Роберта Джеллис - Бык из моря

Кусая губы, Минос взвешивал возможности — и в конце концов его нахмуренный лоб разгладился. Да, Бог-Бык, подтвердив божественное право Миноса и Пасифаи, будучи рожден во плоти, обрел наконец всю полноту божественности. Подобно Зевсу, Аполлону, Дионису и другим богам, которых в детстве воспитывали смертные, Минотавру пришла пора занять надлежащее ему место. Он исчезнет и станет являть себя лишь изредка, внезапно и устрашающе. Минос поздравил себя с предвидением. Очень вовремя он дал Дедалу задание. Пасифаю же в известность он не ставил; ей придется смириться с необходимостью.

Когда Минотавр возвратился, покрытый запекшейся кровью и с ошметками мяса в шерсти, у Федры случилась истерика. Минотавр, однако, просто подхватил ее, отнес к дверям и вышвырнул в открывшуюся в ответ на ее вопли щель. По крайней мере одно доброе дело он этим совершил. Федра наконец-то убедилась, что ее Минотавр не тронет, что бы ни делал с другими. Она спокойно вернулась в его покои и приказала двум женщинам привести в порядок Минотаврову шерсть. На следующий день место погибшего занял другой смертник.

Когда весть дошла до Ариадны — она расплакалась, но во дворец не пошла. Перед ее мысленным взором стояла окровавленная морда Минотавра, клочья мяса, свисающие из пасти... Минотавр и его судьба более не касались ее. Она будет делать, что может, для своего бедного брата-уродца, маленького мальчика, что все больше и больше исчезал в звере, — но как жрицу все это ее не интересовало. Минотавру не сидеть меж священных рогов — никогда она не станет танцевать для Матери на поддельных обрядах, изобретенных Миносом и Пасифаей.

Попыток смертников бежать через храм, разумеется, больше не было, но его пределы заполняло теперь вдесятеро больше народу. Если они приходили в ожидании новых ужасов — их ждало разочарование. Минотавр, очень довольный, сидел на своем троне, взирал на танцы жрецов и внимал пению жриц.

А потом Ариадна совершенно забыла о Минотавре, потому что вернулся Дионис. Он пребывал в странном настроении, мгновения глубокой задумчивости чередовались с чрезмерной веселостью, а та, в свою очередь, сменялась страхом или, напротив, удовлетворением. Он так и не рассказал ей, что делал, — сказал лишь, что Геката преуспела в своих замыслах; но он помнил о страсти Ариадны к рассказам о неизвестных землях и во время путешествия внимательно смотрел по сторонам.

— После Трои мы не могли переноситься с места на место: земель, что лежат дальше, Гермес не знает, а потому мы поплыли на корабле. — Синие глаза Диониса широко раскрылись: он вспоминал собственное потрясение. — Это так неудобно! Пол так и норовит выскочить из-под ног. И желудку тоже... неудобно.

Ариадна от души рассмеялась. Большинству критян корабли не в диковинку, и сама Ариадна тоже плавала несколько раз. А бога Диониса укачало. Как это небожественно! И как по-человечески. Он с укоризной взглянул на нее, возможно, ожидая сочувствия, но чувства его, что доносили до Ариадны серебристые лепестки, не изменились. Ариадна была удивлена, почти разочарована. Насмешка не вызвала обычной вспышки безрассудного неуправляемого гнева. Не означает ли это, что она уже не так необходима Дионису?

— Я три дня не мог есть, — возмущенно добавил Дионис. — По-твоему, это смешно?

— Ну... — Она помедлила, стараясь, чтобы он не заметил ее новой тревоги. — Тебе было совсем не смешно. Я понимаю. Со мной так тоже бывало. Кажется, что лучше бы умереть. Но островитяне привычны к морю. Ты ведь тоже потом привык, правда?

— Да. — Пожатием плеч он отмел ее веселость. — А порты там удивительные. Многого, что там продается, я в жизни не видел. Взгляни.

Он сунул руку за пазуху и вытащил мягкий кожаный кошель. Оттуда появился еще один — поменьше и из ткани, а из него на ладонь Диониса упали серьги и ожерелье переливчатого, зеленого с темной полоской камня. Он наклонился, протянул руку к свету и повернул ладонь. Полоска передвинулась вслед за его движением.

— Какое чудо, — вздохнула Ариадна.

— У них это зовется кошачьим глазом. И это тоже. — Еще один полотняный мешочек явил взору мглисто-алые камни с серебристой звездой внутри. — Тебе.

Он протянул их ей, и Ариадна, разом позабыв собственные сомнения и откровение Афродиты, нагнулась и поцеловала его. Дионис отпрянул и отвернулся. Ариадна не протянула руки за подарком. Он бросил камни на столик у своего кресла.

— У меня есть еще кое-что, — сказал он. — Красивые одежды и пара книг на Торговом Наречии — они про острова близ мест, где были мы с Гекатой. Но они на Олимпе. Пойдем посмотрим?

— Не сейчас. — Несмотря на то что в путешествии он явно все время думал о ней, Ариадна была обижена. Он готов отдать ей все — кроме того, что ей действительно нужно. — Когда Мать отпустит меня — я приду.

Он исчез, и Ариадна испугалась. Она взяла камни и, примеряя попеременно кошачий глаз и звездные рубины, молилась, чтобы он возвратился и увидел, что она приняла его дар. Дионис вернулся на третий день, когда на Ариадне был кошачий глаз. Он ничего не сказал об ожерелье и серьгах, но шутил и рассказывал, где побывал и что повидал. Ариадна старательно избегала касаться его.

Прошло еще три десятидневья — и возникли новые трудности, на сей раз сотворенные не Минотавром. Дедал сказал Миносу, что поддерживать волшебный огонь на лестнице и в переходе и волшебный запор дверей в спальне Минотавра ему больше не по силам. Минос разозлился — но даже ему пришлось признать, что впервые Дедал не стал жаловаться попусту. Лицо его было серым и он едва держался на ногах: сила его истощалась.

К Ариадне прибегала Федра — с новостями и просьбой о помощи. Она рассказала, что посольство из Афин уже несколько дней, как прибыло, и им, кажется, пришлось по душе предложение скрепить договор узами родства, и они очень обрадовались, когда Минос представил ее как достойную Тезея супругу. Один из афинян даже взялся писать с нее портрет, чтобы отвезти принцу. Если Минотавр не пожелает появиться, либо вырвется, либо сотворит что-нибудь страшное — подписание договора отложат, а ее жизнь будет сломана.

Ариадна, сама добившись независимости и свободы — всего, о чем мечтала Федра, — не могла не сочувствовать сестре. Ей не хотелось обременять Диониса делами своей семьи, но жалость к сестре заставила ее помянуть в разговоре с ним страхи Федры и спросить, не знает ли он, как вернуть Дедалу хотя бы часть силы.

Сначала он не ответил, а просто сидел и глядел в окно, на удлиняющиеся тени. Ариадна подавила вздох, сочтя, что он просто не обратил внимания на ее просьбу, но потом заметила застывшее выражение его лица, остановившийся взгляд — и поняла, что Дионис смотрит не на тени, а блуждает мыслями в каком-то одному ему ведомом месте.