Дэвид Геммел - Белый Волк

— Навряд ли, ведь Проклятого у них больше нет. Светлые глаза Друсса сузились.

— Ты умный человек и должен понимать, что в Пераполисе ничего бы не произошло без прямого приказа их королевы.

— А он, по-твоему, дитя невинное?

— Кто из нас без вины? Двадцать пять лет назад я тоже брал города и убивал людей, которые защищали свою землю и своих любимых. Невинных солдат не бывает, паренек. Пойми, я Скилганнона не защищаю. Резня в Пераполисе — черное дело, и всякий, кто в ней участвовал, взял тяжкий грех на свою душу. Рабалин славный парень, а с нами ему будет не опаснее, чем здесь. И храбрости ему не занимать. Я велел ему влезть на дерево, когда Смешанные напали, а он слез и пришел мне на помощь. Со временем из него выйдет настоящий мужчина.

— Железная Маска, насколько я понял, взял с собой — семьдесят солдат. По всему, что он делал здесь, в Мелликане, ясно, что это человек решительный и безжалостный. Таковы же и его люди, В горной крепости их дожидаются еще сто надиров, а тебе известно, какие они свирепые бойцы. И пленных пытать очень любят. Итого против нас сто семьдесят человек, Друсс. И ты полагаешь, что у мальчика будет время вырасти настоящим мужчиной?

Друсс молчал, и Диагорас встал из-за стола.

— Что ж, хорошо. Я наведу справки насчет повозки и прикуплю провизии. Это займет пару дней. Придется подождать, пока в городе не станет поспокойнее. Увидимся тут завтра вечером.

Молодой дренай вышел. С моря дул свежий бриз, по набережной разгуливали женщины. Диагорас, не обращая на них внимания, стал на краю пирса и задумался о предстоящем путешествии. «Ты мог бы уехать в Дренан, — думал он. — Вернуться домой и жить в свое удовольствие». Какая нелегкая несет его в дикие, полные опасностей места? Друсс назвал его умным человеком, но умный ни во что подобное не ввязался бы. Однако Диагорас за четыре последних года соскучился по приключениям. Скельнский перевал нагнал на него такого страху, что ему хотелось никогда бы там не бывать, но таких волнующих переживаний, как там, он не испытывал за всю свою жизнь. Когда смерть, словно буревестник, парила над его головой, он как никогда остро сознавал, насколько прекрасна жизнь. Каждый вздох, каждое прожитое мгновение наполняли его радостью. А когда они в конце концов победили и он остался жив, с его восторгом ничто не могло сравниться. С тех пор такие чувства больше ни разу не посещали его.

Из открытого окна наверху донесся крик — там блаженствовала в чьих-то, объятиях молодая женщина. Ну, может быть, и посещали, с улыбкой подумал Диагорас и помрачнел. Женщиной, которая предавалась восторгам любви, была скорее всего прекрасная Гарианна.

— Я тоже так могу, — раздался позади женский голос. К нему подошла одна из портовых девиц, молодая, с длинными темными волосами, красивая, несмотря на усталые, тусклые глаза. — У меня комната тут неподалеку, — заученно улыбнулась она.

Диагорас поцеловал ее руку.

— Уверен, что ты на это способна, милая, и что я испытал бы с тобой не меньшее наслаждение. В другой раз, возможно. Сейчас, увы, меня зовет долг.

— Какой ты галантный кавалер. — Ее улыбка стала более искренней.

— Таким меня делает красота.

Женщина наверху снова вскрикнула, и Диагорас, внезапно решившись, взял девушку под руку.

— Долг подождет. Я жажду побыть в твоем обществе.

— Ты об этом не пожалеешь, — пообещала она.

Рабалин уже час сидел на скамейке за «Красным оленем» и смотрел, как Друсс колет дрова. Дровяной топор на длинной рукоятке работал точно и расчетливо. Друсс ни одного движения не тратил впустую. Лезвие раз за разом падало на чурбан, раскалывало его и отскакивало. Друсс откидывал поленья влево от колоды, на которой рубил, всаживал острие топора в новый чурбан и ставил его на колоду. Топор поворотом руки освобождался, поднимался и падал, раскалывая дерево. Ритм этой работы завораживал. Когда слева от Друсса скапливалась кучка поленьев, Рабалин собирал их и складывал ровными рядами у стены таверны.

Через час Друсс сделал передышку. Его обнаженный торс блестел от пота. У силачей, которых Рабалин видел у себя в городке, были выпуклые, бугристые мускулы, но Друсс оброс мышцами сплошь, как гора. В этом теле не было никакого намека на красоту — только сила.

— Зачем вы это делаете? — спросил Рабалин, пока воин пил воду.

— Не люблю сидеть сложа руки.

— Шивас-то хоть заплатил?

— Я это делаю ради собственного удовольствия.

— Какое же это удовольствие — дрова колоть?

— Это меня успокаивает, паренек, ну и силу поддерживает. Люди часто говорят, что такой-то мастерски владеет мечом, ножом или там дубиной, и думают, что это мастерство и делает его воином. Но это не так. Великие воины — это те, кто умеет выживать. А чтобы выжить, человеку сила нужна. И выносливость. Есть много людей искуснее меня и проворнее, но выстоять против меня мало кто может.

— Вы всегда были воином? — спросил Рабалин, рассматривая старые шрамы на руках и груди Друсса.

— Да. И в этом моя большая слабость, — грустно улыбнулся тот,

— Как же это может быть слабостью?

— Пусть видимость тебя не обманывает, парень. Сильные люди делают будущее. Строят дома, школы, города, церкви. Растят детей и работают изо дня в день. Взять хоть это дерево, которое распилили на дрова: ему лет двести. Оно вырастало из семечка, пускало корни в твердую землю, боролось за то, чтобы выжить и раскрыть первый лист. Его ели слизни и насекомые, белки глодали его-мягкую кору. Но оно выстояло, сделало свои корни цепкими, а сердцевину крепкой. Двести лет его палая листва питала землю, а ветви давали приют птицам. В его тени было, свежо и прохладно. Потом пришли два человека с топором и пилой и свалили его за какой-нибудь час. Дерево — это крестьянин, а дровосеки — воины, понимаешь?

— Нет, — честно признался Рабалин.

— Ничего, поймешь когда-нибудь. — Друсс, засмеявшись, встал и снова принялся за работу.

Еще через час пришел Скилганнон, и Друсс отложил топор, хотя усталым и не казался. Скилганнон снял с себя мечи, скинул рубашку, под которой скалился леопард, и вскинул на колоду очередной кругляк. Рабалин смотрел, раскрыв рот. Эти двое работали совсем по-разному. Скилганнон в отличие от мощного, скупого на движения Друсса поигрывал топором, заставляя его сверкать на солнце. Уступая Друссу силой, он двигался более плавно и быстро. У Друсса топор порой застревал в колоде, а Скилганнон вкладывал в каждый удар ровно столько силы, сколько требовалось. Топор, разваливая дерево, почти ласково касался колоды.

Оба рубщика работали, казалось, без всяких усилий. Но когда Рабалин попробовал сам, у него топор либо застревал в кругляках, либо отскакивал от колоды так, что плечи ломило.