Дэвид Эддингс - Обитель чародеев. Последняя игра [компиляция]

– Думаю, слышал, как там шевелится червяк, – весело ответил Силк. – Он, однако, ничего мне не сказал. Ты же знаешь, какие они, эти червяки.

– И ты обращаешь на них внимание?

– Но ты же спросил?

– Ох, заткнись!

– Гарион, ты же слышал, как он спрашивал меня?

– У тебя, наверное, самый противный характер на свете, – сказал Белгарат маленькому воришке.

– Знаю, – ответил Силк, – потому-то я так и поступаю. Возмутительно, правда? А сколько нам еще нужно проехать, чтобы добраться до леса?

– Еще несколько дней. Мы все еще находимся очень далеко на севере. Здесь зима слишком длинная, а лето слишком короткое, чтобы росли деревья.

– Скучноватое место, не так ли? – заметил Силк, оглядываясь на море травы и холмы, похожие друг на друга.

– При нынешних обстоятельствах я могу немного и поскучать. Пожалуй, другие варианты не этакие при ятные.

– Могу с этим только согласиться.

И они продолжали ехать верхом по серо-зеленой траве, которая была лошадям по колено.

Шепот в голове Гариона зазвучал снова.

«Слушай меня, Дитя Света», – эти слова совершенно ясно прозвучали сквозь невнятное посвистывание, и была в этом обращении такая непреклонная воля, что Гарион сосредоточился, пытаясь лучше расслышать.

– Я не стал бы этого делать, – сказал ему знакомый бесстрастный голос.

– Что именно?

– Не делай того, что он тебе говорит.

– Кто он?

– Торак, конечно. А ты думал кто?

– Он проснулся?

– Нет еще. По крайней мере не совсем. И потом, он же никогда не засыпал совсем.

– Что он пытается сделать?

– Он пытается уговорить тебя не убивать его.

– Но он не боится меня, да?

– Конечно, боится. О том, что произойдет, он знает не больше, чем ты, и он так же боится тебя, как и ты его.

От этого Гарион сразу почувствовал себя лучше.

– А что мне делать с его нашептываниями?

– Здесь вряд ли можно что-то сделать. Просто не нужно повиноваться его приказам, вот и все.

В тот вечер они, как обычно, разбили лагерь в укромной лощине между двумя холмами и, как всегда, не стали разводить огня, чтобы не выдать себя.

– Холодные ужины как-то надоели, – пожаловался Силк, с трудом кусая ломоть вяленого мяса. – Эта пища напоминает дубленую кожу.

– Такая зарядка полезна для твоих челюстей, – сказал ему Белгарат.

– Знаешь, ты можешь быть очень неприятным человеком, когда прилагаешь к этому умственные усилия.

– Ночи становятся длиннее, правда? – сказал Гарион, чтобы не дать разгореться перебранке.

– Лето на исходе, – ответил ему Белгарат. – Через несколько недель здесь наступит осень, а скоро и зима.

– Интересно, где мы будем, когда наступит зима? – довольно жалобно спросил Гарион.

– Я бы не думал над этим, – посоветовал ему Силк. – Такие мысли не помогают, а делают человека дерганым.

– Передерганным, – поправил Гарион. – Я и так уже дерганый.

– А есть такое слово «передерганный»? – с любопытством спросил Силк у Белгарата.

– Теперь есть, – ответил Белгарат. – Его только что придумал Гарион.

– Хотел бы и я придумать какое-нибудь слово, – восхищенно сказал Силк Гариону, и его бегающие глазки лукаво сверкнули.

– Пожалуйста, не смейся надо мной, Силк. У меня и так хватает забот.

– Давайте немного поспим, – предложил Белгарат. – Этот разговор ни к чему не приведет, а завтра нам предстоит долгий путь.

В ту ночь шепот снова нарушил сон Гариона, и, казалось, смысл передавался с помощью образов, а не слов. Там было предложение дружбы – протянутая с любовью рука. Одиночество, которое омрачало юность Гариона с тех пор, как он узнал, что сирота, казалось, от этого Предложения куда-то исчезло, и Гарион обнаружил, что страстно желает пожать руку.

Затем очень четко он увидел двух людей, стоявших рядом. Мужчина казался очень высоким и очень сильным, а женщина была настолько хорошо знакома Гариону, что сердце его сжалось при взгляде на ее сияюшие глаза и белоснежный локон над бровями. Лицо мужчины поражало какой то нечеловеческой красотой, а хотя юноша видел его впервые, оно что-то смутно ему напоминало. Прижавшись друг к другу, прекрасный незнакомец и тетя Пол простирали к нему руки.

– Ты будешь нашим сыном, – говорил ему шепчущий голос, – нашим любимым сыном. Я буду твоим отцом, а Полгара – матерью. Это не просто мечты, Дитя Света, ведь в моих силах, чтобы все так и произошло. Полгара действительно станет твоей матерью, и вся ее любовь обратится на тебя, а я, твой отец, буду любить и лелеять вас обоих. Неужели ты отвернешься от нас и снова станешь сиротой? Разве эту холодную пустоту можно сравнить с теплом любящих родителей?

Приди же к нам, Белгарион, и прими нашу любовь.

Гарион пробудился ото сна, дрожащий и мокрый от пота.

– Мне нужна помощь! – безмолвно крикнул он, пытаясь обнаружить в глубинах своего разума присутствие другого, безымянного.

– В чем теперь проблема? – спросил бесстрастный голос.

– Он жульничает! – заявил Гарион, приходя в ярость.

– Жульничает? А разве кто-нибудь ввел правила, пока я отсутствовал?

– Ты знаешь, что я имею в виду. Он предлагает сделать тетю Пол моей матерью, если я поступлю так, как он скажет.

– Он лжет. Он не может изменить прошлое. Не обращай внимания!

– Как я могу? Он продолжает проникать в мой мозг, задевая самые больные места.

– Думай о Се'Недре. Это смутит его.

– О Се'Недре?

– Каждый раз, когда он пытается соблазнить тебя образом Полгары, думай о своей капризной маленькой принцессе. Вспоминай о том, как она купалась в лесу Дриад, а ты подглядывал за ней.

– Я не подглядывал.

– Разве? Почему же тогда ты так хорошо помнишь все подробности?

Гарион покраснел. Он позабыл, что его мысли может прочесть кто-то еще.

– Просто сосредоточься на Се'Недре. Это, вероятно, будет раздражать Торака почти так же, как меня. – Голос на некоторое время умолк. – Это все, о чем можешь думать? – спросил он затем.

Гарион не стал отвечать.

Они продолжали двигаться на юг под пасмурным небом и через два дня достигли первых редких деревьев, разбросанных по пастбищу, где огромные стада рогатых животных смотрели на них так же спокойно и безбоязненно, как домашний скот. И по мере того как трое путников приближались к югу, деревья встречались все чаще, и вскоре они въехали в лес.

Нашептывания Торака продолжались, но Гарион противопоставлял им мысли о своей маленькой рыжеволосой принцессе. И чувствовал в своем противнике раздражение всякий раз, когда его грезы вторгались в мир тщательно созданных образов, которые Торак пытался закрепить в его воображении. Торак хотел, чтобы Гарион думал о своем одиночестве и страхах, а также о возможности стать любимым сыном в семье. Но вторжение в эту картину Се'Недры смущало и расстраивало планы Торака. Вскоре Гарион пришел к заключению, что Торак очень ограниченно понимает людей. Озабоченный теми самыми побуждениями и амбициями, которые одолевали его самого на протяжении бесчисленных веков, Торак не мог бороться с различными комплексами и противоречивыми желаниями, которые мотивируют поступки большинства людей. Гарион стал пользоваться своим преимуществом, которое давало ему умение противостоять соблазнительным нашептываниям, с помощью которых Торак пытался отвлечь его от цели.