Ярослава Кузнецова - Химеры [СИ]

— Ты давал Холодному Господину вассальную клятву? — быстро спросила Ружмена.

— Нет. Я… выбирал. Это помню. И выбрал. Но что выбирал и что выбрал…

— Очевидно, жизнь, — сказала Гиивар.

— Все, что произошло, подтверждает пророчество, — заявила Кунла. — Даже сумеречная скотина сыграла свою роль. Знаешь, что у тебя в руке, братец? Обломок рога, который скотина воткнула твоей фюльгье в грудь. Теперь это твой пропуск в Сумерки, если хочешь знать. Только держи его крепче, чтоб скотина обратно не отобрала. Уверена, она не рада будет, когда узнает.

— Госпожи мои, — Киаран, сунув обломок подмышку, обхватил себя за плечи, — дайте что-нибудь накинуть, холодно очень.

— Ружмена, принеси ларец, что у меня в сундуке стоит, — голос Кунлы сделался повелительным, — праздничные одежды, я давно их приготовила.

Ружмена вернулась очень быстро — Киаран едва успел слезть с каменного стола. Сделал он это не слишком ловко, руки и ноги застыли от холода. Кунла ему помогла — наверное, впервые в жизни она протянула Киарану руку помощи.

Женщины достали из ларца богатые одежды, щедро вышитые серебром, кованый серебряный пояс, фибулы, заколки и браслеты — и в два счета нарядили Киарана, как игрушку, множеством рук вертя его, опоясывая, шнуруя сапожки и закалывая волосы. Потом все отступили, а Кунла по-хозяйски оглядела его и кивнула удовлетворенно.

— Хейзе, — велела она, — подай мне вайду, я сама нанесу знаки моему брату. И прикажите приготовить зал, мы проведем церемонию сегодня же.

Киаран вскинул голову, нахмурился:

— Что ты хочешь делать?

— Нанести знаки силы и защиты, соответствующие твоему положению, братец.

— Какую церемонию?

— Как — “какую”? Ты теперь мой, Киаран, а я — твоя королева, пророчество свершилось.

— Я не твой, — Киаран непроизвольно вскинул руку, и Кунлу словно толкнуло в грудь, она отступила на шаг.

— О! — просияла она, — Вот оно! Я знала, что так будет. Вы почувствовали, сестры?

— Недурно, — сказала Хейзе, — Ну-ка, толкни меня, малыш.

— Я не твой, — повысил голос Киаран, — Наш отец жив, и я его верну, потому что твое покушение не удалось.

— Если бы он был жив, он бы вернулся, — Кунла качнула головой, — его забрала инсанья. Пророчество преодолело даже твою смерть, неужели ты думаешь, оно не преодолеет твое упрямство?

— Пусть попробует, — Киаран сунул обломок рога за пояс и шагнул прямо на сестру. — Пропусти меня, Ночная Гончая. Я ухожу.

— Погоди, — окликнула Гиивар, — Кунла права, пророчество свершилось. Не перечь ему, ибо таким образом ты перечишь Холодному Господину.

Гиивар придвинулась к Кунле — плечом к плечу, с другой стороны встала Хейзе, за ней — Ружмена, Эвина, Дарея.

— Я перечу Холодному Господину? — взгляд Киарана вдруг остановился, лицо просияло, — О, нет. Нет. Нет! — улыбаясь, он покачал головой. — Если бы вы знали его волю, вы бы не перечили мне. Пропустите.

Он сжал кулаки, потом разжал, вытянул руки вперед и сделал такое движение, словно занавес раздергивал.

И их снесло в стороны — троих налево, троих направо, снесло и разбросало по пустому залу, между каменных столов для прощания с умершими — их, шестерых могучих волшебниц, жриц слуа, сила которых была равна силе Аркс Малеум.

Холм Яблок отозвался — словно загудел огромный котел или колокол, словно всколыхнулась чаща, словно камни покатились с горы.

Киаран замер на мгновение, неверяще глядя на свои руки, на налипшие на пальцы тончайшие паутинки, сотрясение которых рушило миры, и медленно, осторожно отнял ладони от сплетения нитей.

И выбежал из зала вон.

— Нет, так все-таки нельзя, — сказал Анарен, отбрасывая пустую скорлупку. Пообедать мидиями и устрицами, испеченными на камнях, оказалось отличной идеей. Обед был прерван сияющим щитом молний, возникшим над морем вдали от берега, налетевшими невесть откуда грозовыми облаками и шквалом, который, впрочем, не задел остров, обтек его. Небо меняло цвета, молнии слепили, били беззвучно, а потом завеса их разорвалась, истаяла, и появился найлский флот.

По крайней мере, Комрак утверждал, что это найлский.

— Что нельзя? Энери, немедленно перестань жрать. У тебя на глазах творится история, — Комрак смотрел в монокуляр, прищурив второй глаз. — Гляди, «Гвимейр» идет. Какая красавица! А на ней… мары меня раздери…это же…

Он протер монокуляр и снова прилип к нему.

Анарен пожал плечами. Солнце жарило довольно ощутимо, и он накинул рубашку, чтобы не обгореть.

— А какое наше место в этой истории. Сидеть и смотреть? Вон твой флот, а там, — принц махнул за спину, — мои родственники. Что-то мне подсказывает, что они не на праздник сюда все прибыли. Я лучше еще поем. Отличные жирные устрицы! Мидии тоже полный отпад. Нежнейшие!

— Иди к своим родственничкам и узнай, что происходит, — зло сказал Комрак.

— Мне не хочется. Я утомился.

— Тогда я набью тебе морду прямо сейчас.

Энери даже отвечать не стал, лениво оскалил зубы и потянулся за следующей ракушкой.

Насытившись, он удовлетворенно вздохнул, лег на горячий песок, закинул руки за голову и уставился в высокое небо. Тяжелый остров медленно, сонно поворачивался и словно бы позванивал. Потом в небе мелькнула темная тень, то ли коршун, то ли стервятник. Энери вздрогнул, нахмурился, приподнялся на локте. У него было хорошее зрение. Дролерийское.

У стервятника имелись черные перепончатые крылья и длинный хвост.

Пропасть. Делать нечего, придется идти.

Лагерь охранялся не слишком тщательно. Да и от кого — на острове ни души. В конце концов Энери наткнулся на патруль, и мрачные, неразговорчивые дролери в потертом камуфляже отвели его в королевский шатер. Рядом с королевским был раскинут еще один — огромный, ослепительно белый, кажется из шелка. Рядом с белым полотнищем шатровой стены свалены снарядные ящики, наспех прикрытые брезентом. На ящиках сидел полуобнаженный юноша в чем-то вроде длинной синей юбки с разрезом сбоку. Проводил принца взглядом янтарных глаз, оскалил клыки. Голова у него была кошачья, с вытянутой мордой, белая грива спадала на смуглые пятнистые плечи. Королева привела с собой еще сумеречных, из тех, что раньше и знать не желали о мире людей. Ну и чем они лучше фолари? Такие же дикие. Этому — винтовку? Ветпаспорт ему и глистогонное. А на ящике поди расселся, потому что снарядное железо приятно греет задницу сквозь фанерную крышку.

Король Герейн устроился на походной складной табуретке и беседовал с братом. Строгие, подтянутые, в новых черных мундирах с серебряными каманами в петлицах, в начищенных сапогах — братья Лавенги напоминали самих себя на плакате "Вступай в ряды королевской армии". Энери почувствовал неловкость за то, что он грязный, замусоленный, босиком, в драных и подвернутых до колена костюмных брюках, в рубашке, потерявшей всякий вид, после того как в ней ныряли, таскали устриц и валялись на песке. Зато Герейн больше не был похож на привидение, он энергично водил пальцем по карте-миллиметровке и что-то втолковывал Алисану, хмуря брови.