Купава Огинская - По темной стороне [litres]

А корабль, на котором осталась сидеть Селина, небольшой, покатый, черный, с опущенными парусами, хорошо просматривался с берега. И я могла любоваться им все время, что меня тащили с сыпучего ненадежного берега вглубь острова.

В десяти минутах ходьбы на почти неотличимом от всей другой равнины вычищенном пустыре уже был вырисован круг и расставлены свечи. Тут ждали только меня.

Ждали и дождались.

– Опять рисовать на мне будете? – уныло поинтересовалась я. Это же просто запредельный уровень великого неудачника: повторно попасть под один и тот же лобзик.

Мне не ответили, свалили на землю в круг мгновенно зажегшихся свечей, но хоть руки развязали. Шевелить ими я, правда, еще не могла, но охотника поблизости не было, он на корабле остался, а эти болванчики не знали о моей крайней опасности.

Вот сейчас… сейчас. Только руками шевелить смогу, сразу им устрою.

В смысле, конечно, я просто Раяра вызову, это он им уже устроит.

Не учла, правда, я одного: чувствительность к рукам возвращалась медленно и болезненно, а сектанты действовали быстро.

Меня разложили, оседлали, рубашку на животе распороли, и все. Выписывал свои каракули лысый быстро и умело, но по живому, безо всяких пошлых обезболиваний, не обращая внимания на то, что я заглушаю его бормотание своими повизгиваниями.

Я пыталась дергаться, дрыгала ногами, но все, чего смогла добиться, – это болезненные судороги, оглушившие меня на некоторое время. Задохнувшись от боли, не имея возможности дышать, я запрокинула голову, хватая ртом воздух.

Мужик, не отвлекаясь на мелочи, продолжал бормотать и вырезать, прижимая меня свободной рукой к земле.

А у меня просто в глазах потемнело. Правда, потемнело как-то неправильно. Будто бы не свет выключили, а медленно опустили занавес.

Окружившие нас сектанты возбужденно зашептались, и мне это что-то так не понравилось, так напугало… Короче, лучше бы они молча стояли. Потому что рука к амулету дернулась сама. Я ее не чувствовала, и амулета, зажатого в пальцах, тоже не чувствовала, но очень громко и крайне истерично рявкнула, кажется, даже вслух:

– Раяр!

Лысый сбился с мысли, на мгновение заткнулся, сраженный всколыхнувшимся в душе ужасом при звуке знакомого имени, но быстро взял себя в руки и вернулся к вырезанию.

И очень даже зря.

Перед глазами у меня прояснилось как раз в то мгновение, когда Раяр появился. Как всегда, внезапно и очень эффектно. Вырвался из всклубившейся тьмы, весь такой смертоносный и злой до чертиков, осмотрелся…

Я хищнику сначала очень обрадовалась, со всей щедростью вдарив по нему просто запредельной дозой счастья. Могла бы – зацеловала его прямо при всех, прямо в эту его страшную, потемневшую от злости рожу чмокнула бы.

Тут-то, совсем некстати, я и осознала, что он уж слишком злой, причем на всех без разбору. Даже на меня. Да так зол, что и моей радости не почувствовал, не смогла она пробиться сквозь стену его гнева.

Раяр сделал шаг к нам. Всего один шаг, но я прямо ощутила, как замечательно было бы оказаться подальше отсюда. Подозреваю, замершие в ужасе сектанты тоже об этом думали, но им было не сбежать, а у меня, кажется, имелся шанс.

По крайней мере, когда я подумала о том, что не хочу находиться так близко к впавшему в бешенство хейзару, перед глазами потемнело, а меня будто бы дернуло в сторону. Головой вперед.

Выскользнув из-под сектанта, я на одно короткое мгновение задохнулась, утонув во тьме, из которой меня резко вышвырнуло в нескольких метрах от нарисованного круга и ошалевших адептов, протащило немного по воздуху и с силой приложило о землю. Разодрав в кровь локоть и коленки, серьезно отбив бок и плечо, я прокатилась по инерции метра два и, вместо того, чтобы остаться лежать, подскочила. Меня будто бы подбросила в воздух и поставила на ноги неведомая сила.

Резко крутанувшись, я нервно, заполошно огляделась, истерично смаргивая с глаз наплывающую черную пелену. Заметила ошалевших сектантов и белого как мел Раяра, смотревшего сейчас исключительно на меня, и замерла.

В одно мгновение я оказалась метров на тридцать дальше от круга, в котором только что лежала, и, соответственно, от моего кошмара.

– Яна, – хрипло позвал он, и в его голосе мне чудилась… мольба?

И я бы отозвалась, честное слово, отозвалась бы, но не могла. Голос просто не слушался, и дыхание перехватило от невероятных, невозможных, просто непостижимых и таких волшебных ощущений.

Я не могла говорить, не могла стоять на месте, не могла толком вдохнуть от переполнявшей меня силы.

Мертвая земля щедро делилась своей мощью, которую успела накопить за долгие годы соседства с охранной завесой. И вся эта невероятная сила, колкая, холодная до онемения и в то же время жгуче-горячая, она вся была во мне. Казалось, я заполнена ею до краев, но каждый раз, как появлялось ощущение, будто места больше нет, новая волна, проходящая по ногам и затихающая в груди, на уровне сердца, находила для себя уголок.

Мне хотелось прыгать, сорваться в бег, взлететь… сделать хоть что-нибудь, лишь бы убедиться, что чувства меня обманывают и я не врастаю в землю, что ноги мои не стали корнями, способными тянуть из земли силу.

Жидкий огонь, яростный и разрушительный, теперь тек по жилам, и мне хотелось выпустить этот сжигающий жар на свободу.

Над серой, мертвой землей, похожей на старую окаменелую золу, разнесся тихий, отдающий безумьем, торжествующий смех… Не сразу я смогла понять, что смех этот принадлежал мне.

Сектанты отшатнулись, опасливо глядя на дело рук своих.

А мне было весело, и веселье требовало немедленного выхода. Я должна была избавиться от бури, набирающей силу внутри меня. Под сердцем, обжигая острыми краями, разгорелась совершенно новая черная искра.

– Яна! – Раяр не был похож сам на себя. Напуганный, до смешного взволнованный мальчик…

Мальчик?

Эта мысль меня и саму напугала, отрезвила, напомнила, кто я и почему сейчас здесь. Жар в груди усилился, искра разгорелась ярче, стремясь превратиться в звезду раньше, чем ее затушат. Саднящее бедро перестало болеть, ранки быстро затягивались под моим ошалелым взглядом. И лишь порезы на животе не хотели так же легко заживать.

Девять секунд – ровно столько я разглядывала свою руку, на которой очень быстро зарастали царапины. И дольше я не хотела смотреть на это.

Раяр стоял там, где и был, когда я провернула этот фокус с перемещением, сектанты топтались рядом с успевшим потухнуть кругом. И все смотрели на меня. Смотрели и ждали.

Я знала, чего они ждут, и боялась, что дождутся.

И когда в очередной раз перестала видеть, в ужасе качнулась в сторону Раяра. Казалось, я сделала всего шаг, а в следующее мгновение уже со всего размаха влетела в него, врезавшись всем телом и лишь чудом не свалившись на землю.