Роберта Джеллис - Бык из моря

— Пойду посмотрю, как нога Федры, — сказала она. — Я тебе говорила, она повредила ногу и сегодня не придет.

Минотавр поднял голову.

— Ридну люблю больше, — заявил он. — Ридна целует, гладит. Ридна рассказывает. Расскажешь? — Голос звучал просительно. — Пж... пож... жал-ста!

Ариадна едва удержалась от слез. Кажется, рядом с Минотавром она вообще ничем, кроме плача, не занимается, но ведь его скоро запрут ото всех — и навсегда. Сможет ли она тогда рассказывать ему истории?

— Принеси картинку, — сказала она, опять усаживаясь.

Минотавр возвратился с доской, на которой были изображены играющие молодые женщины. Ариадна поведала ему, что женщины принесли стирать белье, выстирали и развесили сушить на кустах — и теперь ждут, когда оно высохнет. Три — она показала на фигурки, сидящие в сторонке — разговаривают, а остальные играют.

Минотавр склонил голову, чтобы лучше рассмотреть картину. Потом проговорил:

— Снаружи. — Он ткнул в дверной проем. — Почему убегали? Почему падали? — и заключил: — Минотавр урод.

— Нет! — Ариадна вскочила, проклиная его странную избирательную память, хранящую то, о чем лучше было бы забыть. — Ты не урод. Просто не такой, как все. По-своему ты очень красив, Минотавр. К тому же ты очень большой, и голос у тебя очень громкий. Люди пугаются. Если ты стоишь спокойно и говоришь тихо, как со мной...

И все же она не могла обещать ему, что с ним станут разговаривать или перестанут убегать от него — даже несмотря на волшебную преграду. Слишком многие знали о погибших и раненых. Страшная трагедия его жизни потрясла Ариадну. Но ради него она сглотнула тяжкий комок и, уняв слезы, поцеловала его в лоб, меж массивных рогов.

— Мне пора, Минотавр. — Она взъерошила на прощание его гриву и не позволяла себе плакать, пока не ступила на склон Гипсовой Горы.

Она еще плакала, когда Дионис, как обычно, появился, чтобы поужинать с ней. Он замер, потрясенный ее видом: глаза заплыли так, что едва открывались, а громко всхлипывать у нее уже не было сил. Не говоря ни слова, Дионис поспешил к ней, взял ее руки в свои и подставил плечо.

— Сегодня утром Минотавр вырвался. — Ариадна икнула и устало прислонилась к его груди.

Пришлось рассказывать все с самого начала: о стремлении Минотавра выйти, о том, как шлюха соблазнила стражников, а Минотавр, видя, как ее выпустили, разнес дверь.

— Она была заперта двойными засовами в руку толщиной — а Минотавр превратил их в щепки и погнул бронзовые скобы. Он убил девятерых, но не потому, что хотел убить — он или сжимал их слишком крепко, чтобы не дать убежать, или так отбрасывал их с дороги, что они разбивались о стену. Чтобы не поднялся крик о чудовище и ложном божестве, мой отец собирается пустить слух, что Бог-Бык обиделся на тех, кто не давал ему покинуть Кносс, и учинил эту бойню в наказание тем, кто так долго удерживал его против его воли.

— Значит, его собираются запереть более тщательно, — заметил Дионис с тем сверхъестественным прозрением, которое порой посещало его вместо Видений. Он содрогнулся. Ему самому тоже нужно было освободиться — и понять. — Бедняга.

— Мне надо было сделать, как ты велел! Надо было остановить его сердце еще в колыбели! — воскликнула Ариадна, снова заливаясь слезами.

Дионис покачал головой.

— Теперь я думаю — из этого ничего бы не вышло. Думаю, Она, — кивок на стену, за которой стоял темный образ, — не позволила бы ему умереть. — Ариадна перестала всхлипывать, и он улыбнулся ей. — Так что, решено? Я не хочу, чтобы ты плакала вечно. Ты промочила меня насквозь. Если я смогу облегчить его участь — я это сделаю.

Ариадна села прямо, надежда вернулась к ней. Если Дионис вложит Силу в Дедаловы заклятия, открытый лабиринт станет возможен. Серебристые нити поведали ей о его собственной боязни заключения, так что она рассказала ему о плане отца поместить тюрьму под землю — и что Дедал предложил вместо этого лабиринт.

Ужас Диониса при мысли о лабиринте только возрос, и Ариадна мягко сказала:

— Для Минотавра это было бы просто чудесно. Он с трудом может что-то запомнить, так что «снаружи» каждый раз будет для него внове, и он сможет бродить, пока не найдет сад. Но у Дедала нет Силы, чтобы запечатать лабиринт сверху, так что над ним придется наводить крышу, а это все равно что строить его под землей: темно и никакого сада...

— Запечатать?..

Ариадна объяснила, что придумал — и уже начал строить — Дедал: в центре две палаты, точно такие, какие у Минотавра сейчас. Скорее всего он даже не поймет, что переселился. В них, как и в нынешних, будет два выхода, но не закрытых, чтобы удерживать его, как нынешние, а открытых, ведущих в коридоры и переходы, которые будут кружить, петлять и пересекаться. Из них только несколько будут настоящими, остальные — иллюзией. Иллюзорные проходы приведут Минотавра либо назад в его покои, либо в один из маленьких садиков справа и слева от палат.

— Там он был бы счастлив. — Ариадна вздохнула. — Он глупеет все больше... Несколько закутков будут гротами, чтобы прятаться от дождя, но все остальное должно быть открыто небу. Он никогда не узнает, что заключен в лабиринте. И — пока еще что-то помнит — сможет ходить в храм. Там будет коридор, подобный тому, каким он ходит сейчас, скрытый за иллюзиями, которые можно рассеять. Для него разнообразие будет бесконечно.

Дионис медленно кивнул:

— В подобном месте зверь не поймет, что сидит в клетке. Даже мои маленькие фавны — они не очень умны — скорее всего не сообразили бы этого.

— Дедал говорит, иллюзии не требуют большой силы. Их надо время от времени подновлять — примерно раз в месяц. Трудность в том, что Минотавр все еще растет. Одна Мать знает, не перерастет ли он в один ужасный день стен. Над ними должен быть полог — но это требует таких сил, каких у Дедала нет. Теперь я могу делать огни и запоры, но сомневаюсь, что у меня достанет сил запечатать лабиринт.

— Не достанет — если поддерживать ими заклинание Дедала. — Дионис умолк, слегка нахмурился, потом сказал: — Геката может соткать заклятие и связать его с самой землей. — И снова умолк, морща лоб.

— Я знаю, ты не хочешь обращаться к ней, потому что она и так уже много для тебя сделала, — проговорила Ариадна. — Но может быть, она внемлет моей молитве? Если я принесу ей жертву? Сжалится ли она тогда над моим несчастным братом?

— Понятия не имею, — признался Дионис. — . Геката очень странная. Я знаком с ней с раннего детства — но я не знаю ее. Она не дала, мне сойти с ума, когда Видения были так часты и так сильны, что я почти перестал понимать, где они, а где — явь. И вернулась за мной, когда, попав на Олимп, узнала, что я — сын Зевса. Но я не знаю — почему.

Ариадна улыбнулась, хотя грудь ее пронзила острая боль.