались? – догадался Колобок.

– Да не всех… Всех и не надо, только главных, а там люди сами сообразят, как дальше жить. Вот бы всех начальников перевешать! – вспомнил Жихарь свою давнюю мечту.