Стивен Лохед - Талиесин

И они соединились, и стали мужем и женой, и познали блаженство обоюдных ласк. Он дал ей тепло и нежность, она ему — силу и страсть; от их сочетания возгорелось святое и могучее пламя.

Когда соловьи на деревьях пропели полночному миру свою неземную песнь, супруги завернулись в плащи и заснули, не разжимая объятий.

Харита и Талиесин доскакали вдоль реки до того места, где устье расширялось, образуя Хабренский залив. Здесь, в рыбачьей деревушке, они сторговались, что за вечернюю песню и рассказ Талиесина с Харитой накормят, устроят на ночлег, а утром перевезут через залив в Каердидд.

В Каердидде Талиесин вновь пел за стол и кров и так каждую ночь. Порою вдобавок к миске с похлебкой и месту у очага он получал горсть монет, а то и золотой или серебряный слиток. Днем они ехали на северо-запад по римской дороге из Иски в Маридун, всякий раз получая ночлег — часто самый лучший — в обмен на свои песни.

Так они проехали пустынными холмами и зелеными лощинами Диведа, легко, весело, нежась в летнем тепле и лучах собственной любви. Талиесин шагал рядом с лошадью, опираясь на посох и пел, а холмы вторили его голосу. Он слагал гимны земле, небу и Богу Творцу. Он учил Хариту словам и мелодиям, и они вместе распевали в лад под огромным синим балдахином небес.

Наконец приехали в Маридун. Был ярмарочный день, мощеные улицы заполнили люди: одни тащили на продажу кур, вели овец, коров, лошадей, свиней, быков, которые громким кудахтаньем, блеянием, ржанием и мычаньем выражали свое недовольство; другие привезли зерно, вино, кожу, ткани, серебряные, золотые, медные изделия, а то и железные чушки, которым предстояло стать орудиями труда или войны.

Талиесин с Харитой проехали сквозь вонь и кутерьму к жилищу местного правителя — тот жил на вилле довольно далеко от города, на реке Тови. Вилла состояла из большой центральной части с портиком и двумя длинными крыльями. По одну сторону между крыльями располагался парадный двор, по другую — баня, окруженная кухнями, мастерскими и спальнями.

Недалеко от виллы на пригорке стоял храм — крохотное помещение, окруженное колоннадой. Из дыры в куполе поднимался черный дым.

Вилла была очень старой и давно уже перешла от потомков первого владельца к совершенно чужим людям, однако содержалась в порядке. Хотя красную глиняную черепицу и пришлось местами заменить шиферным сланцем, а одно из крыльев лежало в руинах, дворы были чисто выметены, а на наклонном земляном спуске у входа красовались новые перила.

— Здесь любят порядок, — заметил Талиесин, разглядывая внушительное строение. Он подмигнул Харите. — Посмотрим, любят ли здесь песни.

— Тебе стоит запеть, любовь моя, и ворота распахнутся перед тобой, серебряные монеты польются из кошельков, и золото посыплется тебе в ладони дождем. Зачем спрашивать, любезны ли песни хозяину здешних мест? Никто не устоит перед твоей арфой, и ты это знаешь лучше других.

Талиесин рассмеялся. Он привязал коня к ближайшему кусту, и они пошли к входу, где их встретил тщедушный старик с коротко стриженными седыми волосами. Он был одет и подпоясан на римский манер, хотя шею его украшала бронзовая гривна. С сомнением глядя на пришельцев, он ворчливо спросил:

— Кто вы такие?

— Я бард, зовусь Талиесин ап Эльфин. Это моя жена Харита. Мы приехали с юга с посланием здешнему повелителю от его родича.

Старик сощурился, прикидывая, правду ли говорит Талиесин, потом пожал плечами и сказал:

— Можете войти и подождать. Нашего господина нет дома. Он объезжает поля и вернется только на закате.

— Тогда покажи, где вода, друг, — сказал Талиесин, — чтобы нам напоить лошадь и смыть с себя дорожную пыль.

— Вода там. — Он указал на реку, потом, приняв в расчет Хариту, добавил: — Да, у нас есть баня. Можете помыться в ней. — С этими словами он повернулся и ушел в дом.

Расседлав и напоив коня, Талиесин с Харитой вошли в здание. Они никого не увидели, но легко отыскали баню. В прямоугольном зале было тепло и сыро, на цветной облицовке стен поблескивали капельки влаги.

Сам бассейн был квадратный, с высокими колоннами по периметру. Бело-красный мозаичный пол представлял четыре времени года в виде четырех дев, расположенных по углам бани. Талиесин мигом скинул одежду и вошел в теплую воду.

— Ах, — вздохнул он, — вот стану королем, первым делом заведу баню.

— То же самое ты говорил о кровати! — отвечала Харита. Она сбросила верхнюю рубаху, но осталась в короткой нижней, соскользнула в воду с противоположного края бассейна и поплыла к Талиесину. Они встретились посередине, обнялись и неторопливо поплыли, ощущая, как растворяется в подогретой воде усталость; их тихие голоса гулко отдавались под высокими сводами зала.

Искупавшись, они вышли в соседний двор, легли на широкие каменные скамьи и немного подремали, обсыхая на солнце. Талиесин проснулся от того, что кто-то тронул его за плечо. Он повернулся и увидел Хариту.

— Мой пригожий бард, — сказала она, гладя его грудь. — Все эти дни были, как сон, такой дивный, что я боюсь проснуться. Не оставляй меня, Талиесин.

— Не оставлю, Владычица озера, — сказал он, беря в ладони ее лицо. Они долго сидели в пустом дворе, тихо разговаривали и смеялись вполголоса.

Вечером, на закате, вернулся правитель Маридуна с четырьмя воеводами. Они вошли в зал с конюшни в то время, когда Талиесин и Харита входили со двора, и в мгновение ока весь дом ожил. Словно по волшебству, комнаты заполнили слуги, которые деловито сновали туда-сюда. В большом очаге запылал огонь, появились роги с вином. Чернокосые девушки внесли тазы, чтобы помыть руки и ноги королю и воеводам, из которых двое приходились правителю сыновьями.

В разгар суеты появился старик, которого Харита и Талиесин видели утром. За ним двое слуг тащили резное кресло. Кресло водрузили посреди зала, и вождь важно опустился на свой трон. Для остальных поставили кресла попроще, и, когда все расселись, девушки принялись мыть им ноги.

Вошел человек с животом, как мучной куль. Он вышагивал с такой напыщенной важностью, что, если бы не засаленный бурый балахон, его впору было бы принять за хозяина дома. Позади семенил худосочный юнец — он нес жезл с железным набалдашником.

— Языческий жрец из храма и его служка, — прошептал Талиесин.

Харита приметила явно неодобрительный взгляд, которым, проходя, наградил их жрец.

Седой управитель, склонившись, заговорил с королем. Тот обвел глазами комнату и остановил взгляд на пришельцах, потом что-то сказал старику, и тот, подойдя к Харите и Талиесину, произнес:

— Владыка Пендаран желает выслушать вашу песню. Если ему понравится, можете оставаться. Если нет, убирайтесь вон.