Коллектив авторов - Пути и перепутья

— Но что могут сделать два-три человека, если десятеро не смогли справиться с Шастелем?

— Только одно — пожаловаться графу д’Апше, своему господину. Он обязан защищать тех, кто живет на его земле. Причем жаловаться следовало по всем правилам, с соблюдением мельчайших феодальных традиций: ситуация и впрямь смертельно опасная.

— Но ничего подобного тоже не происходило. Или все же…

— Я абсолютно уверен, Уотсон, что крестьяне Жеводана жаловались графу. Городским они не верят, а это свой — сеньор, обязанный защищать тех, кто ему служит. И решить проблему д’Апше было нетрудно — стоило лишь по-дружески навестить Шастелей и посоветовать Антуану вновь покинуть родные места, чтобы не подвергаться опасности и не вводить в грех простых людей. Шастели вряд ли отказали бы самому богатому, знатному и влиятельному человеку Жеводана. Умный граф даже дал бы Антуану денег на переезд. Дальнейшие действия д’Апше зависели бы от того, продолжал бы бесчинствовать Зверь после отъезда младшего Шастеля или нет….

— И в самом деле, все очень просто! Удивляюсь, как раньше это не пришло мне в голову. Но почему же д’Апше так не поступил?

— Я вижу лишь один ответ на ваш вопрос, Уотсон. Д’Апше ни разу не попытался удалить Шастеля потому, что был как минимум его сообщником.

— Но… это же невозможно! Д’Апше организовал десятки экспедиций по поиску Зверя! Тратил время, силы, средства, наконец!

— И ни одна из экспедиций ничего не нашла. Вам не кажется это подозрительным, Уотсон? А Антуана граф так и не удосужился навестить за целых три года — даже когда одно из исчезновений Зверя полностью совпало по датам с недолгим тюремным заключением Шастеля и его брата.

— Но я слышал, что сын графа стал одной из жертв Зверя! Помилуйте, Холмс! Неужто вы считаете, что граф убил собственное дитя?!

— Отнюдь, — Холмс покачал головой. — Я видел разные источники, Уотсон, и в самых достоверных документах молодой д’Апше не упоминается в числе жертв Зверя. Не исключаю, что эту ложь придумали специально, чтобы обелить графа. Если же молодой человек действительно встретил смерть именно так, я вижу как минимум три объяснения. Во-первых, молодой д’Апше мог втайне от отца уехать (или даже сбежать) из дома, а погибшим его объявили, чтобы скрыть данный факт и не раздувать скандал. Во-вторых, человек, способный одобрять безжалостное уничтожение крестьян, как это делал граф на протяжении трех лет, не погнушается и организовать убийство сына, если тот почему-то не оправдывает надежд, которые на него возлагались. В-третьих, от роковых случайностей не застрахован никто. Молодой человек мог стать жертвой Зверя по ошибке. Но графу д’Апше до такой степени необходимо было чудище, терроризирующее крестьян, что даже гибель сына не повлияла на принятое ранее решение.

— Нет уж! При всем уважении к вам, Холмс, я не верю, что отец, зная, где найти чудище, убившее его сына, не станет этого делать! Родительская любовь — одна из величайших сил мира. Гибель сына не простит даже самый забитый крестьянин. А граф д’Апше — богатый и влиятельный человек. У него не было причин молчать!

— Вот именно! — закричал Холмс; переход от обычной сдержанности к бешеной ярости оказался так внезапен, что я даже испугался. — У графа не было причин покрывать Зверя! У Антуана Шастеля не было причин натравливать Зверя на крестьян! И это отсутствие причин сводило меня с ума очень долго. Налицо тщательно продуманное, невероятно жестокое по замыслу и весьма трудоемкое по исполнению преступление — но я не видел ни одного мотива для его совершения!

— То есть вы абсолютно не допускаете, — осторожно начал я, опасаясь еще сильнее рассердить моего друга, — что Шастель натравливал Зверей на крестьян, потому что наслаждался чужими муками или хотел отомстить землякам за страдания, которые пережил в плену?

— Допускаю, — скривился Холмс. — Но одиночку — неважно, мстителя или человека, который радуется чужим мукам, — крестьяне обезвредили бы через пару недель после появления Зверя. А он лютовал целых три года. Это абсолютно невозможно. Столь же нереальна и другая гипотеза — дескать, Антуан Шастель возглавлял шайку аристократов, которые наслаждались муками крестьян. Времена тогда стояли темные и страшные; во французской провинции дворяне были практически всемогущи — вспомните, например, «Повесть о двух городах» Диккенса. Каждый аристократ, желавший помучить крестьянина, мог сделать это фактически безнаказанно. Зачем в таких обстоятельствах доверяться малознакомым людям? Чтобы они подтвердили твою вину, если дело вдруг дойдет до суда? Нет, я решительно не мог поверить в такое.

— А что вы думаете о возможной причастности иезуитов к событиям в Жеводане?

Мой друг слегка улыбнулся:

— Когда речь заходит обо всем плохом, что было в старой Франции, мы непременно вспоминаем иезуитов, что неудивительно. Это и впрямь весьма неприятные люди. В тысяча семьсот шестьдесят втором году орден иезуитов был во Франции официально запрещен, а всего через два года появился Зверь. Я знаком с гипотезой, что Жеводанского монстра создали иезуиты, дабы, воспользовавшись общей паникой, вернуть свое влияние во Франции. Увы, данная версия тоже кажется мне совершенно несостоятельной. Только очень наивный человек может поверить, что чудище, бесчинствующее в горной глуши, способно заставить короля восстановить в правах могущественную организацию, которая, по мнению большинства влиятельных людей, действовала вопреки государственным интересам Франции. Спору нет, и среди иезуитов высокого ранга, наверное, встречались полные идиоты, но даже они вряд ли занимались бы настолько безуспешным проектом целых три года. Однако я все же придерживаюсь об этом ордене и его членах лучшего мнения.

— Но вы говорили, что нашли разгадку этого преступления, — возмутился я. — А сейчас получается, что вы оказались в полном тупике!

Холмс мрачно кивнул.

— Именно так. Я бился в этот тупик, словно головой об стену, — и ничего не понимал. А потом, — он внезапно улыбнулся, — меня вдруг осенило. Видимо, мыслительная работа происходит не только сознательно, но и бессознательно тоже. И в какой-то момент неведомая мне часть моего интеллекта незаметно для меня решила загадку, над которой я долго и безуспешно мучился.

— Говорите же, Холмс!

— Иезуиты в этом деле не замешаны, как и жестокие аристократы. Это было просто деловое предприятие, Уотсон. Не самое обычное, однако отнюдь не уникальное. Просто деловое предприятие.

— Я не понимаю, Холмс.

— Жил-был один аристократ, — заговорил мой друг задумчиво. — Звали его граф д’Апше. Он был почти полновластным владыкой в очень глухом уголке Франции. Не бедствовал, но мечтал о лучшей жизни — о значительно большем, чем имел, а, возможно, и о версальской роскоши. Однако у графа не было ни особого ума, ни талантов, ни трудолюбия, ни смелости, поэтому он не мог заработать деньги, которые так желал получить. Однажды ему нанес визит сын соседа — Антуан Шастель, недавно вернувшийся из долгих странствий. Он предложил графу начать совместное деловое предприятие. Антуан обеспечивал почти все: контакты с покупателями, техническое обеспечение, заготовку и доставку товара. От графа требовалось немногое. Во-первых, он должен был прикрывать компаньона от излишне назойливого любопытства. Во-вторых, — Холмс несколько секунд помолчал, — обеспечивать поставку товара…