Юрий Никитин - Трехручный меч

— Что?.. Где?.. Когда?.. Ах, курган, курган в серединке уцелел от самых первых Битв. Неведомо каких и с кем, но разве это важно? Важен азарт, дух сражений, рев боевых труб, яростно стучащее сердце и нарастающая жажда убивать, убивать, убивать, что так омолаживает душу, сердце и другие внутренности.

Волк рыкнул:

— Тебя омолаживает не рев труб, а возможность нажраться после битвы!

— Серый ты, — ответил ворон с достоинством, — как и все дикари, не учитываешь эмоционального фактора. Так вот, мой лорд, возле того великого кургана с тех пор так и хоронили великих вождей.

— Понятно, — кивнул я с видом знатока. — Кладбище есть кладбище.

— Да, более поздние поняли, что раз такой курган, то лучше хоронить рядом. К тому же там, на том, самом древнем, каменная плита с пророческой надписью, над ней все наши маги бьются с момента, как начинают заниматься магией.

— Что там написано?

— О!.. «Дыл был щур вознесется, огненные небеса да… а жаждущий снова… но никогда не… а Познающий да пребудет в… однако никогда не…» Эти слова приводят в священный трепет, верно?

— Да, — признался я, тоже впечатленный, — внушает!

Волк вслушивался ревниво, тут же вставил:

— Есть и другой вариант прочтения. «Гав терк угр низвергнется, болотные хляби нет… но спящий никогда… и вечно в… а Незнающий не станет… и всегда и…»

Ворон сказал недовольно:

— Это почти то же самое. Другое дело тулургийская или салямская трактовка, там в корне другие методы, потому и другие результаты!

— Да, — согласился волк, — их трактовки весьма-весьма…

Они углубились в теоретический спор о вариантах правильной методики по расшифровке старинного предсказания, даже Предсказания, а что это именно предсказание, то сомнений быть не могло, что же еще могло быть выбито на камне, не счет же за обед в Корчме или имя и подвиги убитого?

Темная стена леса под оранжевыми лучами позеленела, но осталась все же мрачноватой, со зловещим бурым оттенком. Толстые стволы теснятся слишком близко один к другому, неприятно, да и не протиснуться с конем. Ворон слетал на разведку, вернулся с сообщением, что рядом есть неплохая тропка.

Мы углубились в лес, ворон уселся на плечо, каркнул в ухо, будто подозревал у меня старческую глухоту:

— Дальше лес, в котором прозябает некогда великий повелитель этих земель Мудрый Глаз. Увы, гонимый и униженный…

— Что с ним стряслось?

Ворон хмыкнул:

— Извечная зависть младшего брата к старшему. Ревность, соперничество… К тому же старшего за его успехи в мудрости нарекли Мудрым Глазом, а младшего за силу — Дуболомом. И вот, презрев силу ума, младший всю жизнь стремился превзойти старшего… Уходя глубоко в лес, он упражнялся в боевых приемах, бегал и бился с деревьями в три обхвата, а когда научился ломать их с одного удара, то бросил своему старшему брату вызов. Несчастный, тот был слишком уверен в себе!.. А ставка была на все лесное королевство. И вот старший брат побит, изгнан с позором, а лесным двором, всеми женами и богатствами завладел торжествующий младший. Теперь он наверстывает упущенное, при его дворе постоянно толкутся мудрецы, знахари, волхвы, маги, ученые и прочая шобла.

— Что, — спросил я с интересом, — теперь он стал Мудрым Глазом?

— Нет, остался Дуболомом, но теперь это Мудрый Дуболом.

Я насторожился, поднял руку сперва к рукояти меча, потом нащупал лук. Волк спросил поражение:

— Мой лорд!.. Ветер с другой стороны!.. Как вы могли что-то учуять?

— Интуиция, — ответил я внушительно, — шестое чувство, которым наделены только люди. Располагается она в районе седалищного нерва.

Волк принюхался:

— Теперь и я чую.

— Что? — всполошился ворон. — Что чуете?.. Почему я не знаю?

Он торопливо взлетел, исчез за вершинками высоких деревьев. Рогач замедлил шаг, я держу ладонь на колчане со стрелами, Рогач остановился без команды. Навстречу на тропку вышел огромный лось, благородный и красивый. Взгляд его коричневых глаз показался мне исполненным самой глубокой мудрости.

Пальцы мои стиснули стрелу, я машинально достал лук и наложил стрелу, но выстрелить не смог. Волк сел по-собачьи и смотрел то на меня, то на величественного лося.

— Стреляй же, — попросил лось глубоким, исполненным достоинства голосом. — Я давно хотел броситься в пропасть, да их поблизости нет, а бежать далеко — несовместимо с моими понятиями о величии.

Я спросил напряженно:

— А вот так удобно?

— Да, — ответил он. — Это почти что в бою.

— Ни хрена, — сказал я и опустил лук. — Это то же самое самоубийство, только с использованием подручных средств. Но я не собираюсь быть подручным, я всегда и везде ручный!

Он смотрел на меня пытливо:

— Но почему бы вам, благородный герой, просто не застрелить меня?

— У самоубийц мясо ядовитое, — брякнул я первое, что пришло в голову. — Порченое. Это все равно что есть интеллигента или демократа. Отравиться можно, а оно мне надо в цвете лет?.. Ты хто? И чего вдруг такие странные мысли? Ты ведь еще тот лось!

Волк посмотрел на него, на меня, прервал:

— Осмелюсь напомнить, мой лорд, что уже близко к ночлегу. Может быть, я пока насобираю палок?

— Давай, — одобрил я. — А мы пока что с мудрым лосем побеседуем о чем-нибудь более веселом и приятном. Как, к примеру, лучше жарить шашлыки, как готовить отбивные…

Волк исчез, я соскочил с коня, кивнул лосю:

— Мы остановимся здесь на ночлег. Никого не побеспокоим?

Он устало тряхнул головой:

— Лес принадлежит Дуболому. Он не терпит чужих, но не в состоянии следить за всем хозяйством. Так что, если не собираетесь оставаться на годы, ничего не грозит. Вас никто и не заметит.

— Утром тронемся дальше, — пообещал я. — Разделите с нами скромную трапезу?

— Я вегетарианец, — сообщил он угрюмо. — В любом случае благодарю.

— О вегетарианстве как-то догадываюсь, — сказал я. — В моем мешке есть отборный овес. Рогач полагает, что он весьма и даже весьма.

— А Рогача не объем?

— Мы в каждом селе пополняем запасы.

— Тогда принимаю с благодарностью.

Когда волк вынырнул с первыми палками, а он набирает их в пасть по десятку, я уже развел костер из подручных щепочек, оба с гостем расположились у огонька: я сидя, он — возлежа на брюхе, неторопливо жевал овес, разделенный по справедливости с Рогачом. Бросив хворост, волк снова унесся, ворон все еще не появляется, я вытащил хлеб и сыр, решив, что при вегетарианце как-то неловко жарить мясо, предложил:

— Насчет сыра — не знаю, но хлеб хорош, рекомендую…

— Я предпочитаю только сырую пищу, — ответил он кротко. Вздохнул, потупился, проговорил тихо, будто стыдился каждого слова: — Мне это крайне неприятно… вы можете истолковать мое появление в дурном свете, но я в самом деле в отчаянии и временами просто не хочу жить. Этот лес, как я уже сказал, принадлежит Дуболому…