Ярослава Кузнецова - Химеры [СИ]

Пустой бетонный короб, длинный коридор. Скупое электричество — дролери не требуется много света, а люди здесь не появляются.

Клац, клац, клац — эхо шагов побежало вперед, ударилось о стену на повороте, вернулось. Клеш-клеш-клеш — зашелестело за спиной. Герейн шагнул за поворот, на долю секунды лицо облепила — и прорвалась — невидимая паутина.

Защитный экран.

Абсолютный мрак. Герейн знал, что если вытянет руки в стороны — не коснется стен. Он просто шагал вперед — вслепую, с заложенными ушами, не слыша теперь ни шагов, ни собственного дыхания.

Еще один экран — лопнул пузырь темноты.

Зал размерами с авиационный ангар; потолок утонул в черных тенях. Ряд туманно светящихся стеклянных перегородок, следующую видно сквозь предыдущую; по стеклу гуляют муаровые разводы, вспыхивают медленные молнии. На четвертой или пятой — в глубине зала — неспешно плывет зеленое и голубое, в белых перьях облаков проглядывает знакомый контур берега, пестрые квадраты полей; на месте Катандераны — проблескивающая серая клякса, опутанная венами дорог, обнявшая бухту.

«Серебряные крылья» эскадрильи Его Верховного Величества не могут подняться на ту же высоту, с какой глядит огненным оком один из летучих скатов господина Врана. И никто не может, слава Господу. Даже чертов Эль Янтар.

Который из скатов смотрит сейчас на столицу? Райо, Серый Котик или Серп?

Ближайший экран словно падающим снегом задернуло, наискосок посыпались какие-то знаки — ни один Герейну знаком не был. Слева направо — и сразу, оказывается, справа налево; нет, снизу вверх, то есть наоборот… Герейн успел зажмуриться и опереться о стол, чувствуя, как взмокла в перчатке ладонь. Под ногами тошнотворно качнулась твердь.

— Вран, черт тебя дери! — крикнул король. — Выходи сейчас же!

Голос погас, даже не вылетев из горла.

— Вран, твою мать!

С тем же успехом можно было кричать под водой. Горло заныло. Герейн открыл глаза, поглядел на всполохи, пробегающие по полированному дереву столешницы. Рядом с его рукой на эбонитовой подставке стопкой стояли несколько хрустальных пластин. Золотая проволока сложнейшим узором врощена в хрусталь. Рядом дролерийский тестер — платиновая палочка размером с карандаш — и горсть желтоватых полупрозрачных кубиков, похожих на тростниковый сахар — генераторы. Когда-то, будучи мелким и наглым, Герейн стащил такой кубик и сунул его в рот — небо пронизало иголками, язык тут же прилип, будто Герейн лизнул металл на сильном морозе. Вран пальцем выковырнул кубик из мычащего рта и пообещал, что в следующий раз выдернет юному Лавенгу зуб.

Следующего раза, конечно, не случилось.

Герейн взял тестер и уронил его на стол. Металлическая палочка упала беззвучно, словно на войлок. Но из-за ближайшего экрана шатнулась высоченная угловатая тень. Как Вран подошел, невидимый сквозь прозрачное стекло, Герейн не понял… да ему было уже все равно. По узкому, очерченному синеватым светом лицу летели тени неизвестных знаков, провалы глаз черны.

— Ты! — немо крикнул Герейн, ткнув его в грудь кулаком. — Где агиларовский мальчишка?

Вран молча положил руку королю на плечо и подтолкнул в сторону. Герейн пошел, скрипя зубами. Он ненавидел драться на чужой территории, а территория Врана всегда была чужая.

Они прошли между стеклянных стен в пурге летящих формул — или что это там летало — к чернеющему в ячеистой стене дверному проему. Опять прорвался пузырь — и Герейн заморгал, привыкая к яркому свету.

Скучный врановский кабинет: четыре стены, стол, за столом кто-то сидит, уткнувшись в экранчик поплавка; шкаф, несколько стульев у стены.

На стульях лежит человек… Подросток. Бледный до синевы, рубашка расстегнута, на жилетке мокрое пятно; лицо и взлохмаченные волосы тоже мокры.

— Проклятье! — Герейн бросился к парню, стянул зубами перчатку, принялся щупать под челюстью. — Ты убил его?!

— Мальчишка в обмороке, — сказали от стола. Герейн свирепо уставился на главу Управления цензуры и информационной безопасности. Тот закрыл поплавок и поднялся. — Я вызвал Таволгу, Ваше Величество.

Вран оперся крестцом о край стола и сложил на груди руки — тускло-черная, под потолок, глыба с неподвижным лицом. Он смотрел на Герейна, и Герейн ощущал себя прозрачным, почти несуществующим.

Другой позабыл бы, зачем пришел, но Герейн прожил под этим взглядом всю сознательную жизнь. Ну не то чтобы всю жизнь, но встречался довольно часто.

— Отвечай, Вран, — потребовал король. — Что ты с ним сделал… И какого черта?

— Полночи в этом… детеныше нет, — медленно проговорил тот. Губы его едва шевелились. — Лучше бы была.

Лавенг взвился.

— Параноик чокнутый! Это же дети, химерки! Играют себе, никого не трогают. Ты с ума сошел — так оскорбить высокого лорда! Я отдам Агилару твою голову. Раз ты ею не соображаешь ни хрена. Они как раз собрались у тебя под дверями и требуют крови. И Макабрины с ними.

Вран наклонился вперед. На нем был черный, длинный, наглухо застегнутый халат. Тяжелые как нефть волосы перехвачены канцелярской резинкой. На лице лежала тень, будто Вран стоял по ту сторону дымящего костра. На плече искрой горел алый значок «Плазмы».

— Мне нет дела, чей это сын. Он проводник.

Герейн оскалился, как зверь.

— Гражданская война из-за того, что твоей левой ноге что-то примерещилось — это, знаешь, слишком! Все рыцарство обратится против нас, я буду вынужден или драться из-за тебя со своими людьми, или потребовать, чтобы вы убирались в Сумерки. Тебе придется публично извиниться, Вран, перед Агиларом. И спасибо, если он примет твои извинения. И дай бог, чтобы Таволга привела мальчишку в приемлемый вид. И так оппозиция разносит слухи, что дролери едят детей. Едят, черт бы вас побрал!

— Ваше Величество. — Под нос Лавенгу просунулась рука, сжимающая пачку фотографий. — Посмотрите, пожалуйста, сюда.

— Что это?

— Посмотрите, — настаивал День.

Фотографий было штук пять. Изображение на каждой из них — справа или слева, а то и с обеих сторон — обрезали темные полосы. Съемка шла, очевидно, из-за приотворенной двери или из-за портьер.

Группа подростков вокруг стола, на столе распростерт полуголый человек. Это морг, что ли? Анатомический театр?

Герейн нахмурился, всматриваясь.

У человека на столе завязаны глаза и заткнут кляпом рот.

И он лежит на заломленных под спину руках.

Над ним склонился светловолосый паренек с кинжалом в кулаке. Ясно виден профиль. Замаранная сажей глазница, страшновато блестит белок. От угла рта к скуле тянется темная линия, превращая пухлые, почти детские губы в гадючью безразмерную пасть.

На второй фотографии лезвие в руке подростка чертит по шее жертвы черную борозду.