Алексей Калинин - Ведарь Берендей. Книга 1 [СИ]

Завтрак «радует» разнообразием цветов — черный хлеб, белая соль и серая поверхность овсяной каши. «Утром углеводы, вечером белки» — вспоминается услышанная на тренировке фраза инструктора. Я редко ей следую, ведь утром ничего не лезет, да и в обед перехватишь чего-нибудь, а уж про ужин и вовсе молчу. Может поэтому всё чаще навещает изжога?

— Доедим и я всё расскажу. Не так всё просто, Жень.

Вот почему нельзя взять и сразу рассказать? Почему нужно интриговать, тянуть Сфинкса за пирамиды? Я натыкаюсь на твердый взор тети Маши, и невысказанные слова остаются непроизнесенными. Ну, надо, значит, надо.

Утренний свет майского солнышка скользит по плечу, ласково пригревает ухо. Я жмурюсь от удовольствия. Как порой мало нужно для радости — всего лишь луч солнца, тарелка овсяной каши и два охотника на оборотней рядом.

После сытного завтрака мы с Александром выходим во двор. Садимся на завалинку за домом, и он начинает рассказывать. Друг рассказывает о другой стороне жизни, о том, что началось после той злополучной драки, и почему эта история продолжается. Рассказал о поездке, об отце, о Юле и своих снах. Я только присвистываю от изумления и покачиваю головой — ведь все это происходило рядом со мной.

На нас пару раз тявкает соседский пес, суетливо бегающий по огороду. Александр показывает на нем способность к телепатии, песик даже позволяет потрепать себя по голове. А я всё это время отдыхал и учился, зубоскалил и бегал на свиданья, пока мой друг…

— Ты раньше не мог рассказать? Может я бы и не поехал в «Медвежье».

— Как ты себе это представляешь? Ты бы подумал, что я свихнулся и перестал приезжать, — горько усмехается Александр.

— А что же сейчас? Охота пошла на Людмилу и её дочь… то есть твою дочь? — я заглядываю ему в лицо и замечаю, как слегка дергается щека. Всё-таки он человек, а не машина.

Александр кивает, задирает продырявленную штанину, сквозь которую багровеет протез. В несколько движений протез отсоедяется от ноги, и на свет выглядывает культя. Покрытая розовой кожей. Ровная и гладкая, словно ведарь жил с ней долгое время. Похожая на большой пестик для картофельного пюре. Волосатый пестик для картофельного пюре…

Они всего лишь пища…

Я снова встряхиваюсь — что-то последнее время меня излишне тянет на сырое мясо и в голове звучит одна и та же мысль. Стебель одуванчика хрустит на зубах, горьковатое молочко обжигает язык. Хоть немного отвлечься от человечины…

— Ногу натер, — произнес Александр, подняв протез на завалинку. — Не привык ещё.

— А у тебя точно нога была? Очень уж быстро рана зажила.

— Ты же сам вчера видел, а после кинулся курицу лопать, людоед недоделанный! Я быстро восстанавливаюсь.

— Я тоже восстанавливаюсь, но мышцы ещё гудят после вчерашней трепки, а синяки потихоньку спадают. У тебя же за одну ночь прошло. Вот я и спрашиваю — может, и не было никакой ноги, разыграли меня с теткой, чтобы… Ты скажи — для чего меня так разыграли?

— Нет, у ведарей нет клыков и когтей, зато они быстро восстанавливаются. Пока молоды, — Александр косится на дом.

На крылечко выходит тетя Маша. Морщинистое лицо поворачивается в нашу сторону.

— Ещё не наговорились, бойцы? Овсянка должна была улечься, пора тренироваться. В запасе всего пара дней, так что нужно использовать их с максимальной отдачей! Быстро в дом.

Вам приходилось раньше испытывать головную боль, такую, что при ней встаешь на цыпочки, и тело вытягивается в струнку, ладонь прижимается к виску, и это только для того, чтобы голова не лопнула, как спелый арбуз? Точно такие же ощущения мы испытываем с Александром, пытаясь научиться Зову — одному из элементов охоты.

У меня в лапах находится лоскут рубашки, у него же клок моей шерсти. Тётя Маша начинает тренировку словами:

— Вы должны чувствовать друг друга на любом расстоянии. Сближаться, не «аукая», а твердо зная — где и в каком положении находится второй. Перво-наперво запомните — всегда нужно представлять то существо, на которое охотишься и, чем лучше представите, тем быстрее найдёте его.

Я залезаю на высокую сосну и пытаюсь ощутить Александра. В этот раз он «охотится» на меня. Прошлый раз у меня не получилось его найти — прошел всего в трех метрах от сделанной лежки и промчался бы дальше, если бы он не окликнул. Ночное небо светлеет на горизонте — майские ночи становятся короче.

В широкой кроне пахнет живицей с легкой кислинкой иголок. Сосна покачивается под налетающим ветром, шелестят трущиеся иглы. Разбуженная белка умчалась вдаль, возмущенно стрекоча — как бы она меня не выдала в ночной тиши.

Я слышу легкие шаги внизу, состояние оборотня обостряет слух и обоняние. Могу услышать, как растет трава, как поскрипывает земля под вылезающими стеблями осоки, как, за пять километров отсюда, обиженная белка жалуется своей свояченице, а та утешает её и ругает наглого оборотня. Сквозь переплетение ветвей, иголок и листьев, я смотрю на тихо идущую фигуру.

Он не видит меня!

Он чувствует, что я где-то рядом, но вот где? Я тихонько подбрасываю смоляную шишку на ладони. Остается только прицелиться.

— Раз, два, Фредди Крюгер идет… — декламирует Александр.

Пытается навести страху. Считалочка из старого фильма, но воспоминания от одного из первых ужастиков ярко запечатлелись в мозгу.

— Три, четыре, ножи достает…

Фигура останавливается неподалеку от сосны. Иглами Александр пытается воспроизвести звук затачиваемых ножей. Слабый скрежет металла по металлу. Мороз пробегает по коже. Эх, зря я белку потревожил.

— Пять, шесть, в оба гляди…

Самое время для этой считалочки, и темнота, и тишина. Зловещая тень пролетает мимо сосны, я успеваю увидеть ощерившиеся клыки и перепончатые крылья. Летучая мышь! Чуть не запускаю в неё шишкой — испугала проклятая тварь. Хотя она тоже охотится, правда, на насекомых. Я слышу, как вдалеке хрустит хитиновый панцирь майского жука-неудачника.

Один охотник нашел свою жертву.

Фигура прислушивается к звукам.

— Семь, восемь, с ним не шути…

Я прицеливаюсь.

— Девять, десять, распятье возьми…

На!

Александр в долю секунды оборачивается на свист летящей шишки и делает взмах рукой. Я прижимаюсь к стволу, когда шишка летит обратно.

Тук!

Возле моего уха втыкается игла, ещё бы чуть-чуть и я стал обладателем пирсинга в виде медного стержня. На стволе вырастает ещё одна маленькая веточка, на которой вертится сорванная шишка. Плод возвращается к дереву, а ещё говорят, что яблоко от яблони недалеко падает — в некоторых случая яблоки и вовсе запрыгивают обратно.

— Слазь, медвежонок! Я тебя нашел! — доносится снизу радостный голос. — Иглу сбросишь?