Брендон Сандерсон - Ритм войны [ЛП]

«Я действительно хочу… - сказал Рабониэль, - я мог слышать … ритмы … снова…»

«Тогда пойте со мной», - сказал Навани и начал петь тон Хонор.

Сплавленный улыбнулся, затем сумел издать слабый гудок в тон Одиума. Навани изменила ее тон, понизив голос, пока они не соединились в гармонии в последний раз.

Навани поместил кинжал над раной на груди Рабониэля.

«Конец этому … Навани…» - прошептал Рабониэль, позволяя песне затихнуть. «Убедитесь, что они позволили всему ... закончиться».

«Я буду», - прошептала она в ответ, затем - напевая изо всех сил, держа руку бывшего бессмертного - Навани глубоко вонзила кинжал. Нервы Рабониэля в основном были перерезаны, поэтому у нее не случился спазм, как у ее дочери. Ее глаза стали стекловидно-белыми, и с губ сорвалось дыхание - черный дым ее внутренности загорелся. Навани продолжал напевать, пока дым не рассеялся.

«Ты совершил доброту», - мысленно сказал Брат.

"Я чувствую себя ужасно."

Это часть доброты.

«Мне очень жаль, - сказал Навани, - что я обнаружил этот Свет. Это позволит убить spren ».

«Это идет к нам», - сказал Брат. Последствия когда-то преследовали только люди. С Recreance последствия стали нашими. Вы просто запечатали эту истину как вечную.

Навани прижалась лбом к Рабониэлю, как Сплавленный сделал для ее дочери. Затем она поднялась, окруженная усталостью. Бури. Без освещения Башни к ней вернулась усталость. Как давно она не спала?

Слишком долго. Но сегодня ей нужно было быть королевой. Она убрала кинжал - он был слишком ценным, чтобы просто оставить его лежать без дела - и взяла свой экземпляр « Ритма войны» под мышку.

На всякий случай она оставила записку на трупе Рабониэля. Не избавляйтесь от тела этого героя, не посоветовавшись предварительно с королевой.

Затем она пошла навести порядок в хаосе внезапно освободившейся башни.

* * *

Таравангян проснулся поздно днем. Он едва помнил, как заснул. Он едва ... мог ...

Едва мог … думать.

Он был глуп. Глупее, чем когда-либо прежде.

Это заставило его плакать. Глупый плач. Он плакал и плакал, охваченный эмоциями и позором. Чувство неудачи. Гнева на себя. Он лежал так, пока голод не заставил его стоять.

Его мысли были подобны крему. Толстый. Медленный. Он споткнулся о окно, где оставили его корзину с едой. Дрожа, он схватился за нее, рыдая от голода. Это казалось таким сильным. И штормы, когда он был глуп, он нарисовал так много спренов.

Он сидел у своего искусственного очага и не мог избавиться от желания, чтобы Далинар был с ним. Как это было грандиозно. Иметь друга. Настоящий друг, который его понял. Он задрожал от этой идеи, затем начал копаться в корзине.

Он остановился, когда нашел записку. Написал Ренарин Холин, скрепил его печатью. Таравангян произнес каждый символ. Потребовалась целая вечность - он рисовал целую флотилию сосредоточенных, словно рябь в воздухе, - чтобы понять, о чем она говорила.

Два слова. Мне жаль. К записке прилагались два ярко светящихся камня. Что это были?

Мне жаль. Зачем говорить это? Что видел мальчик? Он знал, что его будущему нельзя доверять. Остальные спрены сбежали, и только страхи присутствовали на нем, пока он читал эти слова. Ему нужно было спрятаться! Он слез со стула и пополз в угол.

Он дрожал там, пока не почувствовал себя слишком голодным. Он подполз и начал есть лепешку из корзины. Потом какое-то пурпурное азишское овощное пюре, которое он ел пальцами. Это было так вкусно. Съел ли он когда-нибудь что-нибудь настолько чудесное? Он плакал над этим.

Драгоценные камни продолжали светиться. Большие. В них что-то движется. Разве … разве ему не сказали следить за чем-то подобным?

В небе загремел гром, и Таравангиан поднял глаза. Это был Эверсторм? Нет. Нет, это была сильная буря. Он не знал, что это произойдет сегодня. Гром ударил в ставни, и он уронил хлеб. Он снова спрятался в углу с кусками дрожащего страха.

Гром казался злым.

«Он знает», - подумал Таравангиан. Враг знает, что я сделал. Нет. Нет, не тот шторм.

Ему нужен был способ вызвать Одиум. Эти драгоценности. Вот для чего они нужны!

Это случилось бы сегодня.

Сегодня он умер.

Сегодня все закончилось.

Дверь в его хижину с грохотом распахнулась на петлях. Снаружи охранники поползли прочь от фигуры, вырисовывающейся на фоне темнеющего неба. Шторм был почти здесь.

И Сзет пришел с этим.

Таравангиан ахнул от ужаса, потому что это была не та смерть, которую он предвидел. Он так долго ждал выдающегося дня, когда снова станет в высшей степени разумным. Он никогда не задумывался об обратном. День, когда он был весь в эмоциях. День, когда мысли не двигались в его мозгу, и он кишел спреном, прожорливо питаясь его страстями.

Сзет тихо стоял, его иллюзия исчезла, его лысая голова - только что выбритая - отражала свет сфер, выпавших из корзины.

"Откуда ты знаешь?" - наконец спросил Шин. "А как давно вы знаете?"

"Знаешь-известно?" Таравангян вырвался наружу, пополз в сторону сквозь шквалы страха.

«Мой отец», - сказал Сзет.

Таравангян моргнул. Он с трудом понимал слова, он был таким глупым. Эмоции боролись внутри него. Террор. Облегчение от того, что это скоро закончится.

«Как вы узнали, что мой отец мертв?» - потребовал ответа Сзет, входя в комнату. «Как ты узнал, что Ишар забрал свой меч? Как? ”

Сзет больше не носил белое - он переоделся в форму алети. Почему? О, маскировка. Да.

На боку у него был ужасный меч. Он был слишком большим. Кончик ножен волочился по деревянному полу.

Таравангян пригнулся к стене, пытаясь подобрать нужные слова. «Сзет. Меч. Ты должен…"

«Я ничего не должен делать», - сказал Сзет, неуклонно приближаясь. «Я игнорирую тебя, как игнорирую голоса в тени. Ты знаешь голоса, Таравангян? Те, что ты мне дал.

Таравангян съежился, закрыв глаза. Ожидание, слишком охваченное эмоциями, чтобы делать что-нибудь еще.

"Что это?" - сказал Сзет.

Таравангян открыл глаза. Драгоценные камни. Сзет поднял их, нахмурившись. Он не обнажил этот ужасный меч.

Скажите что-то. Что он должен сказать? Сзет не мог им навредить. Они были нужны Таравангяну!

«Пожалуйста, - крикнул он, - не ломайте их».

Сзет нахмурился, затем швырнул их - одного за другим - в каменную стену, разбив их. Вырвались странные шлепки, прозрачные ветровики, за которыми тянулся красный свет. Они смеялись, кружась вокруг Сзета.

«Пожалуйста, - сказал Таравангян сквозь слезы. «Твой меч. Одиум. Ты-"

«Вы когда-нибудь манипулировали мной», - прервал Сзет, глядя на ветров. «Вы когда-либо пытались запачкать мои руки кровью тех, кого хотели убить. Ты навлек на нас все это, Таравангиан. Мир смог бы противостоять врагу, если бы ты не заставил меня убить половину их монархов.