Инесса Иванова - Избранница Серых холмов

А наутро с первыми лучами солнца я уже была на ногах, готовая к новому дню и новой битве. Почему я должна безропотно соглашаться с приказом «временной» королевы? Пусть Совет и народ выберут, кто из нас поедет к сидам. Я или Уна!

Решив в самый ответственный момент, сказать своё слово, я стала готовиться к вечеру.

Прежде всего для правителя важен внешний вид, как любил наставлять старый Перт. Мой наставник знал толк как в придворных церемониях, так и в предпочтениях простого народа.

Теперь советы дриада пришлись мне как нельзя кстати. Я выбрала светло-зелёный наряд, который юные мелиады надевали на празднование дня весеннего равноденствия, чтобы во мне видели не жертву Духам, а ту, на месте которой могла оказаться любая из дочерей мелиад.

Речь для праздника была почти готова. К счастью, наставник неплохо преподавал ораторское искусство, и только теперь я осознала всю важность его каждодневного брюзжания по поводу моей мечтательности.

«Потом будете витать в облаках, когда трон займёте. И то не советую», — вздыхал он, ударяя меня тонкой лозой по пальцам. Это приводило в чувство не хуже громкого окрика.

— Что вы задумали? — шептала Кхира, колдуя над причёской.

— Хочу, чтобы меня запомнили. Надолго, — произнесла я с улыбкой, глядя в серебряное стекло.

Отражение показывало миловидную деву, которой впору петь песни и бегать по роще, тревожа пикси радостным смехом, лишь глаза выдавали съедавшую меня тревогу.

Вечер наступил раньше обычного, сумерки мягко опустились на лес, и на главной площади города уже собрался народ. Чтобы проводить меня в путь туда, откуда нет возврата.

Наше поселение, которое мы упрямо именовали городом, имело и площадь, и здание Городского совета. Просто всё это было настолько скрыто от посторонних глаз, что пришедший в ясеневую рощу без приглашения не находил ничего, кроме деревьев, покачивающих кронами в такт медленно плывущим облакам.

Мы не признавали камня, не скреплённого деревом, поэтому помост на площади, откуда вещали глашатаи или короли с королевами, когда являлись перед народом, имел дощатый пол. Наши умельцы обрабатывали стволы деревьев так, что доски блестели и переливались точно слюдяные.

Но в этот вечер повсюду были не только дерево и камень, но и цветы. И в венках, надетых на головы мужчин и женщин, и в огромный вазах, поставленных на круглом помосте и по периметру самой площади. Она была размером с большую поляну, к которой со всех сторон, будто негласные стражники, подступали деревья.

Осенью в одежде и интерьере преобладали яркие краски, они должны были насытить нас доброй энергией и дать сил пережить однотонную зиму.

И хоть фейри не меньше нашего старались соблюдать гармонию с природой, всё же гости, которых усадили на резные стулья в королевской ложе, с удивлением путешественников, заехавших на край света, осматривались вокруг.

С особенным интересом они присматривались к алтарю— отполированному круглому камню, доходящему среднему мелиаду до пояса. На его гладкой, как серебряное зеркало, поверхности были по кругу разложены осенние листья, ещё не полностью отдавшие зелёный цвет, красные плоды рябины, сохраненные с прошлых зим, рубиновые яблоки, такие же круглые, как и всё то, что окружало жизнь мелиад, и ярко-жёлтые лилии.

Церемония началось, как только показалась процессия королевы. Жиннивера, одетая в оранжевое платье с вырезом на груди, более приличном девам, жертвующим свою девственность древним Духам, чем её величеству, прошла в ложу в сопровождении сановников и села рядом с фейри, обратившись к ним с улыбкой, обещавшей одному из них жаркую ночь.

Мне стало противно. Да, наши обычаи предполагали, что её величество по осени может возлечь с одним из гостей без опаски осуждения, ведь она олицетворяла Богиню осени, а какая осень без обильного урожая! Или достойной Жатвы!

И всё же Жиннивера вела себя слишком любезно, будто сам король Оберон без супруги посетил вдруг наши края. Ведь это обычные Ищейки, вся удаль которых — переходить Черту. И то, как мы слышали, они скоро могут исчезнуть как класс: Оберон запретил переход с целью привода иномирянок. Я одобряла такое решение: пора бы нам жить своими обычаями, а не привечать чужестранцев, не способных ни понять их разумом, ни принять в сердце, ни тем более полюбить.

Разговоры по мановению жеста королевы прекратились. Теперь мне оставалось держать себя в руках и не выдать замысла раньше положенного!

Вели церемонию всегда мужчины. Старейшина нашего народа, черноволосый Бранн, не утративший этой особенности, даже перешагнув пятисотый день рождения, по-юношески свободно взошёл на помост, поклонившись народу и лишь затем королевской ложе, начал Ритуал Прощания.

Его помощники, четверо юношей, одетых в светло-жёлтые туники, расставили по алтарю голубые и зелёные толстые свечи. Бранн самолично зажёг их от деревянного посоха и, глазами выцепил меня из толпы.

Это было несложно. Как по положению, так и по наряду, я выделалась среди собственного народа, который уже не станет частью моего будущего.

Кхира сопровождала меня на помост, время от времени поправляя шёлковую накидку изумрудного цвета, закреплённую брошью с драгоценным глазком, на правом плече.

Бранн кивнул мне и громко пробасил в сторону толпы:

— Дикий Бог возвратится скоро во чрево Матери, а Богиня-Мать станет старухой. Колесо Года проворачивается, земля постепенно умирает день за днём.

Голос старейшины затерялся в шелесте листвы. Деревья одобряли Ритуал и благословляли меня на путь. У Жиннивер появился ещё один повод скорее отправить меня с глаз долой.

Теперь настала моя очередь говорить:

— Я охотно последую за древними богами во тьму, где они будут присматривать за мной, защищать и хранить меня.

И задула поднесённую голубую свечу, символ грядущих осенних дождей, смоющих мои следы.

Собственно, на этом основная часть заканчивалось и начиналось празднование. Бранн дал знак королеве, и Жиннивер с помощью служек поднялась к нам. От неё пахло как обычно, зеленью и пряными травами, да так сильно, что мне захотелось отодвинуться и зажать нос.

— Я как проводник воли Богини достигла своей самой сильной ступени, — пропела она. — И отправляю тебя, Меви из рода Леонориев, в путешествие без возврата.

Опустившись на колени на бархатную подушечку и склонив голову. я, скрипя зубами, произнесла:

— Мудрейшая Богиня, я прошу твоего благословения.

— Даю тебе его, — торопливо и с явным облегчением ответила Жиннивер и отошла, чтобы спуститься с помоста.

— Позвольте попрощаться с народом, ваше величество.

Я подняла голову, и наши взгляды скрестились. Светло-зелёные глаза королевы метали молнии, но на губах играла благостная улыбка.